Большой марш (сборник)

Лейтенант застонал, глухо, сквозь стиснутые зубы, повел из стороны в сторону головой и прикрыл глаза лиловыми, с синевою веками.

– Стучи шоферу! – скомандовал танкист солдату с железными зубами и закричал сам под стук кулака по крыше кабины: – Гони, шофер, газуй!

Но гнать было некуда: грузовик, вихляясь, спускался с горки, внизу блестел ручей с узким бревенчатым мостком. На нем, проломив на самой середине доски настила и тяжело, низко осев задом, застрял «студебеккер», груженный решетчатыми ящиками с сигарами ракетных снарядов.

На другой стороне ручья к мосту, сигналя, подъезжал пятнистый «виллис». На этой стороне перед мостом тоже стояли машины – грузовик и зеленый автофургон, во множестве мест пробитый и поцарапанный осколками.

Шофер застопорил машину, встал в рост на подножке, вглядываясь в суету посреди моста, в то, как, взревывая мотором и буксуя, «студебеккер» безуспешно пытается вытащить задние колеса из пролома.

Все, кто был в кузове, исключая одного лейтенанта, глядели туда же – на мост.

– Дело табак… – уныло протянул кто-то за Костиной спиной.

– Тягачом надо. Сам он разве выберется? – рассудительно сказал Егоров.

– Если ящики поскидать – выберется.

– А кто скидывать будет? Вон их всего – шофер да двое бойцов.

– Вон те, с «виллиса», помогут.

– А ты такие ящики подымал?. Знаешь, какого они весу?

– Делов тут на два часа верных… – тоном опытного человека, заключая свои наблюдения, сказал тот, кто говорил – «дело табак».

– Что-то надо придумать! – нетерпеливо и требовательно сказал танкист, обращая это требование и к шоферу, и к себе, и ко всем остальным.

– Только в объезд, – хмуро и как-то падая духом, проговорил шофер.

– Сколько крюку?

– Километров десять. И низина там заболоченная. Вчера я проезжал – так еле выбрался, дифером скреб. И пустой. А сейчас, под нагрузкой, так вообще хрена там продерешься…

Сзади, из-за бугра, где остался фронт, раскатисто громыхало – будто кто-то ходил по железной крыше.

– Слушай, друг, давай напрямик! – с дерзким, живым огнем в светло-карих глазах предложил танкист. – Глубины тут и метра не натянет, берега, гляди, песчаные, с галькой. Значит, и дно такое ж – твердое.

– Застрянем.

– Да не застрянем! Сколько я таких речушек форсировал!

– На танке и я враз тут перемахну. – Шофер хмуро разглядывал ручей. Руки его достали из нагрудного кармана кривую тонкую папироску и трофейную зажигалку. Папироску он прикусил зубами в углу рта, вычиркнул огонек, втянул его в папироску – все это не глядя, одной затяжкой спалив табак наполовину.

– А что – он дело говорит, – встрял Егоров. – Если разогнаться посильней, наподдать газу – вот и на том бережку!

– Эх, руки! – с сердцем воскликнул танкист, потрясая своими култышками. – Сел бы я сейчас за руль! Ну, хочешь, я дно промерю?

Шофер продолжал глядеть на ручей и сосать папиросу.

– Больше метра будет. Зальет мотор.

– А вот и нет! Точно говорю тебе – нет. Вот сейчас в натуре узнаем.

Танкист перелез через борт и побежал под горку к ручью.

Как был – в сапогах, в одежде, подняв к плечам забинтованные руки, он с ходу врезался в ручей, разбрызгивая воду, дошел до середины и повернулся, крича:

– Песок! И дно ровное! До колен всего!

Вода была повыше колен, это видели все, танкист занижал, но дно действительно было ровное: он прошел до другого берега и вернулся, не провалившись, не споткнувшись.

Шофер выплюнул окурок, поглядел на лейтенанта.

– Ладно! – сказал он, берясь за дверцу. – Но если застрянем – всем тогда толкать. Только на вас надёжа…

Шофер зеленого автофургона сначала высунулся в окно, а потом даже вышел из кабины на землю, когда грузовик с ранеными, обогнув скопившиеся у переправы машины, съехал с дороги на целину и двинулся под уклон к ручью. Бойцы, что были на мосту, оставили жерди, которыми они пытались приподнять зад «студебеккера», и тоже стали смотреть.

Танкист на береговой полосе – в мокром до пояса комбинезоне – призывно махал белыми култышками рук, показывая направление, и перед самым носом машины отбежал в сторону, давая ей путь.

Вода закипела, забурлила вокруг грузовика, раздаваясь в сторону пенными волнами. Шофер прибавил газу. Мотор завыл на высоких нотах.

– Давай, жми! Идет, идет! – кричали в кузове раненые, столпившись над шоферской кабиной. Танкист сзади гоже что-то кричал поощрительное, размахивая белыми руками.

Машину качало, переваливало с боку на бок. Порою она со скрежетом вздрагивала, наезжая на камни в русле.

Передние колеса показались из воды, выползли на песчаную кромку противоположного берега, прорезая в песке глубокие колеи.

– Всё, всё! Прошла, прошла! – закричали стоявшие над кабиной.

Под их победный крик мотор заглох, и грузовик, дернувшись, осел задом. Завыл стартер. Все впились слухом в его вой – заведется ли мотор? Мотор фыркнул, заработал. Под кузовом заскрежетали передаточные шестерни. Шофер рванул грузовик вперед. Задние колеса успели уже глубоко осесть в песок, грузовик только дернулся и снова погасил мотор. Шофер завел его снова и снова сделал попытку вырваться из ручья, но грузовик с каждым рывком, с каждой пробуксовкой колес только глубже оседал в воду.

Ругаясь, размахивая руками, через ручей перебрался танкист.

– Зачем газ сбрасывал?! – яростно накинулся он на шофера. – Жать надо было, на всю железку!

– Жать, жать! Мотор не тянет! Это тебе не танк!

Шофер с угрюмым, озабоченным лицом выбрался из кабины, обошел по воде грузовик, поглядел под днище кузова, толкнул в задний борт плечом.

– Ну, братва, подсобляйте, кто может!

Почти все, кто был в кузове, полезли через борта. Костя тоже вылез – на песок перед грузовиком. В воду ему было нельзя, но тянуть руками спереди за буфер он мог. Рядом оказался Егоров. Он был в мелком поту. Даже выбраться из машины составило ему немалую трудность. Какою силою мог он помочь? Но и он взялся левой рукой за мокрый буфер.

– Сперва качнем, а потом – разом, она и выйдет, – суетился танкист, то забегая наперед, то присоединяясь к тем, что гуртовались по пояс в воде позади и с боков грузовика, чтобы толкать его в борта.

Танкист наконец выбрал себе место – с левого борта, за колесом.

– Погоди, не рви без толку. Вот как скомандую – тогда газуй. Да потихоньку, потихоньку, с умом газа давай, чтобы не буксануть, – кричал он шоферу, умащиваясь спиной, взгорбком под низ борта; руки он держал перед грудью, оберегая.

– Пошел!

Шофер включил сцепление. Под дружный вскрик бойцы поднажали сзади. Потянул Костя – напрягаясь до рези в животе, уперев здоровую ногу во влажный песок. Потянул Егоров, еще гуще покрываясь бисеринками пота. Грузовик подался вперед и замер. На мертвой точке шофер отжал сцепление, грузовик качнулся назад. Под вскрик, под новый взрев мотора его снова подхватили, толкнули.

– Не идет, зараза! – прохрипел танкист. Лицо его стало багровым, почти как те бурые пятна, которыми оно было испестрено.

– Счас бы какого пикировщика сюда, она б, проклятая, сама из грязе выскочила! – со смешком сказал один из тех, что не могли принять участия в общем деле и оставались в кузове.

– Заткнись ты! – обрезал его другой голос. – Пикировщика! Как дам вот по мозгам! Придет же такая дурь на язык.

Прошло уже минут семь, как машина сидела в ручье. Семь минут… Сколько еще выдержит лейтенант? Минут двадцать, тридцать? До дивизионного госпиталя совсем недалеко. Там кислород, ампулы с кровью, искусники хирурги… Ему сейчас надо влить кровь. Вон он как держится, в одиночку. А там он уже не будет один. Там умеют бороться со смертью. Там заставят ее отступить. Тридцать минут, – еще можно успеть…

– Эй, вы, чего глаза пялите! – закричал танкист бойцам, глядевшим с моста. – Раненые надрываются, а вам спектакль?

Бойцов будто подстегнуло. Они кинулись с моста на берег. От «виллиса» тоже отделились три фигуры, побежали по склону к ручью.