Куда улетают ангелы

Телевизор, старый-старый видеомагнитофон, на котором можно смотреть старые-старые кассеты, всякую кухонную утварь, и вообще все мало-мальски ценные или просто дорогие мне вещи я унесла к Токмачеву, включая компьютер, новый плоский монитор и принтер. Но остались еще просто наши вещи — одежда, обувь… Пять огромных полок в шкафу и два выдвижных ящика, где лежало непонятно что, но все очень нужное — лекарства, фотографии, старые записные книжки, всякие отломанные дужки от летних очков, запасные части от миксера, которого уже нет… Потом — книги, книги… Одна надежда — что продать их сейчас не так просто — никому они не нужны, старые томики Волошина и Ахматовой, да и новые роскошные Варькины книжки тоже — умаешься продавать. А игрушки Варькины уж тем более — их они просто выбросят…

Я посмотрела на часы — пол-одиннадцатого вечера. Да, поздновато. Но я все же открыла дверь и спустилась на четвертый этаж. Номера квартиры тети Паши я не помнила, а вот дверь помнила отлично — тетя Паша первая во всем подъезде поставила металлическую дверь, обила ее красивой коричневой кожей с золотыми наклепками по краям.

Тетя Паша жила всю жизнь со своей сестрой, легендой советского кино, у которой было несколько мужей, но не было детей. Пока та была жива, никому и в голову не приходило, что компаньонка, прислуга, бессловесная, глуповатая тетя Паша — ее старшая сестра. Актриса скоропостижно скончалась в начале девяностых, будучи к тому времени в очередном трагическом разводе, и тетя Паша проявила невероятную энергию, отвоевав квартиру у городских властей. В квартире было шесть комнат, а может, и больше. И теперь она уже много лет сдавала комнаты по две, по три. У нее была очень своеобразная клиентура. Ее квартиру скорей можно было назвать частным отелем на двух-трех постояльцев. Тетя Паша сама готовила, а со временем наняла приходящего повара. Она сделала великолепный ремонт. Кто-то к ней приезжал годами. Кого-то посадили, кто-то уехал насовсем, но оставил ее адрес надежным людям. Я не знала, есть ли у нее свободные комнаты и какие теперь расценки… Но решила попробовать поговорить с ней.

Тетя Паша открыла дверь и узнала меня сразу.

— Леночка!

— Тетя Паша, извините, что без звонка…

— Да проходи, проходи! Я не сплю до двух — до трех. Сейчас все фильмы, самые такие, знаешь, по ночам… Вот бабка и грешит, — она рассмеялась. — Ты что, просто так или поселить кого хочешь?

— Теть Паш… А есть комнаты, да?

— А надолго надо? И кому смотря.

— Теть Паш, я даже не знаю, как сказать… Это надо моей очень хорошей подруге, я ее знаю, как себя, у нее тоже дочка семи лет.

Тетя Паша внимательно посмотрела на меня.

— Садись, присаживайся. Это не ты сама, случаем?

Понятно, годы такой работы делают прекрасным психологом. Но как тогда о цене спрашивать? Драть деньги она с меня не будет, а задаром — я не пойду, да и она не пустит.

— Нет. Не я.

— А! — она успокоилась. — Да, есть, три самые лучшие комнаты свободны.

— А… сколько они стоят?

— А человек, подруга твоя, действительно надежная? А то у меня сейчас одна живет, к ней депутат ходит, мордатый такой, ты знаешь… Так охрана стоит под дверью, пока они… — Тетя Паша лицом и руками показала, что они делают.

— Надежная, тетя Паша.

— Ага. Ну в месяц… — она вздохнула. — Вообще-то полторы…

— Долларов? — уточнила я.

— Не-е, в этих, в новых, в евро.

— Они покрасивее будут, да, теть Паш? — засмеялась я. Уже было понятно, что это не для нас, совсем не для нас.

— Ну да, — она улыбнулась хорошими зубами. — А для тебя… для твоей подруги… Давай за тысячу триста. Там ремонт шикарный, сама посмотришь, плазма на всю стену, кондишен, как положено, все пультом включается, все на батареечках…

— А нет одной комнаты?

— Не-ет! Это у меня уже третий год один снимает, угловую, большую. Приезжает всего раза два в год, по месяцу живет, а то и меньше, но держит для себя, за весь год платит — вперед. Таких клиентов не подводят. Я в его комнату никого не пускаю, даже не показываю. Иногда прямо руки чешутся — сдать, когда он уедет — ведь не вернется же через два дня. А кто его знает? Да и слово купеческое дорого, сама понимаешь.

— Понимаю. Жалко, спасибо, тетя Паша. Это, наверно, дорого будет моей подруге.

— Так а за сколько она хочет?

— Да ладно! — я махнула рукой и встала. — Три комнаты ей просто ни к чему.

— Слушай, погоди, присядь пока… — Она взяла телефон и стала сосредоточенно тыкать в него пальцем. — Вот, купила для форсу, никак не приспособлюсь, трешь, трешь, его, все не то получается… Надо с кнопками старый свой включить будет. Сейчас… домашний-то я помню ее наизусть, а мобильный… фу-ты, ну никак… — она надела очки, протянув при этом телефон мне. — Поищи сама, а? На букву «Л». Любовь Анатольевна.

Я покорно взяла у нее из рук телефон и стала листать список на «Л». Ну тетя Паша… Сплошные клички вместо имен… Лисичка, Ляма… Журналистка внутри меня все же не удержалась, хмыкнула:

— Тетя Паш, а Лысый Егорка — это хороший человек, надежный?

— А то! Из Норильска приезжает, то шапочку мне привез, меховую, с хвостом, самый шик по Тверской пройти… То денег отвалил — три месяца пировала бабушка Паша…

Я с некоторым подозрением глянула на тетю Пашу. Что-то, похоже, очень сомнительный у нее бизнес. Может, и подруга такая же? Я как раз смотрела на контакт «Любовь Анатольевна».

Тетя Паша мгновенно почувствовала мою заминку:

— Да ты не боись! Любка хорошая девка, и комната у нее хорошая, чистая. Пиши, пиши номер-то! Чужих не пускает, только по рекомендации, никаких там хвостатых-волосатых у нее нет. Ну ты поняла меня? Только славяне! Твоя-то подруга не подведет?

— Она очень приличный человек, тетя Паша, журналистка, москвичка… — я засмеялась. — Славянка!

Тетя Паша опять подозрительно смотрела на меня, но больше спрашивать не стала.

Пока я записывала номер, тетя Паша подумала и предложила:

— Так давай ей прямо сейчас и позвоним.

— Кому? Моей подруге? — испугалась я.

— Да нет, моей, — она уже набирала номер на обычном телефоне. — Ну, здравствуй, девушка! Не спишь? Любань, слушай, я тебе тут клиентку надежную нашла… Ага, ну поговори сама…

— Ал-лё, алё, — быстро, чуть заикаясь, сказала женщина.

— Любовь… Анатольевна, — я вопросительно посмотрела на тетю Пашу, та кивнула. — Простите, а где у вас комната и сколько она стоит? Это для моей подруги, она журналистка, с девочкой семи лет, москвичка, очень порядочная, спокойная… У нее дома ремонт и нужно… месяца на два, три, может, больше…

— Т-так на м-мало? — спросила хозяйка. — Н-ну л-ладно. К-комната на Речном вокзале, в м-месяц — двести долларов, можно — рублями, только оплата вперед. За месяц вперед.

— А кто-то еще у вас живет?

— Нет, т-только я.

— А если…

Я подумала о спящей Варьке, потом на секунду представила себе завтрашний совместный завтрак… Мама будет смотреть на меня и пытаться понять, а что же из происшедшего поняла я. Я вздохнула и спросила:

— А если моя подруга сейчас приедет, а то у нее потолки покрасили, можно? Спать невозможно, дышать нечем. А завтра она остальные вещи привезет.

— Можно, к-конечно. У меня все готово. Заезжайте и живите.

— А телевизор в комнате есть?

— И телевизор, и телефон. И холодильник свой будет на кухне. Удобства только общие. Но всё чисто, ак-куратно.

Тетя Паша кивала и показывала мне, что у Любови Анатольевны вообще всё есть и очень здорово.

Хозяйка продиктовала адрес. Двести долларов у меня были с собой, как и вообще весь мой алмазный фонд, весь неприкосновенный запас, таявший с каждым днем.

Я поблагодарила тетю Пашу, ничего больше ей не объясняя, поднялась наверх. Дверь у мамы я оставила незапертой — в их подъезде с охраной это не очень страшно. И теперь надеялась, что мама не заметила этого, и не заперла ее на ночь, уверенная, что я мирно сплю в папином кабинете. Мама дверь не заперла.