Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы

Бальдер чуть улыбается. Смотрит на розоватые и серые глыбы небоскребов на фоне такой густой ночной тьмы, что она кажется горой, пронизанной светящимися отверстиями. Гаснет бело-фиолетовый рекламный щит. Вдали слышны свистки локомотивов. Проходят люди в фуражках и рабочих блузах.

Да, город красив. Но и сумрачный путь не хуже. Великий Маг берет за ухо своего недостойного и глупого ученика Эстанислао Бальдера и говорит ему; «Глупый гордец! Разве не хотел ты ступить на долгий и сумрачный путь? Не хотел купить вечную молодость и благотворную страсть? И вот теперь Великий Маг подстегивает чувственность девицы, и девица разворачивает хлеб и видит имя дурака из дураков, напечатанное несколько раз жирными буквами».

Небоскребы из стали и стекла. Желтеет луна в зеленоватом нимбе. Алый хрустальный паук ткет зеленую газовую паутину.

«Все равно жизнь прекрасна, чудесна. И я безумно люблю девочку, которая целуется взасос. Да, она девственница, которая умеет целоваться взасос. Кто ее научил? Дьявол или подруга? Впрочем, одно другого стоит. И я отдамся в их руки, как невинный ягненочек, потому что Великий Маг нашептывает мне: „Разве ты не хотел ступить на сумрачный путь?“».

Улица будто вымощена бронзовой брусчаткой, но затем гранит приобретает темно-фиолетовый блеск. Вдали в сумерках слышны свистки маневровых локомотивов, за которыми надзирают два круглых красных глаза; Бальдер улыбается.

«Чтоб я познакомился с мужем ее подруги! О, наивность юных лет! И с ее мамочкой тоже. И с отцом. Какая мне разница. Я затерян между небом и землей. Усну в ее объятиях, как ребенок на руках у матери.

Почему бы нет?.. Почему бы и нет?.. Мне наплевать на то, что из-за нее я ступлю на гибельный путь. Я хочу быть ее преданным псом; человеком, который сошел с ума из-за девственницы, целовавшейся взасос. История будет гласить: „И Инженер-Сластолюбец продал душу дьяволу не за то, чтобы стать искусней в строительстве, а за то, чтобы насладиться дочерью подполковника. И дочь подполковника превратила Инженера-Сластолюбца в тряпку, и никакая железобетонная компания уже не рискнула бы доверить ему расчеты и чертежи, потому что Инженер-Сластолюбец извел на свои удовольствия последний кубический сантиметр серого вещества. И тогда он превратился в животное“».

«Наше печенье — самое лучшее». «GOOD YEAR». На секунду все гаснет, и в зените видны три звездочки. «ДОВЕРЬТЕ НАМ СТРОИТЕЛЬСТВО ВАШЕЙ ВИЛЛЫ». Деревья на площади будто уснули. Ни один лист не шелохнется.

«Стало быть, механик подвергнет меня экзамену. А распутница потешится, но вдруг я ошибаюсь? Бог ты мой! Да какая разница! Я хочу растаять под ее поцелуями. Провозглашу во всеуслышанье: „Ради этой очаровательной девушки я превратился в самого последнего дурака на всей земле!“ А когда уважаемые люди потребуют у меня отчета в моем поведении, я цинично поясню:

„Я воспеваю свою душу, затерянную между небом и землей. Я люблю свою душу и ее погибель больше всего на свете“. И я насмеюсь над ее погибелью, как насмеялся над дьяволом. А потом пролью горькие слезы раскаяния и скажу: „Нет, девушка была не такой, какой я ее рисовал, — чувствительной и печальной, — она была великолепной, как богиня, которая обернулась школьницей, чтобы слить воедино математические расчеты с мелодиями Баха“. И торговцы, толстые женщины-сплетницы, шарлатаны, читающие проповеди о морали, — все поднимут крик до небес, возопят: „Наступил конец света! Инженер спятил с ума, заключил договор с дьяволом, зло надругался над девственницей, а теперь делает вид, что ее девственность осталась при ней!“ И возможно, явится механик и устроит судилище на площади. А я отвечу: „Дочь подполковника возводит на меня ложное обвинение, и ей в этом помогают потаскуха, обманывающая своего мужа, и механик, который не знает, что такое параллелограмм сил. Какая цена такому обвинению? Знает ли этот механик свое ремесло? К тому же он поднимал руку на свою жену“. А если выйдет из толпы какой-нибудь худой и длинный субъект и, указав на меня пальцем, воскликнет: „Этот человек — сумасшедший?“ Как я тогда защищусь? Ибо ни у кого не останется сомнений в том, что я сумасшедший. И люди скажут: „Инженер был сумасшедший. Математика не спасла его от помешательства“. Может быть, даже пригласят судебных экспертов, и эти дьяволы сочтут, что я сумасшедший, и тогда механик, моя жена, дочь подполковника… Ну и заваруха получится! Но сейчас лучше пойти домой».

И Бальдер встает.

Зов Сумрачного Пути

Бальдер идет по спальне на цыпочках. Смотрит, не подходя близко, на спящую жену, на ребенка, прикорнувшего на подушке за ее спиной. Мальчуган подпер щеку кулачком, под длинными ресницами — две черные щелочки глаз. Лицо жены похоже на маску из розового картона с золотистыми завитками волос на лбу.

Бальдер устало садится на край своей постели и с грустью смотрит на белый потолок, расчерченный резкими тенями. Их контуры напоминают выглядывающие из засады пулеметы.

Бальдер ворчит:

— Это было неизбежно. Рано или поздно…

Закрывает глаза. У него возникает впечатление, будто перед ним разыгрывается сцена из какой-то пьесы. К действующим лицам сам он отношения не имеет. Пока в красном полумраке горячие блики сопровождают неутомимое тиканье часов, инженер слушает актеров. Они разговаривают под стальным сводом с таким густым переплетением рам, что в черной вышине едва мерцает желтый свет.

Бальдер. Послушай, Ирене, я вступлю в игру… Только мне нужно знать правду. Ты девушка или нет?

Ирене(беря Бальдера за руку). А ты все еще во мне сомневаешься? Ты точно ребенок!

Бальдер. Сомневаюсь, потому и спрашиваю.

Зулема. А если бы Ирене не была девушкой, вы любили бы ее?..

Бальдер. Да, любил бы ее так же, но вел бы себя с ней иначе.

Зулема. Успокойтесь, Бальдер. Ирене — девушка.

Бальдер у себя в спальне понимает, что у марионетки под стальным сводом сердце болезненно сжалось. У персонажа такое ощущение, будто девушка солгала. И персонаж больше страдает за девушку, чем за себя.

Жена Бальдера ворочается в постели. Он поспешно встает, гасит свет и начинает раздеваться. Потом останавливается и думает: «Значит, завтра я познакомлюсь с механиком».

Острая печаль пронизывает его, пробирает до самой печенки. Инженер уверен, что разрабатывает план своей окончательной гибели.

Он думает: «Я похож на человека, который связался с шайкой мошенников. Человек в тревоге и пытается что-то предпринять. Он хочет разобраться что к чему. И, конечно, разбирается лишь тогда, когда его уже надули… Чем меня привлекает этот сброд? Разве я хочу убедиться в том, что ошибся? И все же они меня привлекают. Зулема, Альберто, которого я не знаю, Ирене… Не знаю почему… Мне кажется, они живут со мной рядом целую вечность. Поистине чудесен этот механизм обмана!»

Бальдер ложится, так и не раздевшись до конца. Он думает: «Меня предостерегает какой-то голос: „Берегись, Бальдер, пока не поздно“, но я отвергаю это предостережение. Откуда это роковое упрямство, которое вдруг пробуждается в твоей душе и заставляет идти навстречу ясно различимым опасностям? Однако же я не скотина безмозглая. Я — мыслящая личность. Инженер. А инженер, знающий математику, должен быть защищен от подобного наваждения. Может, это дьявол? Но нет… Это не дьявол. Это — зов».

Бальдер ощущает смертельный холод в сердце, едва произнеся это слово.

Зов… Зов…

Неужели это зов Сумрачного Пути? Потребность познать, какова та, «другая» судьба.

«Я смеялся… Да… Не могу отрицать… Но какое отношение имеет мой смех к нынешней реальности? Пока Элена спит, пока Луисито спит, я замышляю то, что для них обернется несчастьем. И они не просыпаются. Что, если бы вообще бодрствовал один я? Но бодрствовать должна еще и Ирене. Может, в этот момент она, думая обо мне, предается вожделению. А если бы и так, мог бы я ее осудить? Скорее она спит».