Заххок (журнальный вариант)

— Ладно, — говорю.

— Неправильно сказал. Скажи: «Пост принял».

— Пост принял, — говорю.

Шухи меня по лбу пальцами щелкает:

— На боевой пост шагом марш!

К харсангу иду, сажусь, тетиву к луку прилаживаю, лук разглядываю. Если деды послали, может, лук особенный. Разглядываю. Обычный лук-праща, из ветви иргая, кизильника, сработанный. Две тетивы из бараньих кишок рога лука стягивают. Посредине меж ними — перемычка: кусочек тряпки нашит. Лук испытываю. Камешек малый — с перепелиное яйцо — беру, в тряпицу закладываю и тетиву на всю длину руки оттягиваю. Хороший лук, мощный. У нас в Талхаке и старые, и малые из камонгулаков стреляют, птиц бьют. Но этот лук натянуть, который деды-духи послали, ни у старика, ни у ребенка сил не хватит. Большой камешек — с куриной яйцо — нахожу, в лук-пращу закладываю.

Влево смотрю, вправо смотрю. В той стороне, где тропа к пастбищу подходит, вижу: куропатка на камне сидит. Тридцать шагов до нее. «Вот цель», — думаю. Потом думаю: «Зачем зря живую жизнь губить?» В птицу не стреляю. Потом вижу, еж по тропе бежит. «Вот цель», — думаю. Потом думаю: «Зачем зря живую жизнь губить?» В ежа не стреляю.

Шаги слышу, сажусь, лук-пращу рядом кладу. Спросят: «Зачем лук?» — «Перепелок настрелять, чтоб плов слаще был», — скажу.

Из-за Дед-камня Зухур выходит. Спиной к Дед-камню встает, ремень на штанах, озирая окрестности, расстегивает... Меня замечает.

— Чего уставился?! — кричит.

Отворачиваюсь. В уме за один миг много мыслей проносится. «Знаки не зря были... Зухур сам пришел... Сейчас не убью, возможность упущу... Будет ли другая?.. Деды-духи камонгулак послали... Они знают... Они знак дают: Зухура из лука-пращи убить возможно... Иначе не послали бы... В голову или грудь бить?.. В грудь легче попасть... Если в голову — вернее убить... До Зухура — тридцать шагов... Точно попаду... Если не убью, только оглушу, подбегу, ножом дорежу... Если закричит, пусть кричит... Не смогу живым уйти — значит, пусть будет, что будет...»

Лицом к Дед-камню поворачиваюсь. Вижу: Зухур на корточках сидит, тужится. Теперь знаю, какой для охоты на Зухура способ есть... Его, когда он испражняется, бить следует.

Лук беру, тот же камень в тряпицу вкладываю. Во весь рост встаю. Говорю: «Не мои руки — пира святого Довуда, всех охотников покровителя, руки». Лук до отказа натягиваю.

Страшная сила меня одолевает. Как в увеличительное стекло Зухуршо вижу. Бородавки, родинки и все прочее, как будто я свое лицо вплотную к его лицу приблизил, разглядываю. На меня не смотрит. В середину лба целюсь, камень выпускаю. Камень Зухуру в середину лба бьет, назад отбрасывает. Зухур на спину падает.

Думаю: «Если ранил или оглушил, добить надо». Быстро спускаюсь, к Дед-камню спешу, на бегу нож вынимаю. Подбегаю, Зухур лежит. На спину упал, свой помет телом накрыл. Смотрю, камень глубоко в лоб ушел. Наверное, череп проломил, в кости застрял. Ногой Зухура потолкал — мертвый.

Рядом с тушей Зухура присаживаюсь. Однако осторожность соблюдаю. Может, еще оживет. Если бы медведя или козла убил, горло бы перерезал, тушу головой вниз по склону передвинул — чтобы вся кровь вышла.

Тушу Зухура на живот переворачиваю. Шея у него толстая, жирная. Пальцами на шее позвонки нащупываю, между двумя позвонками острый конец ножа втыкаю. Удивляюсь — нож легко входит, хрустит. Голову отрезаю. Думал, струя ударит... Нет, кровь, как из опрокинутой бутылки, вытекает. Нож о рукав Зухура вытираю, в ножны кладу. Голову за шерсть беру: из нее кровь только капает немного, черная, тягучая. Кровь с шеи о траву вытираю, чтобы свою одежду не замарать.

Голову беру, к харсангу возвращаюсь. «Брать лук или не брать?» — думаю. Потом думаю: «Зачем он теперь?» Как уходить буду? Три пути есть.

Слева от Дед-камня — на западе — ущелье есть, узкая расселина, вверх по горе поднимается. По нему пролезть, на гору забраться — дальше пути нет, за горой ущелье, а за ущельем — гора Кухи-Мурдон. Там дорог нет, люди туда не ходят. Там человеческие владения заканчиваются, дэвов владения начинаются. Люди туда никогда не ходят. До границы человеческих владений дойду, остановлюсь, шакалы меня догонят, схватят.

К щели, что в гору ведет, пробираюсь. По узкой щели-ущелью подниматься начинаю. Голову неудобно нести. Шерсть на зухуровой голове короткая, из пальцев выскальзывает. Рот ему открываю, два пальца левой руки — указательный и средний — в пасть, под язык запускаю, изнутри нижнюю челюсть зацепляю, а большим пальцем снаружи, под подбородком прижимаю, придерживаю. «Мертвый, — думаю. — Не укусит». Так нести лучше. По щели поднимаюсь, наружу, на гору вылезаю, из-за камня выглядываю.

Отсюда, сверху, все далеко вижу. Шакалы уже возле Дед-камня, вокруг безголовой туши Зухура толпятся... Потом вижу: один — Гафур или Занбур, сверху не различить — на лошадь садится, мимо Дед-камня проезжает, по тропе скачет, за поворотом скрывается... Думают, я в сторону Талхака ушел.

Потом вижу: кто-то к краю пастбища бежит, на откосе меня высматривает. Нечаянно себя выдаю. Из-под ноги камень выскальзывает, скачет, прыгает, вниз на траву падает. Шакалы слышат, вверх смотрят.

— Вон он! — кричат.

— По горе лезет!

— Эй, Тыква, спускайся! Все равно догоним!

Вижу, вверх лезут, в погоню идут. Дальше поднимаюсь, левый склон огибаю, в диком месте оказываюсь. Люди здесь не ходят. Никогда не ходили. Зачем здесь ходить? Куда идти, не знаю. Быстро гляжу, путь прокладываю. Наконец вылезаю. Передо мной — большая площадка. Шагов сто, наверное, в длину. Будто длинная узкая полка на каменной стене висит. Будто к каменной стене полка — длинная, узкая — приделана. Справа резко вниз обрывается. Вижу: площадку в дальнем конце трещина рассекает.

Назад дороги нет. Вперед идти надо. На площадку вылезаю, к трещине бегу. Подбегаю, вижу: очень широкая трещина. Шагов семь. Или, может быть, даже больше. Что делать? Думаю: «Очень опасно. На краю трещины мелкие камешки, каменная крошка. Отталкиваться ногой буду, подскользнуться можно». Быстро-наскоро ногой крошки-камешки сметаю в том месте, где отталкиваться буду.

Площадка покатая. От моей стороны к той стороне наклонена. От стены влево, к обрыву наклонена. Голову на ту сторону бросаю — так, чтобы к самой стене упала. Голова летит, на той стороне падает... Влево к обрыву катится... «Скатится, вниз упадет! — думаю. — Как тогда быть? Достать не смогу». Голова на самом краю обрыва останавливается.

Назад для разбега подальше, сколько есть места, отхожу. Бога призываю, «Бисмилло» произношу, бегу. На краю ногой с силой отталкиваюсь, через трещину лечу.

Очень сильно толкнулся. На ту сторону перелетаю, меня вперед тащит... На руки падаю, ладони о камень раздираю, колено ушибаю. Вскакиваю, голову беру. Осторожно, чтоб ненароком вниз не столкнуть — двумя рукам поднимаю. Дальше бегу.

Площадка выступ скалы огибает. За выступ забегаю. Здесь площадка в осыпь упирается. Голову бросаю, сажусь, спиной к скале прислоняюсь. Здесь отдохнуть можно. Выступ от шакалов заслоняет. Они через трещину перескочить не смогут...

Сижу, отдышаться не могу. Потом вдруг меня трясти начинает, будто на сито механического грохота бросает. Будто на мелкие кусочки разваливаюсь, как куча щебня на железной сетке, трясусь и подскакиваю.

Чтобы дрожь унять, голову беру. Нож вынимаю... В каком ухе дырку делать? Если в левом — лицом вперед голову понесу, Зухур вперед смотреть будет... Если в правом — назад... Какое у Зухура ухо левое, а какое правое, никак разобрать не могу. Концом лезвия в одном ухе — в каком, не понимаю, — дырку прорезаю. От подола рубахи полосу отрываю, один конец трясущейся рукой скручиваю, в дырку продеваю, насквозь продергиваю. «Не оторвется ухо?» — почему-то думаю. Знаю, что не оторвется, но все равно сомневаюсь. Концы тряпицы кое-как связываю, разок-другой дергаю — ухо не отрывается. Теперь хорошо. Теперь голову удобно нести.

Все равно дрожу. Зубами стучу, слова непонятные бормочу. Потом дрожь утихает, и на меня будто лавина обрушивается. Внезапно Зарину вспоминаю. Рыдаю, по камню кулаками бью. Боли не чую. Горе унять не могу. Прежде сила, теперь горе распирает. Рвется наружу, выйти не может. «Почему?! — кричу. — Почему?!» О чем спрашиваю, сам не знаю. Хочу горе высказать, а как — не знаю. Нет таких слов.