Из жизни непродажных

Катерина завертела головой и захныкала.

- Ты уморишь мою дочь голодом, женщина. И твое диетпитание остывает.

- Мам, пап, идите смотреть, как я картину повесил. Свет правильно падает? - окликнул их из спальни Тимка.

Родители переглянулись и засмеялись.

- Ты знаешь, я счастлива, - вдруг сказала Лана.

- Ты знаешь, я счастлив, - одновременно с ней доверительно сказал Олег.

- Мам, а ты теперь Катьку больше нас с Тошей любишь? - спросил Тимка, ревниво наблюдая, как Лана нежно воркует над малышкой.

- Что ты! Как же я могу кого-то из вас любить больше? Вы ведь все - мои, я вас всех родила.

- И когда меня родила, тоже так со мной обращалась?

- Тим ты мой… Иди сюда скорее. - Лана на одной руке держала дочь, а второй обняла сына, прижала к себе покрепче. - Смотри, какая наша Катюша маленькая, слабенькая, беспомощная… Она даже голову еще не умеет держать. Я для нее сейчас - и руки, и ноги, и голова, которая думает. И еда, и все-все-все!… Когда ты родился, Тошка тоже переживал, что я тебя больше люблю. А потом стал мне помогать: у кроватки твоей сидеть, караулить, коляску на прогулке катал, когда мне надо было в магазин зайти… Кормил тебя. Даже одежки твои гладил. Даже лучше, чем я: так складывал каждую распашонку, словно ее только из магазина принесли… И стал тебя любить сильно-сильно! Потому что когда о ком-то заботишься, обязательно начинаешь любить. Сердце включается…

- Да? - Тимка стоял, прижавшись к Лане, и смотрел на крохотную свою сестренку. - Мам, а она уже не красная. И уши у нее уже трубочкой не сворачиваются.

- Конечно, она же растет, зреет, как яблочко, наливается соком. Вот скоро узнавать нас начнет, улыбаться, агукать - тогда еще интереснее с ней станет. А потом она будет учиться переворачиваться на животик. А потом будет учиться ползать и сидеть…

- А почему она сейчас не умеет? Что здесь трудного-то?

- Так природа устроила. Человек очень сложное существо. Сложнее, чем другие животные, потому что у него есть разум… - объясняла Лана, с неожиданной для себя и смешной обидой на природу думая: «А действительно, почему самое разумное на земле существо рождается самым беспомощным? Разве это правильно? Вот, волнуйся за них за всех…»

Олег, войдя в спальню, обнаружил идиллическую картину: на одной руке у Ланы мирно спит Катюха, другой она обнимает Тимофея, оба не сводят глаз с малышки, и лица у них…

Торопясь, пока они не заметили его, он вынул мобильник и сфотографировал эту картину. И тоном королевского распорядителя объявил:

- Ванна для инфанты готова!

Пока Катя спала, Лана пошла к своему компьютеру проверить почту. Уже три недели она в нее не заглядывала, некогда было.

Поздравления, поздравления, поздравления…

Ага, и от папы из Парижа весточка. Да большое какое письмо!

Она начала читать и даже не услышала, как в комнату вошел Олег, тоже до этого разбиравший свою почту на кухне.

- Вот ты где! А я тебя по всей квартире ищу… Влад новую газету делает теперь. «Прогулки» невозможно было переориентировать. Эй! Ты меня слышишь? - потрепал он Лану по затылку.

Она подняла на него полные слез глаза.

- Что случилось? - испугался Олег.

- Папа…

- Что с ним?

Лана кивнула на экран компьютера. Олег начал торопливо читать:

- «Поздравляю с дочкой, рад что… У меня все хорошо…» Ну слава богу, у него же все хорошо! Почему ты ревешь?

- А ты дальше почитай… Вот здесь… - Лана ткнула пальцем в экран монитора.

«Я открыл счета на всех вас: внучке - она девочка, ей нужнее - положил четыреста тысяч евро, мальчишкам по триста, а вам с Олегом двести. Эти деньги мне не нужны, ты знаешь, на холст и краски мне всегда хватит. Ты не думай, я вполне прилично живу, у меня и квартира, и мастерская - все отлично. И вообще, думаю, картины писать лучше на родине. Как ты думаешь, мама меня примет обратно? Или это безнадежно? Если примет, вернусь».

- Ого!… Да… Я так рада. Только вот…

- Да, неожиданно…

- Не представляю, как я это скажу…

- Зачем говорить? Пусть себе лежат, вырастут - тогда скажем.

Лана с недоумением поглядела на мужа:

- Кто вырастет? Ты о чем?

- О детях. Дети вырастут - тогда и скажем о деньгах… - удивленно ответил он.

- О каких деньгах?

- О тех, которые…

Олег вдруг стал смеяться - так, что и слова не мог сказать. Только тыкал пальцем в экран монитора. Что там такого смешного он увидел? Лана проследила за указующим перстом мужа и прочитала то, на что в первый раз не обратила особого внимания, потому что - папа возвращается! И тоже засмеялась.

- Эй вы, родители, чего это вы так веселитесь, когда у вас младенец надрывается? - строго спросил с порога комнаты Платон.

- Правда? Ой, бегу! - заторопилась Лана. Олег пошел вслед за ней, но спохватился, вернулся к компьютеру и что-то еще раз внимательно посмотрел в письме.

- Письму этому уже две недели, а Инна Михайловна ничего о возвращении Платона Игнатьевича не говорила. Не говорила же? - вернулся Олег к разговору, когда Лана села подкормить Катюшку.

- Неужели она так чувствует, когда меня нет рядом? - не отвечая мужу, вслух подумала она, любуясь дочкой.

- Опять мы о разном говорим? - смешливо пробормотал Олег, укладываясь на постели «звездой». - Ей же только три недели, она еще не привыкла быть… снаружи! Вот и зовет тепленькое и родное.

- А она на тебя похожа… Смотри, хмурит бровки совсем как ты!

- Так и должно быть, - авторитетно сказал многодетный отец и повернулся на бок, чтобы удобнее было тоже любоваться ребенком. - Сыновья должны быть похожи на мать, дочери - на отца. Тогда счастливые будут… Лань, а ресницы у таких козявок разве бывают? Ты смотри, длинные какие!

- И уже темные… А волосенки белые, как у мальчишек были. Впрочем, они и сейчас белобрысые.

- Как их мама - синеглазые блондины.

- А Катюшка будет зеленоглазой. И все равно блондинкой - в кого ей черненькой быть? Ты тоже у нас нэ брунэт.

- Ну, все, хватит баловать мою дочь! - велел грозный муж, снова раскидываясь «звездой». - Клади ее в кроватку. И сама ложись.

- Слушаю и повинуюсь, мой повелитель! - в тон ему ответила Лана, устроила Катюшу в кроватке, торопливо приняла душ, все время невольно прислушиваясь, не закричит ли опять этот бессонный младенец, и заняла свое место рядом с Олегом, который все еще лежал на спине и о чем-то думал.

- Лань, ты завтра будешь звонить маме?

- Ох, Олежка… страшно!

- Почему? - помолчав, спросил он.

- Ну как - почему? Потому что нельзя вмешиваться в личные отношения людей.

- Не людей, а родителей! - наставительно сказал Олег. - Ты думаешь, отец тебе просто так написал, что хочет приехать, но сомневается… Он же тебе задание дал!

- Да я понимаю… Все равно. Это надо хорошо обдумать.

- Что тут обдумывать? Ты сколько раз мне говорила, что твоя мама любит отца бесконечной любовью. Они же все эти годы переписывались, и она два раза к нему ездила и гостила по месяцу.

- Это было уже давно. Последние лет пять она у него не была. И… мы об отце не говорили уже… да тоже, наверное, лет пять! Вдруг у нее кто-то другой появился?

- Не похоже… - усомнился Олег, вспоминая последнюю встречу с тещей. - В квартире никаких следов пребывания мужчины - постоянного или временного. У нее только кошка Палитра и полный разгром… то есть творческий беспорядок. А сама она - красавица в полном расцвете сил. Я отца твоего, признаться, даже ругнул про себя… Или ты не хочешь, чтобы они сошлись?

- Какое я имею право хотеть или не хотеть этого? Нет, я завтра лучше отцу напишу, или, еще лучше, позвоню. И все выясню. Пусть прямо скажет, чего он хочет!