Предвестники табора

Полминуты спустя Мишка вошел в комнату.

— Миш… что случилось?

— Оля… — встревожено произнес Мишка, — ее нигде не могут найти.

— Это… правда?

Мишка посмотрел на меня — он, конечно, был немного удивлен — что я произнес именно эти слова, — но в результате ответил только:

— Да, — и сделал два кивка.

— Что с ней случилось? Никто не знает?

— Нет.

Мы смотрели друг на друга. И чувствовали оба: «произошло нечто серьезное» и «это не просто так», — во всяком случае, я это чувствовал, я, а по поводу Мишки знал почти наверняка.

И вдруг я сказал каким-то безотчетным, но вкрадчивым голосом:

— Это Предвестники табора унесли ее.

Еще мгновение назад я не знал, что скажу это, и теперь мне хотелось увидеть себя со стороны — только себя, стоящим на середине комнаты с завороженным, застывшим в прострации взглядом.

«Меня уже снимают на камеру?» — мелькнула в моей голове непонятная мысль.

Последующие события изложу короче. По вызову Страханова милиция явилась только через час с четвертью, а до этого момента все ближайшие Олькины соседи вели неустанные поиски. Отмечу здесь, что никто почему-то не надеялся на то, что «возможно, не случилось ничего серьезного», и даже не произносил этого вслух, чтобы себя успокоить, хотя прошло еще очень немного времени, — напротив, начала подниматься едва ли не паника.

Но была ли она преждевременной? Убежден, что нет, ибо если случилась настоящая беда, человек это сразу почувствует; это сродни инстинкту. (Исключение составляла моя мать, но у нее-то на все всегда было «собственное мнение, свидетельствовавшее об очень хорошем знании жизни и солидном опыте»).

Первоначальные поиски успехом не увенчались.

Наконец, приехала милиция. Не бригада с собаками и десятком мощных фонарей на случай, если придется продолжать поиски и ночью, — как в фильмах, — а всего-навсего два брюхатых краснолицых милиционера из ближайшего городка. Страханов все объяснил, коротко. По скучающему виду милиционеров было ясно, что несильно-то они верят, что действительно произошло что-то серьезное. (Еще одно исключение — как и моя мать? Но они-то просто никого здесь не знали да и не хотели знать).

— Кто именно сделал вызов? Вы? — зачем-то осведомился первый милиционер у председателя.

— Да.

— Вы сторож?

— Нет. Я председатель поселка.

— А где сторож?

— Мы нигде не можем его найти.

— Ага! Значит, и сторожа нигде не можете найти! Ну вы, ребята, даете… — и т. д. на следующие минут десять.

Потом решили, наконец, приступить к поискам.

— Может быть, вам дать ее фотографию? — сказал Страханов и тотчас повернулся к Олькиной прабабушке, — есть у вас фотография?

— Где-то была!

— Зачем нам фотография? — сказал второй милиционер, — идите с нами и все.

Далее рассказываю со слов очевидцев, потому что мать благоразумно загнала нас с Мишкой в дом. (Между прочим, по этому поводу я закатил ей настоящую истерику, — «меня отстранили от расследования! Как это возможно?» Я же всегда стремился походить на Стива Слейта — чтобы, в результате, стать им самим, — а мне снова выставили препятствие. В конце концов, я бросился на кровать и сквозь подушку принялся умолять Мишку, чтобы «Стив помог им найти ее, ладно?»).

— Вот я же говорила, что ты дурак! — обрубила мать. — Ничего не случилось, а он уже истерику закатил, смотрите-ка!..

И снова поиски, уже с милицией, но никаких результатов — на сей раз, они продолжались до четырех часов вечера, по всем направлениям, включая и ближайшую лесополосу. Но кто, в конечном счете, обследовал эту территорию? Два десятка человек дачного населения.

К четырем часам Страханов всем уже успел нашептать, что «эти милиционеры „ребята малоадекватные — ходят туда-сюда, как на прогулке и все“» и нужно вызывать наряд из Москвы, чем только еще больше подогрел общее «стояние на ушах».

Конечно, это пошло на пользу в том смысле, что очевидно назревавшее решение быстрее оказалось принятым.

Марья Ильинична сквозь рыдания все повторяла одно и то же:

— Я отругала ее за то, что она какава извела. И варенье зачем-то тож… или што там было — я и не помню. Вот я дура!

В Олькином исчезновении она целиком и полностью винила себя и их вчерашние контры с правнучкой, хотя давно уже непохоже было, что причина заключается в этом. В конце концов, ее отвели домой.

— Столичные менты приедут только завтра к утру, — сказал кто-то.

— Хорошо — если завтра к утру, — прибавили еще.

— Необязательно, — возразил Страханов, — просто нужно не тянуть, вызвать сейчас.

— Ладно, вызывайте и правда… а как… как быть с этими ребятами?

— Они будут с нами, пока не приедет наряд из Москвы, — сказал Страханов.

Не тут-то было! Как только милиционеры узнали, что председатель вызвал московский наряд, тотчас засобирались восвояси.

— Вы куда?

— Дожидайтесь, а мы поехали. У нас уже и смена закончилась, — бесцветно сказал первый милиционер, — те вам помогут — тут похоже действительно что-то серьезное стряслось. Да-да, Москву надо вызывать.

— Они приедут только завтра.

— С чего вы взяли? Они обязаны приехать сегодня. Если приедут завтра, подадите на них в суд, — сказал второй милиционер.

— Да. Подадите в суд, — подтвердил первый.

— Не о них сейчас речь, — сказал Страханов, — эта девочка могла заблудиться в лесу — нужна ваша помощь этой ночью, чтобы скорее найти ее.

— Я говорю: наша смена кончилась, и фонарей у нас нет на ночную работу. Если хотите, мы вышлем кого-нибудь из города к вам, как приедем.

— Хорошо.

Глядя вслед удалявшейся машине, кто-то сказал:

— Никого они не вышлют.

— Не волнуйтесь, я сделаю повторный вызов, — сказал Страханов.

— Да ладно, черт с ними! Все равно никакого от них толку.

— Точно. Давайте время не терять — сами искать. Да и, кроме того, может действительно повезет, и эти московские быстро приедут.

— Да уж, смотри-ка! Приедут они!..

— Ладно-ладно все, через несколько часов темнеть начнет. Давайте на поиски…

— Ну а ночью? — не унимался Страханов, — мощные фонари нужны.

— Обычными обойдемся. Постараемся, во всяком случае… а может быть, и найдем пару мощных.

И в самом деле, наряд из Москвы приехал только следующим утром; до сей поры, однако, произошло весьма любопытное событие: отыскалась не Олька, но сторож Перфильев, исчезновение которого, между прочим, отошло пока на второй план. (Потому что все тот же инстинкт подсказывал дачникам, что со сторожем-то ничего особо серьезного как раз не случилось?) Впрочем, о нем вспоминали периодически и задавали друг другу вопросы, имеет ли это какое-то отношение к исчезновению Ольки или же просто совпадение. Как бы там ни было, отец и сын Черемшовы с четвертого пролета обнаружили Перфильева в лесу в состоянии далеком от идеального, на тропинке, ведущей к караульному помещению; еще минуту назад он, скорее всего, лежал навзничь, а теперь, прилагая воистину нечеловеческие усилия, старался подняться; голова у Перфильева была разбита, лицо окровавлено, правый глаз распух — по всей видимости, от сильного удара.

Перфильева отвели в поселок; помогли добраться до дома. По дороге задавали вопросы, где он был и что с ним случилось.

— Марине плохо стало, у нее же диабет, а у нас инсулина нет… Промашка вышла! Я побежал в город, покупать…

— Ночью?

— Ну а что я ее умирать оставлю!..

— Кто же вас так избил?

— Я не знаю, кто такие… следили за мной еще в городе, а потом напали здесь, в лесу. Ограбить хотели.

— Ограбить?

— Ну а как еще! Зачем они напали, если не ограбить, — фыркнул Перфильев сердито; помолчал, а потом зачем-то прибавил:

— А инсулин я разбил… Когда дрался…

— Долго вы тут лежали?

— Да. С полудня…

— Боже, почему мы вас раньше не обнаружили!..

— Раньше?

— Мы уже давно здесь шарим. Оля Бердникова пропала. Знаете такую?