Рыцарь ночного образа

Слышен крик чайки. Олли с завистью смотрит за ее полетом большими потерянными голубыми глазами на худом готическом лице.

— Мне рассказывали, что если долго стоять неподвижно на берегу моря, — улыбается он, — над тобой обязательно пролетит чайка и насрет на тебя золотом. — Хрипло смеется. — Это правда или выдумка?

Вилли мрачно смеется.

— Что-нибудь заработал сегодня?

— Совершенно пустой день, — качает головой Вилли.

— Еще рано. Попробуй на следующем углу и посоветуй своей сестричке Кьюпи попробовать на Бурбон-стрит, пусть ходит в обе стороны, и в переулках. Ей полезно растрясти немного детский жирок на заднице и хорошо бы получить паспорт, чтобы работать в гей-барах. Если бы ей удалось отрастить себе усы, вполне сошла бы за семнадцатилетнюю. Кьюпи уже бреется?

— Раз в месяц.

— Она, может, и гермафродит, но если бы чуть-чуть постаралась, могла бы завлекать и клиентов постарше. Ей нужно получить, наконец, паспорт, чтобы ее пускали к Моне и в подобные места, купить бельишко поновее, и вам следует работать отдельно, нельзя все время торчать вдвоем и хихикать, как пара сестричек.

— Голос авторитета?

— Голос трех лет опыта, к твоему сведению.

— Мой Кьюпи еще то дерьмо. — Улыбается. — На Пер Маркет только что один мужчина хотел выброситься из окна с десятого этажа. Внизу толпа, отец Роджерс из церкви святого Иуды держит крест и в мегафон кричит ему: «Христос любит тебя. Не прыгай». А Кьюпи орет: «Христос плевал на тебя. Прыгай». — И получил по заднице от копа.

— Парни, которые прыгают из окон, очень пачкают улицу.

Вилли широко улыбается.

— Тебе надо к зубному. Из-за этой дырки ты выглядишь больным.

— Ну да, платить за зуб, который не будет твоим собственным… Ой, я вижу старого клиента — я ему за пять баксов сосала недавно…

Вилли быстро исчезает.

— Таковы правила игры, — говорит Олли. В нескольких метрах от него останавливается мужчина среднего возраста и делает вид, что весь погружен в изучение витрины. Олли не показывает ни малейшего признака, что заметил незнакомца, которого на самом деле ждал на углу. Незнакомец проходит мимо него еще раз, чтобы рассмотреть поближе, можно сказать — прицениться. Олли все еще не замечает его, вполне можно подумать, что он видит только чаек в небе. Мужчина останавливается теперь поближе к Олли и рассматривает другую витрину ничего не видящими глазами. Его оценка мальчика более чем удовлетворительная, просто отличная. Но в город его привели другие дела, вовсе не такие опасные, как охота. Охота за мальчиками. Он спорит сам с собой: «Может, мальчик работает на полицию, ловит на живца неосторожных гомиков? Нет, не похоже, нет, и у него нет одной руки». Нервный клиент все ждет, что мальчик подаст ему какой-нибудь знак. Он проходит мимо еще раз, на этот раз очень медленно. В конце концов он останавливается рядом с ним и тоже делает вид, что наблюдает чаек.

Наконец-то Олли подает ему долгожданный знак. Он по-прежнему не смотрит на него, но потихоньку звенит в кармане связкой ключей и мелочью. Мужчину среднего возраста, изголодавшегося по мальчикам, этот знак убеждает сразу же — насколько это возможно в мире, столь опасном для поисков этого вида удовольствия, такого же древнего, как и современного.

— Извините за чересчур личное замечание, но у вас прекрасная фигура, — говорит мужчина.

— Спасибо.

— Вы занимаетесь… э… спортом, или —…

— Нет, сэр, — ответил Олли со спокойной и грустной гордостью. — Когда-то я был чемпионом Тихоокеанского флота в легком весе.

— Пока вы —…

— Да. Пока не потерял руку.

Боксерский ринг.

Соперник Олли в нокдауне. Рефери считает. Сверканья фотовспышек и шум возбужденного зала.

Пять-шесть матросов в открытом автомобиле на улице в центре какого-то города с морским портом, вроде Сан-Диего. Шофер останавливает машину.

— Пить и вести машину плохо сочетается, лучше это делать по отдельности, — говорит Олли.

— У нас праздник, — говорит один из моряков.

— Хорошо, я пойду с вами, но пить буду только пепси или кока-колу, и машину потом поведу я, никого из вас я за руль не пущу.

Припарковав машину, они входят в стриптиз-бар, над которым горят надписи из лампочек: ALL NITE и GLORY BLAZE. В баре работает стриптизерша, устало, но звонко изображая духовой оркестр: «Слам, слам, бам, бам, алла казам, отправляюсь к небесам…»

Матросы возвращаются в машину.

— Глория Блейз, Глория Блейз! А сама старше моей матери, — жалуется один из моряков.

— Свинья, — вторит ему другой.

— Слам, слам, бам, бам, алла казам, отправляюсь к небесам… — напевает Олли.

— Целую ночь! Представьте себе — слушать это всю ночь! — говорит моряк и садится за руль.

— Ты не слышал, что я сказал? Я поведу, если вы напьетесь.

— А пошел ты… Садись сзади.

— Или я поведу эту развалину, или поезжайте без меня, я доберусь на такси, — говорит Олли решительно, пытаясь перекрыть буйный смех и пенье своих спутников. — Вам не нужны ваши жизни? Мне моя НУЖНА! Мне дали только одну жизнь, и я слишком ценю ее, чтобы вручать ее в руки пьяного за рулем старой развалины.

— Ну и пошел, лови свое такси!

— Такси! Такси! — отбегает от машины Олли.

— Олли воображает себя обезьяним дерьмом, пускай катится!

— Ну, где твое такси, Олли?

Такси нет. Олли возвращается на заднее сиденье машины. Ссоры не вышло, и вскоре все вместе они запевают припев: «Слам, слам, бам, бам, алла казам, отправляюсь к небесам…»

Машина на высокой скорости приближается к тоннелю. Все хором распевают: «Слам, слам, бам, бам, алла казам, отправляюсь к небесам…»

Визг тормозов, машина исчезает, накрытая грузовиком. Страшный треск в тоннеле.

Вход в больницу. Надпись «Hotel Dieu».

Олли сидит на крыше с другими, более или менее призрачными пациентами. Он в инвалидном кресле. Сияние, которое исходило от его молодого лица до несчастного случая, исчезло. Он немного зарос светлой бородкой, глаза его неподвижно направлены на солнце. Входит медсестра; она немного сбита с толку, но терпелива, больше, чем это требуется ей по профессии.

— Олли, ты что, хочешь, чтобы у тебя морщинки появились от солнца? В твоем-то возрасте? (Ответа нет.)

— У нас есть темные очки. Принести тебе?

— Спасибо, нет, мисс…

— Олли, тебе не нужно инвалидное кресло… Если у тебя не все в порядке с равновесием, лучше попробуй походить с костылем.

— Я слишком молод, чтобы ходить на костылях.

— Но инвалидное кресло хуже, можно подумать…

— И при виде костыля можно подумать то же — калека.

— Олли, ты слишком близко принимаешь к сердцу этот… несчастный случай, эту… потерю, как-то по-детски. Подумай об этом. Ты привыкнешь к этому, когда-нибудь ты даже забудешь обо всем этом…

— Подумать, привыкнуть, забыть… спрятаться под одеяло? Я спросил, что означает название нашей больницы. Сказали: «Опель Дьё» по-французски «Отель Бога». Вот уж не думал, что Он замешан в гостиничном бизнесе.

— Олли, не так громко. Многие пациенты здесь находятся при смерти.

— Я заметил, что они плохо выглядят. Ладно. Когда я покину Отель Господа Бога, мне не нужно будет ни кресло, ни костыли, я собираюсь ходить на своих двоих, вот так. Инвалидное кресло… пошло оно… извини… Знаешь, почему они усаживают меня в кресло? Чтобы возить меня туда, куда они захотят, и когда захотят.

— «Они, они»… Кто это — «они»? Олли, мы просто санитары и сестры, и пришли в медицину, потому что хотели помогать людям…

— На каком этаже эта крыша?

— На тринадцатом…

— Но вы не называете его тринадцатым, вы называете его двенадцать «а».

— Многие люди, особенно пожилые, суеверны…

— К черту суеверия… извини…

— Олли, санитар говорит, что ты не даешь ему побрить тебя, и еще он говорит, что, по твоим словам, ты не выйдешь из своей палаты, если тебя будут брить.

— Я нигде не собираюсь оставаться. Меня прикатили сюда, без моего разрешения, не спрашивая, запишите это в свой кондуит. А что касается этого санитара, то когда он купал меня, то пытался поиграть с моим —…