Лицей послушных жен (сборник)

Итак, нужно все объяснить. То есть создать экспозицию.

И начну я с наших имен, которые стритам могут показаться немного странными.

Хотя нет! Сначала еще пару слов о стритах.

Так мы называем всех, кто находится за пределами столь приличных учебных заведений, как наш лицей. Раньше, лет десять-пятнадцать назад, их называли «уличными». Но мне кажется, что «стриты» звучит красивее и пристойнее, чем это простое и несколько вульгарное понятие – «уличные».

Сейчас так уже не говорят. Скажу больше: произнести такое – все равно что выругаться. И получить за это красное порицание.

Ну вот, теперь придется объяснять, что такое «красное порицание»! Ведь есть еще синее, зеленое, желтое и самое страшное – черное…

Объясню вкратце: за каждый некорректный поступок, ошибку или слово мы, ученицы, на протяжении учебного года получаем от госпожи Директрисы цветные карточки. За словесные ошибки – красные, за плохое усвоение учебного предмета – синие, за плохое поведение – желтые, за огрехи во внешнем виде – зеленые. О черных лучше промолчать! Черное порицание, то есть черный квадратик картона, – это уже приговор! И – карцер.

Каждое порицание пронумеровано и продублировано. Дубликат остается в выдвижном ящике у госпожи Директрисы. Так что эти карточки мы тоже добросовестно храним, как страшное напоминание о наказании в конце года. И готовимся к нему.

Несложно догадаться, что те, кто набрал больше красных карточек, должны исправить свою речь с помощью различных заданий, которые нам дает госпожа Директриса. Например, в прошлом году одна семиклассница выучила наизусть пьесу Шекспира в оригинале и декламировала отрывки в актовом зале, пока не потеряла сознание.

Обладательницы желтых порицаний убирают территорию и днем и ночью.

А зеленых лишают всех благ в выборе одежды или косметики…

Черные… Ох… Просто сидят в карцере. Столько дней, сколько получили таких карточек.

Это – справедливые наказания.

Конечно, все мы боремся, чтоб этих порицаний было как можно меньше.

Теперь, как обещала и пока не запуталась, начну с имен.

Здесь тоже все просто.

Наши имена не иностранные, как может показаться на первый взгляд. И не прозвища (не дай бог: у нас это наказывается желтым порицанием!). Это всего-навсего первые буквы наших полных имен! Не более того!

Такая форма обращения была принята очень-очень давно, еще во времена наших прабабушек. Но до сих пор считается весьма удобной в обращении.

Во-первых: коротко и ясно, во-вторых, хорошо запоминается, в-третьих, как объясняет школьный психолог, «не дает выйти эмоциям за рамки личности». Это довольно сложное объяснение. Я понимаю его так: каждый сам по себе, как квартира или вилла с домофоном, куда не зайдешь, не зная полного набора цифр.

Конечно, в наших анкетах, которые заполняют родные и близкие, когда отправляют нас в это заведение, стоят обычные имена и фамилии. Но за годы пребывания здесь, эти имена стираются из памяти, ведь голова наполняется массой других знаний. Здесь уже не до того, чтобы помнить, кто ты такая – Аннушка или Мария. А еще попробуй запомнить отчество и фамилию! Сплошной бред!

Однажды – клянусь, чисто случайно, – когда Озу болела, а я отсиживала у ее постели в лазарете необходимый для проявления милосердия час, я подглядела: в ее анкете, которую просматривала медсестра на предмет наследственных болезней, записано, что ее зовут Ольга Зеноновна Урбанская.

Сокращенно и есть – Озу. Красиво и коротко.

Возможно, Рив зовут Раиса или Роза, Лил – Лариса или Лина.

Но это банально и не романтично. Поэтому я рада, что меня зовут Пат.

Ночами, когда не спится или по расписанию наступает время «романтических девичьих грез» (которые мы потом записываем в отдельную общую тетрадь для будущих поколений курсанток лицея), я представляю, что мое полное имя – Патрисия или Памела. Звучит красиво, как у леди.

Ну вот. С именами покончено.

Теперь о том уроке, на котором сегодня я должна проявить уверенность и безупречное знанием материала.

Я обожаю «литсуд»!

Это мой самый любимый предмет. Хотя у нас, курсанток одиннадцатого, предпоследнего класса, есть еще «домоводство», «рукоделие», «экономия» и «гендероведение».

В последнем, двенадцатом, вместо курса по партнерским отношениям, входящего в «гендероведение», мы будем более тщательно изучать все, что связано с сексом. Физиологию отношений. Интересно. И немного жутко – что узнаем?

Но это будет в следующем году.

Пока что, как я уже говорила, мой любимый предмет – «литсуд».

Чем он так интересен?

Ну, во-первых, я млею от любовных романов!

В нашей библиотеке, в отделе для старшеклассниц, их очень много.

Обожаю эти розовые, сиреневые, небесно-голубые покетбуки с прекрасными дамами и джентльменами на обложках.

Они даже пахнут! Возьмешь в руки и сразу как будто в торт окунаешься – во рту становится сладко, во всем теле – тепло и воздушно. Жизнь кажется прекрасной, многообещающей! А иначе и быть не может. Сиренево-розовое счастье так и лезет в уши, в ноздри, в рот, а в голове звучит музыка: «Он-взял-ее-за-плечи-и-их-губы-слились-в-горячем-поцелуе…» Ох…

О поцелуях мы еще ничего не знаем. И это так тревожит. Как это – «губы слились»? И если они «слились», то куда же делись носы и глаза? Но такие вещи мы никогда не обсуждаем. Это неприлично.

На «литсуде» мы таких книг по внеклассному чтению не изучаем.

На уроках мы проходим мировую классику, как и обычные стриты в своих общеобразовательных школах. Только подходим к ней с другой стороны. С более интересной и практичной. Так сказать, приспосабливаем ситуации к жизни. Ведь классика есть классика: поучительна и актуальна во все времена.

У меня еще будет время подробно описать, как проходит урок. Тем более что именно сегодня мы судим мадам де Реналь из «Красного и черного» и я, именно я, имею честь впервые в жизни быть ее прокурором. Пока не знаю, как все будет, и потому скажу еще несколько слов о нашем лицее.

То есть описание экспозиции должно пройти по всем правилам.

Итак, нашему лицею очень много лет! А древние документы, висящие в музее, вообще свидетельствуют, что ЛПЖ существовал всегда.

Вы только представьте себе этот срок: всегда! Как Вселенная. Как Земля. Когда представляешь, даже жутко становится. И такая гордость охватывает!

В музейном зале, который открывают только во время больших торжеств, хранятся выцветшие документы, написанные специфическим, разработанным еще монахинями ордена Послушных Жен каллиграфическим письмом.

Они свидетельствуют о гонениях на это заведение во времена инквизиции и охоты на ведьм, о расцвете культуры благодаря нашим выпускницам в эпоху Возрождения, об их преданности воинам Отчизны в тяжелые военные времена.

Здесь хранятся тонны писем с множеством благодарностей из разных уголков мира, миллионы фотографий счастливых, улыбающихся пар, созданных благодаря существованию ЛПЖ.

Есть отдельный трогательный стенд, на полках которого – фотографии младенцев. Сад младенцев! Целый земной шар, засаженный нами!

Есть и особый стенд, к которому нас обязательно подводили в детстве во время первой экскурсии: «Лицо позора».

На нем фотографии казненных за неверность, неблагодарность или за другой из десяти грехов, которые строго наказываются по Уставу нашего заведения.

Сказав о грехах, стоит сказать о добродетелях. Эти понятия тесно связаны между собой. То есть, сказав «А», должен знать и «Б»! В данном случае – наоборот. «А» – это добродетели, «Б» – грехи.

Что касается перечня первых – это ясно как дважды два.

Ведь все десять заповедей, из которых состоит наш Устав, выписаны и нарисованы известным художником, отделаны широкой извилистой рамой, покрытой трехмиллиметровой позолотой. Этот Устав висит в нашем холле на самом видном месте – там, где во время утренних линеек стоит госпожа Директриса.