Громила

кто нёсся по дорогам прошлого странствуя друг к другу хотрод Голгофа видение тюремного одиночества или инкарнации джаза в Бирмингеме,

кто проносился сквозь страну за семьдесят два часа чтобы узнать было ли у меня у тебя у него видение чтобы познать Вечность,

кто приехал в Денвер, умер в Денвере, вернулся в Денвер в тщетном ожидании, кто затаился и размышлял в одиночестве в Денвере и наконец уехал чтобы догнать Время, и теперь Денвер одинок без своего героя,

кто падал на колени в безбожных храмах молясь за спасение друг друга за свет и груди, пока душа на мгновение не вспыхивала в волосах,

кто без приглашения врывался в тюрьму своего разума ожидая невероятных златоглавых преступников с шармом реальности в сердце которые пели сладкий блюз Алькатрасу,

кто возносился в Мексику чтобы привить привычку, или в Скалистые горы оказать уважение Будде в Танжер к мальчикам в Сазерн Пасифик к чёрному локомотиву, в Гарвард к Нарциссу в Вудлоун к гирлянде маргариток или могиле,

кто нуждался в приговоре здравого ума обвиняя радио в гипнотизме оставлен со своим безумием руками и повесившимися присяжными,

кто кидался картофельным салатом на лекциях по дадаизму а потом оказывался на гранитных ступенях сумасшедшего дома с бритыми головами бурлескными речами о самоубийстве, настаивая на немедленной лоботомии,

и кому давали взамен каменную пустоту инсулина метразола электричества гидротерапии психотерапии трудотерапии пинг-понга и амнезии,

кто всерьёз протестуя перевернул лишь один символичный стол для пинг-понга, заканчивая выступление краткой кататонией,

кто годы спустя вернулся весь лысый только кровавый парик, слёзы и полицейские ищейки, к страшному приговору сумасшедшим в тюрьмах бешеных городов Востока,

зловонные залы штата Пилигримов Рокленда Грейстоуна, пререкания с отзвуками души, колеблясь и гремя на скамьях полуночного одиночества в каменных королевствах любви, сны о жизни становятся кошмарами, тела обращены в камни огромные как луна,

с навсегда за***нной матерью, последней волшебной книгой выброшенной из окна обители, и последней дверью закрытой в четыре утра, и последним телефоном брошенным в стену в ответ, и последней меблированной комнатой душевно опустошённой, жёлтая бумажная роза накрученная на проволоку виселицы в клозете, да и то в мечтах, ничего кроме бессмысленной частички галлюцинации — о, Карл, я беспокоюсь когда ты в опасности, и теперь ты в самом деле в животной похлёбке времён,

и кто бежал по ледяным улицам преследуем внезапным алхимическим озарением о применении эллипса каталога переменной степени и самолётной вибрации,

кто грезил совершал телесные прорывы во времени и пространстве сопоставлением образов, и загнал архангела души в угол между 2 визуальными образами и соединил простые глаголы и существительные и энергию сознания скача с ощущением Pater Omnipotens Aeterna Deus,

чтобы воссоздать синтаксис и размер жалкой людской прозы и встать перед тобой бессловесным жалостливо дрожащим, отвергнутым но признающим душу подчиняющимся ритму разума в нагом и бессчётном стаде,

безумные бродяги и ангелы битники во времени, безвестные, но оставляющие слова что могут быть сказаны после их смерти,

и воскресающие перевоплощёнными в призрачных одеяниях джаза в златой тени горна выдувающие ради любви страдания нагого разума Америки eli eli lamma lamma sabacthaniсаксофонного соло заставлявшего город трепетать перед радио с сердцем полным поэзии жизни вырванным из собственного тела годным в пищу тысячи лет.

Переведено в феврале 2002 года, Москва.