Мой мастер (сборник)

Внизу в гостиной Хмырь в шелковом бордовом халате с мальцевской сигарой в зубах покачивался в шезлонге. На ковре, скрестив ноги по-турецки, сидел Али-Баба, чистил картошку. Из-под его пальцев вился серпантин из картофельной шелухи и падал в хрустальную вазу.

А Косой, разложив на столе пиджак от трошкинского костюма, колдовал над ним, вооружившись ножницами.

— Ялта, где растет голубой цыган… — пел Али-Баба.

— Во дурак! — с восхищением сказал Косой. — Виноград!

— Ялта, ляляляляляляля, паровоз. — Али-Баба не обратил внимания на критику. Своя песня ему нравилась больше. — Какой шакал этот доцентовский кунак! — заметил он. — Какой большой дом украл…

— А сколько может стоить такая дача? — задумчиво спросил Хмырь, меланхолично пуская голубые кольца душистого дыма.

— Тыщи полторы, не меньше, — сказал наивный Косой. — А то и все две…

— Считай, в десять раз больше, — поправил Хмырь, оглядывая гостиную. — Возьмем шлем, приобрету себе такую хату, сосны срежу и огурцы посажу…

— А к тебе приедет черный машина с решеткой, — продолжил Али-Баба, — скажут: «Тук-тук-тук, здрасьте, Гаврила Петрович!»

Косой вздохнул, взял со стола ножницы и с недовольным лицом разрезал трошкинский пиджак.

В гостиную со второго этажа спустился Трошкин, подошел к Хмырю, выдернул у него изо рта сигару, выкинул в открытую форточку.

— Я же предупреждал: ничего не трогать! — с раздражением сказал Трошкин.

— А он еще губной помадой на зеркале голую бабу нарисовал, — тут же наябедничал Косой.

— Ты что это делаешь? — с ужасом проговорил Трошкин, глядя на свой разрезанный пиджак.

— Разрезы, — поделился Косой.

— Сан Саныч, давай червонец, пожалуйста, — попросил Али-Баба, — газовую керосинку буду покупать, а то тут плитка не горит совсем!

— У-у-у! — застонал Трошкин. Запасы его терпения подходили к концу. — Слушай мою команду! — заорал он плачущим голосом. — Я поехал в город. Без меня ничего не трогать — раз! Огонь не разводить — два! Пищу есть сырую! Из дачи не выходить! Кто ослушается — убью! Вот падла буду, — поклялся Трошкин, — век воли не видать. Вот честное слово!

С электрички на заснеженную платформу сошли двое: профессор Мальцев в летнем пальто и его жена Людмила в дорогой шубе.

— Вот видишь, уже почти час, а в два у меня совещание. Поехали обратно! — раздраженно сказал Мальцев.

— Ну и езжай обратно. Я тебя не звала. — Людмила пошла по платформе.

— Люся! — Профессор догнал жену, взял за локоть. — У людей серьезная умственная работа, а мы потревожим их, отвлечем. Это неприлично.

— А по-моему, неприлично забросить своих коллег за город и не оказывать им никакого внимания. Когда ты был в Томске, с тобой носились как с писаной торбой.

Людмила высвободила руку и пошла. Профессор — за ней.

Людмила поднялась на крыльцо, позвонила в дверь.

Никто не отозвался.

— Вот видишь, нету никого, — обрадовался Мальцев.

Людмила позвонила настойчивее.

— Открыто! — донеслось из-за двери.

Людмила толкнула дверь и в сумерках прихожей увидела двоих с поднятыми руками.

Наступила пауза. Обе пары с недоумением разглядывали друг друга.

— Это они? — тихо удивилась Людмила.

— Вроде, — неуверенно отозвался Мальцев.

— Разве вы не знакомы?

— Как это не знакомы? Это товарищ Хмырь, это товарищ Косой. Здравствуйте, дорогие! — закричал Мальцев и кинулся обнимать обалдевших жуликов.

Али-Баба стирал в ванной комнате, с остервенением терзая в руках простыни.

— Это Али-Баба! Наш младший научный сотрудник, — сообщил Мальцев Людмиле, заглянув в ванную.

— Ну какие молодцы! — растроганно проговорила Людмила. — А вот моего Николая Георгиевича ни за что стирать не заставишь.

— Доцент бы заставил, — мрачно сказал Али-Баба.

Общество прошло в гостиную. Сели.

— Ну вот что! — сказала Людмила. — Я знаю, что вы очень заняты. Но сегодня Новый год, и мы вас всех приглашаем к себе в нашу городскую квартиру. Народу будет немного. Только свои из академии. Договорились? — Людмила ласково глядела на Косого и Хмыря.

— Они не могут, — сказал Мальцев.

— Коля! — Людмила выразительно посмотрела на мужа.

— Договорились, — согласился Косой. — Адрес давай…

— А мы еще не решили, — поспешно сказал Мальцев, — может, мы еще к Мельниковым пойдем.

— Как это к Мельниковым? — возмутилась Людмила. — Тогда зачем я два дня не отхожу от плиты?

Вошел Али-Баба, поставил перед гостями хлеб, соль и сырую картошку.

— Нате, жрите! — сказал он и ушел.

— Это что такое? — удивилась Людмила.

— Картошка, — сказал Мальцев.

— Я вижу, что картошка. А почему она сырая?

— Доцент так велел, — объяснил Косой.

Мальцев решительно взял из вазы картофелину и стал ее есть, как едят яблоко.

— Коля… — удивилась Людмила.

— А что? Вот хунзакуты, племя на севере Индии, употребляют в пищу только сырые овощи, и это самые здоровые люди на земле. Мак-Кэрисон провел опыт: 1200 крыс, содержавшихся на рационе небогатой лондонской семьи — хлеб, сельдь, сахар, консервированные и вареные овощи, — приобрели болезни, распространенные среди лондонцев: легочные и желудочные. А другие 1200 крыс, питавшихся тем же, что и хунзакуты, были абсолютно здоровы. По словам Аллена Баника из США, восьмидесятилетние женщины в Хунзе выглядят, как наши сорокалетние, — сообщил Мальцев.

Людмила взяла из вазы сырую картошину и изящно надкусила.

Косой поверил и тоже взял картошину. Пожевал и выплюнул. Потом круто посолил, откусил, пожевал и снова выплюнул в кулак и спрятал в карман.

— В лагере и то горячее дают, — пожаловался он.

— В каком лагере? — не поняла Людмила.

— А давайте споем что-нибудь все вместе! — предложил Мальцев и первый громко заорал:

— Коля! — Людмила с упреком посмотрела на мужа.

— А что ты меня все время одергиваешь: Коля, Коля… — разозлился Мальцев. — Что, я уже не могу спеть со своими друзьями?

— Вот скажите, товарищ Хмырь, вы так же со своей женой разговариваете?

Хмырь промолчал.

— Вот видишь, а я десять лет тебя прошу, чтобы ты взял меня с собой в экспедицию. Товарищ Хмырь, скажите, а вот есть же у вас должности, которые не требуют специальных знаний?

— Ну это смотря кем работать, — компетентно вмешался Косой. — Если медвежатником, то тут, конечно, техника, слесарное дело. Если скок лепить, тоже обратно ж замки. А если, скажем, как Хмырь по вокзалам… Ой!

Хмырь с силой пнул Косого под столом.

— А если, скажем, поварихой? — спросила Людмила, которая ни слова не поняла в «научной» терминологии Косого.

— Да тут чего… недоложил, недовесил, это каждый дурак может.

Хмырь снова с силой пнул Косого под столом. Шепнул:

— Дурак, она думает, мы ученые.

— А вообще все зависит от способностей, — вывернулся Косой. — Вот один мой знакомый… тоже ученый, у него три класса образования, а он десятку за полчаса так нарисует — не отличишь от настоящей.

— О! Шахматы! — вдруг завопил Мальцев. — Кто играет в шахматы?

— Я! — сказал Хмырь.

На лестничной площадке дома против сквера стояли двое: гардеробщик и высокий человек в серой кепке. Смотрели в окно. Отсюда были видны фонтан и сидящий на лавочке Трошкин.

— Ну? — спросил гардеробщик. — Он?

— Черт его знает… Проверю.

Человек в кепке пошел вниз по лестнице. Вышел из подъезда, пересек Театральную площадь. Подошел к Трошкину.

— Простите, спичек не найдется? — спросил человек в кепке.

— Не курю, — вежливо ответил Трошкин.

Человек отошел. Трошкин посмотрел на часы, потом перевел глаза в сторону. В стороне в белой «Волге» сидел Славин и тоже смотрел на часы.

Трошкин встал, нетерпеливо прошелся вокруг фонтана, снова сел.