Г. М. Пулэм, эсквайр

— Покатаемся на санках?

— Да, или займемся чем-нибудь другим.

— Дорогой мой, у меня нет подходящего костюма!

Я пообещал ей все уладить — у Мери целая куча старых твидовых костюмов, свитеров и всего прочего, так что сестра сможет одолжить ей что-нибудь подходящее. Позднее Мери увела ее в свою комнату, чтобы подобрать костюм и помочь переодеться, и мы с Билем слышали, как оттуда доносился их веселый смех. Меня серьезно беспокоил предстоящий пикник. В разговоре с Билем я выразил надежду, что в Уэствуде мы не замерзнем, хотя зимой там обычно поддерживается температура, достаточная лишь для того, чтобы не лопнули трубы.

— Кто с нами едет? — поинтересовался Биль.

— Ты, Мери, Мэрвин и я. Кроме того, я пригласил Джо Бингэма и Кэй Мотфорд.

— И Кэй едет?

— Конечно. Я пригласил ее. Мне ведь известно, что Кэй всегда тебе нравилась.

— Ты прав. Когда они собираются пожениться?

— В июне.

— В июне? Выходит, зимой здесь слишком холодно, чтобы жениться.

В тот момент я был так занят своим мыслями о Мэрвин и о том, как пройдет наша вылазка в Уэствуд, что почти не уделял Билю внимания. Больше всего мне запомнилось, как в тот день все падал и падал мокрый, тающий снег, как Мэрвин жаловалась, что он попадает ей за воротник, и как она хотела скатиться с горки без санок, сидя прямо на льду.

Когда мы перед поездкой собрались в холле, на каждом из нас был свитер. Мэрвин надела старую юбку Мери из серого твида, вязаные чулки и один из моих старых свитеров с высоким воротником, который был ей велик.

— Колется, — пожаловалась Мэрвин.

— Ничего. Зато вам полезно побыть на свежем воздухе.

В присутствии остальных мы могли обмениваться только такими ничего не значащими фразами. Кэй с ее румянцем и блестящими глазами зимние костюмы шли лучше, чем летние.

— Нет, вы только посмотрите на эту Снегурочку! — воскликнул Биль.

Увидев Биля, Кэй на мгновение растерялась, но тут же вся просияла.

— А я и не знала, что вы тоже здесь! — воскликнула она.

— Сегодня здесь, а завтра там, — ответил Биль.

Я взял корзинку с завтраком, Джо нагрузился термосами, и мы стали рассаживаться в машине, то и дело принимаясь хохотать, как и полагается на пикниках. Я уже давненько не видел Биля таким оживленным. Когда он начал разглагольствовать о скрытой опасности, угрожающей брюшному прессу мужчины, и о подробностях своего крестового похода во имя подтяжек, у меня возникло опасение, что Кэй не поймет его юмор, но в машине сошло все. Заговорив о подтяжках, мы, естественно, продолжали в том же духе, и Мэрвин рассказала, как мы с ней изучали «мыльную проблему» и как одна еврейская дама хотела вызвать полицию, пока я не сказал, что собираюсь постирать ее белье.

— Гарри! — воскликнула Мери. — Ты никогда не рассказывал мне ничего подобного!

Не так уж важно, что было на уме у каждого из нас, — все мы непринужденно смеялись и болтали. Девушки, по-видимому, были на верху блаженства, как и всегда, по моим наблюдениям, когда их окружают мужчины.

Завтракали мы в Уэствуде перед камином в старом кабинете отца. Пока в камине пылал огонь, мы как-то не обращали внимания на то, что мебель была покрыта чехлами. Я ухитрился привезти с собой виски, у нас было много горячего кофе, бутербродов и пирог: Потом мы отправились в сарай, взяли санки и взобрались на высокую горку. Джо уселся в одни сани с Мери (он всегда проявлял чудеса ловкости во всяких зимних развлечениях), Биль взял к себе Кэй, а я Мэрвин.

— Не вздумай изображать Этена Фроума [24], — шутливо заметила Мэрвин. — Я еще хочу жить.

Сани Биля и Кэй перевернулись на полпути, и оба они нырнули в сугроб. Биль первым вскочил на ноги и помог подняться Кэй.

— Вот что происходит, когда не носишь подтяжек! — донеслось до меня восклицание Биля.

Вскоре я заметил, что Мэрвин начала мерзнуть. Мы принялись бросать друг в друга снежками, но снег все шел и шел, и Мэрвин все жаловалась, что он попадает ей за воротник.

— Пошли в дом, — предложила она. — Я хочу как следует осмотреть его.

— Сделай милость.

Мне хотелось остаться с ней наедине, но нам постоянно что-нибудь мешало. Мы прошли по аллее мимо конюшен и клумб, где кусты роз были надежно укрыты соломой. Потемневший дом казался каким-то унылым и заброшенным, и я попытался передать Мэрвин, как он выглядит летом, когда начинают распускаться буки и разрастаются глициния и плющ. Я провел ее по всему дому и все говорил и говорил — как я скатывался по перилам лестницы, как представлял себе, что в вестибюле, выходящем во двор, обитают призраки. Мэрвин сняла перчатки, руки у нее оказались как ледышки, и мы снова отправились в кабинет, к жаркому огню камина.

— За исключением призраков в твоем вестибюле, тут никто не увидит, если ты поцелуешь меня, — проговорила Мэрвин.

Я поцеловал ее, и мне показалось, что на улице вовсе не зима, а май месяц и в саду распустились тюльпаны. Так я и сказал Мэрвин.

— Какой же ты хороший! — ответила она. — Мне иногда даже хочется, чтобы я не любила тебя так сильно.

Я не сводил с нее взгляда, пока она рассматривала покрытые чехлами картины и мебель. Мне нравилось в ней все: и то, как сейчас, когда в окна просачиваются белесые от снега зимние сумерки, на ее лице играют отблески пылающего в камине огня, и то, как она выглядит в моем свитере, который слишком велик для нее.

— Вот такой, как сейчас, я и хотел тебя видеть, — сказал я.

Мэрвин наклонилась, положила руку на мое колено и долго не спускала с меня глаз, будто хотела запечатлеть в памяти мое лицо.

— А ведь ты здесь и останешься, — вдруг сказала она. Мэрвин произнесла это тихо, но в ее словах я почувствовал непоколебимую уверенность, не допускающую ни другого их толкования, ни возражений.

— Да, если ты тоже останешься.

— Бог знает, почему ты такой, но ты никогда не говоришь ничего неправильного, даже здесь, даже сейчас.

Я хотел спросить, что она имеет в виду, но в это время послышался шум открывающейся двери. Звуки голосов, доносящиеся из холла, заставили меня быстро встать со скамейки перед камином, на которой мы сидели; в следующую минуту в комнату вошли Мери и Джо Бингэм.

Неженка, — обратилась сестра к Мэрвин, — вам не понравился снег?

Джо снял рукавицы и громко подул на пальцы.

— А где же остальные? — спросил он.

— Кто именно?

— Как кто? Биль и Кэй. Разве они сюда не возвращались?

— Нет. А почему они должны были вернуться?

Джо снова подул на пальцы, взглянул на них и с силой потер руки.

— Они куда-то пошли. Я подумал, что в дом.

— Никуда не денутся, — отозвалась Мери. — У нас еще осталось кофе. Кто хочет кофе? Джо, вы хотите?

— Не сейчас. Интересно, где же они? Становится поздно.

Действительно, становилось поздно. Обнаженные ветви буков за окнами кабинета словно посветлели, как всегда кажется зимой, перед наступлением темноты.

— Еще нет и пяти, — взглянул я на часы.

Готова поспорить, что вы никогда так не катались с горки, — обратилась к Мэрвин сестра. — Вам бы побывать тут в апреле. Хотелось бы мне погулять здесь с вами по апрельской грязи!

— Куда, черт возьми, они запропастились, — спросил Джо. — Не хватало еще, чтобы Кэй простудилась.

— Да успокойся ты, пожалуйста, — сказал я. — Биль не допустит, чтобы Кэй простудилась.

— Для взрослого человека ты иногда отпускаешь довольно-таки глупые замечания, — огрызнулся Джо.

— Бог мой! Да Джо, оказывается, ревнует! — воскликнула Мери.

— Это к кому же я должен ревновать? Уж не намекаете ли вы, что я ревную ее к Билю Кингу? Просто я беспокоюсь, что они либо заблудятся, либо с ними что-нибудь случится в лесу.

— Черт побери, да что они могут делать в лесу? — удивился я.

— Гуляют, конечно, — ответил Джо. — Где бы Кэй ни оказалась, ей обязательно нужно гулять. Ты же знаешь, Гарри, как она любит прогулки.

— Да, знаю. С минуты на минуту они вернутся.