The Телки. Повесть о ненастоящей любви

ой.

Мы подходим к девушкам:

— А вот и мой грустный, но прекрасный друг, сударыни. Это Владимир. Тоже скучает. Девушки смеются.

— Володя, а вы о чем скучаете? — спрашивает его Маша.

— А давайте выпьем за скуку! — перехватывает инициативу Настя.

— А потом в караоке поедем, — выдавливает из себя этот пьяный баран. Кажется, все мои усилия пошли прахом, но неожиданно меня выручает Маша:

— А что? Я, например, очень люблю петь, — похоже, она готова отправиться даже в зал игровых автоматов.

— У вас еще, оказывается, и общие интересы! Маша, ты никогда не говорила мне, что любишь петь!

— Ты никогда не спрашивал, — хмыкает она и переключается на Вову. — А куда поедем? В «Крик»? В «Чипполино»?

— Браво! — Я хлопаю в ладоши. — Ладно, друзья, я, пожалуй, пойду. Не буду вам мешать, не хочу отсвечивать, и все такое. — А может, с нами, а? — интересуется Вовка.

— Нет, нет, нет. Наин, ноу вей, но пасаран и так далее.

— Бывай, брат. — Вова встает, обнимает меня и целует в обе щеки. — Завтра увидимся! Счет за стол пусть сюда пришлют!

— Нет проблем, старичок! — Я выскальзываю из его объятий, незаметно посылаю девушкам воздушные поцелуи и возвращаюсь к ребятам.

— Как тебе это удалось? — выпаливает Антон. — Я думал, мы сегодня попали, — кривится Ваня.

— Все зависит от того, как себя позиционировать. — Я допиваю свой виски. — Ваня, позови официантку, пусть она счет за наши посиделки этому кретину отнесет.

Ваня беззвучно, но картинно аплодирует. Антон поднимает два пальца, салютуя. Откуда-то сверху начинает играть «Smalltown Bоу»:

Run away,

Turn away,

Run away,

Run away.

Я ставлю пустой бокал на стол:

— Пора валить, они могут передумать…

ОРГАНАЙЗЕР

Кроме всех перечисленных приемов рекомендуем

взять на вооружение важнейший принцип тайм-менеджмента:

«Все может быть усовершенствовано».
Из какого-то тренинга

Я купил себе новый «Moleskine». Не в том дело, что старый закончился, а просто надоел. Кучи непонятных имен, телефонов, какие-то пометки, цифры, расчеты… Замусоленные страницы, и все такое. Когда-то я его купил, чтобы начать, наконец, писать книгу о ночной Москве. Ну, знаете, списывать портреты с живых людей, подмечать сцены, переносить увиденное на бумагу. Даже первые записи успел сделать. Однажды, сидя в кафе с какой-то компанией, достал эту записную книжку, и тут одна телка говорит: «Ты знаешь, что в таком же блокноте делал записи Хемингуэй?» Представляете? Эта глупая сука так и сказала, причем с таким видом, словно сообщила одной ей ведомое тайное знание, ибо никто, кроме нее, не читал рекламной брошюры, валяющейся на каждом стенде с элитными канцтоварами. «"Moleskine"» — такие блокноты вели Хемингуэй, Набоков и Сент-Экзюпери». Это все равно что сказать человеку с банкой «Пепси» в руках: «Ты знаешь, что это вкус победы?» Не люди, а билборды! С тех пор я при посторонних ничего не записываю в «Moleskine», чтобы не давать идиотам поводов продемонстрировать свою информированность. Эта мысль