ЖД

– Эй, кто здесь? – позвал он негромко.

Ничего. Половицы поскрипывали, когда он прошел в соседнюю комнату. Что-то пошевелилось сзади: даже не звук, а колебание воздуха насторожило его. Он стремительно развернулся. В коридоре, высоко подняв топор, стоял длинный бледный мужик с вытаращенными глазами.

Губернатор выронил фонарь, и мужик внезапно завыл – тонким, жалобным голосом, как старый волк. В ту же секунду губернатор выстрелил. Он редко выходил в город без оружия – мало ли, к тому же по военному времени носить с собою пистолет предписывал регламент. Вой оборвался. Губернатор стремительно нагнулся за фонарем, поднял, направил перед собой. Мужик сидел на корточках, по-прежнему держа над головой топор и упираясь спиной в стену. На лице его застыл тупой ужас.

– Ты кто? – резко спросил губернатор осипшим от напряжения голосом. Он явно промазал, да и не целился толком, – мужик не был ранен, он просто перепугался. По лестнице уже топотал шофер, услышавший выстрел.

– Кто тут?! – заорал он, распахивая дверь.

– Ничего, Васильич, я справлюсь, – сказал губернатор уже спокойнее. – Кто такой? Чего задумал?

Мужик промычал что-то невнятное.

– Ну! – шофер пнул его.

Тот наконец выронил топор и опустил руки. Он был почти комичен – у стены, на корточках, с вытаращенными глазами; но губернатор понимал, что, если бы не его осторожность да еще реакция, лежать бы ему сейчас на втором этаже аварийного дома с раскроенным черепом. Впрочем, в мужике с самого начала было что-то странное: хотел бы убить – убил бы. Передвигался он бесшумно, как настоящий васька, и пахло от него соответственно. Пощадил он губернатора не по своей воле. Он хотел его убить – и почему-то не мог.

Отвечать, судя по всему, он не был способен тоже. Сидел, с мольбой глядя на губернатора, и выл непонятное.

– Да что ты воешь-то! – заорал шофер. – Сейчас как дознавателям тебя отдадим, живо все выложишь…

– Уезжай, – внятно выговорил наконец мужик. – Ее оставь и езжай. С ей без тебя разберутся. Ты человек не злой, на тебе греха нет. Уезжай, не будет ничего. А ее оставь, ей нельзя.

– Кого оставь? – строго переспросил губернатор. – Ты про кого говоришь?

– Все ты знаешь, про кого. Езжай, честно прошу. Нельзя тебе было с ней. Оставь, разберемся.

– Где она? – рявкнул губернатор.

– Не знаю, ищем, – промычал мужик. – А тебе нельзя, езжай. Хотел тебя положить, не могу. Правду наши говорили – не дано нам этого. Вишь, не тронул я тебя. Так езжай, будь человек, иначе всем погибель. Долыкать не долыкать, мамкать не плямкать, а обыкуло не разотолочишь.

– Вызови наряд, – спокойно сказал губернатор шоферу. – И Ашу в розыск.

Шофер вынул тяжелый мобильник и принялся вызывать милицию. В этот момент у губернатора в кармане запел его собственный телефон. Кроме кремлевских, номер знали только секретарша и Аша.

– Да! – крикнул он.

– Быстро приезжай домой, – сказала Аша. – Прямо в резиденцию. Ты цел?

– Да, все в порядке. Где ты была?!

– Приезжай, все расскажу. Только как можно быстрее. Пожалуйста, ладно?

– Еду.

Он перехватил взгляд шофера. Внизу уже ревела мигалка. По губернаторскому вызову милиция приезжала быстро.

– Пока я лично не допрошу – не трогать, – бросил губернатор толстому сержанту. – Осмотрите место происшествия, проверьте, откуда топор… Там еще банка консервная… – Здесь всем приходилось объяснять их прямые обязанности.

– Уезжай! – закричал мужик. – Не я достану – другой достанет!

Сержант ударил его в печень, и мужик снова сполз по стене.

– Сильно не обрабатывайте, – предупредил губернатор. – Васильич, едем.

Водитель стремительно ссыпался по лестнице, губернатор шел следом, силясь унять дрожь в ногах. Трус боится до опасности, храбрец – после.

– Домой, – сказал губернатор. Шофер привычно ворчал насчет того, что добрые люди шагу не делают без охраны. Губернатор не вслушивался. Недавний ужас и чудесное спасение – все потускнело перед тем, что Аша жива и, кажется, в безопасности. Он еще раз набрал ее номер, желая проверить себя – вдруг померещился и звонок, и голос, бывает такое в минуты крайнего напряжения…

– Быстрей, – повторила она. – Пожалуйста, быстрей.

Глава вторая

С первой их ночи она много ему рассказывала о туземной вере. Ей ли было не знать – Аша принадлежала к туземной аристократии, к древнему роду жрецов, хотя и ненавидела слово «жрец».

– Оно чужое, ваше. Что-то жрущее. Мы называем – волк.

– Это, вероятно, восходит к волхву, – сказал губернатор. Он даже помнил стихи – «Я волхв, ты волк, мы где-то рядом в текучем словаре земли».

– Волхва придумали ваши, – упрямилась она. – Не умели произносить наше слово и придумали лишнее. Волк – самое высокое звание. А ваши из него сделали звериное имя, потому что нас боялись.

– Что же вас бояться? Что вы такого умеете?

– Увидишь еще. Вот то, что ты со мной, – это разве не наше искусство? Это я захотела, чтобы ты был со мной.

– Сразу-сразу?

– Сразу-сразу. Как увидела. Ты ведь тут главный, ты государев человек. А я кто? А вот я у тебя во дворце и в твоей спальне. Это все волчье слово. И от врага помогает, но про это я тебе не буду говорить.

– Почему? Научила бы.

– У тебя враги?

– У государства, Аша, у государства. Мне бы пригодилось.

– С государственными врагами, губернатор, сам будешь разбираться. Мне твое государство без надобности.

Она была, вероятно, из какого-то племени, покоренного еще Ермаком, – много их тут бродило, и какие-то отголоски легенд долетели до нашего времени. Губернатор понятия не имел, как выбить у нее из головы идиотский предрассудок насчет завоевателей и коренного населения. Он отлично знал, что население всегда завоевывает само себя и выдумывает бесчисленные оправдания, изобретая внешнего врага. Прием, известный любому психологу: персонификация собственной вины. Придумали агрессора, наделили внешностью и биографией – интересный излом туземной психологии. Конечно, он, губернатор, сильно отличается от туземца – примерно как элой от морлока, но тут уж не захват, а два пути эволюции. В конце концов, туземцам никто не препятствовал выйти в элои: к их услугам было образование, он лично открыл две сельские школы (и закрыл десяток, напоминал он себе; но что же делать, если на иную деревню народу-то – два старика?). Найдись кому учиться, учили бы… Пьянство, вырождение, грязь, безволие, безответственность. Этих людей ничему не научишь, ни в какое счастье силой не загонишь – вечно построят себе одно и то же. Так зачем тогда эта легенда про захват? Для самоуважения?

– Ты говоришь глупости, – сердилась она, и он тоже сердился. Хотя и дочь волка, и древнего рода, но все-таки простая туземка, и распускать ее не следовало. – Тебя выучили дураки, и ты повторяешь их дурацкие слова. Ни один народ не угнетает сам себя, никакую нацию не заставляют забывать свою веру. А нашу веру вы потоптали, и помнят ее только волки.

– Ты про язычество? – спрашивал он. – Про Велеса?

– Велес – ваш бог, – говорила она с ожесточением, какого он никогда не мог бы в ней предположить: слабая, бледная… – Вы принесли козлобородого Велеса, волосатого северного бога. Вы приняли потом Христа, но из него опять сделали Велеса. Вы из кого угодно его сделаете, страшного, грубого… А все равно ничего у вас не вышло. Мы как праздновали свои праздники, так и празднуем.

– Что за праздники?

– Их у нас два, – сказала она важно. – День жара и День дыма.

– Жар и дым? – переспросил он.

– Да. Год идет по кругу, катится колесо, а держит его палка, что поперек колеса. Где она упирается в колесо, там два праздника. День жара – весной, как апрель закончится и май начнется. А День дыма – осенью. Свиней, гусей коптить. Ой красивый праздник! У бабушки в селе празднуют. Сейчас мало кто помнит. И вы на этот день праздновали, только свое. На День жара – то Пасху, то Первомай свой с флагами. А на День дыма – то в честь главной иконы праздник, то седьмое ноября, то четвертое. Сами же видите – его нельзя отменить. Ты его в дверь гонишь – он в окно влезет. Толобок на колобок, а он убок и оболок, у нас говорят.