Изобретение велосипеда

Пароходишко качался на волнах, упорно подбираясь к восточной оконечности Крыма. По-прежнему веселились в синем море дельфины, откуда-то снизу раздавалась ругань моториста (моторист искал маслёнку), а Гектор сидел на стуле на палубе и считал, сколько же дней осталось до первого августа.

— Керчь на горизонте, — сказал Гектору сосед и отложил в сторону газету «Крымская правда». — Дымит, родная… — Он свернул газету и сунул её в сумку. Из сумки выглянула красная глиняная амфора. Сосед Гектора был пожилой мужчина — худой, совершенно лысый, но зато с длинной чёрной бородой. Он напомнил Гектору портрет генерала Кутепова, который Гектор видел в запаснике Русского музея. Зачарованно смотрел Гектор то на соседа, то на амфору.

— Пятый год копаем, — вздохнул мужчина. — Денег не хватает, людей не хватает… Разве так настоящие археологи работают?

— А как они работают? — спросил Гектор, глядя на маленькие белые домики, появляющиеся на берегу.

…Гектор и его новый пароходный знакомый шли по напоминающей перевёрнутый раскалённый утюг Керчи. Звали нового пароходного знакомого Фёдором Фёдоровичем, был он начальником археологического отдела Керченского краеведческого музея. В подчинении Фёдора Фёдоровича находились две экспедиции, раскапывающие города древнего Понтийского царства. Алину Дивину Фёдор Фёдорович знал, она работала в пантикапейской экспедиции художником — срисовывала орнаменты с амфор, помогала склеивать черепки. Ещё Фёдор Фёдорович сказал, что даром кормить Гектора в экспедиции никто не будет, но он, Фёдор Фёдорович, по доброте своей может зачислить Гектора в экспедицию рабочим за рубль в день плюс бесплатное питание.

— Договорились! — радостно схватил Гектор за руку Фёдора Фёдоровича. Он и не мечтал, что всё так быстро и хорошо устроится. И Фёдор Фёдорович, в свою очередь, не стал посвящать Гектора в проблемы найма рабочей силы в экспедиции. Фёдор Фёдорович ласково смотрел на Гектора и думал, как бы так незаметно шепнуть Алине, чтобы парня этого она сразу не отшивала, пусть хоть недельку потрудится во славу археологии.

Дальше поехали на автобусе, конечный пункт прибытия которого назывался Камыш-Бурун. В автобусе было жарко, и спина всё время чесалась, но Гектор терпел, думая о предстоящей встрече с Алиной Дивиной. Несколько раз начинал он осторожно выяснять, нет ли в экспедиции у Алины поклонника, но Фёдор Фёдорович всё время переводил разговор на темы археологические. Он раздражённо говорил Гектору, что крупные куски глины ни в коем случае нельзя рубить лопатой, а надо осторожно разламывать их руками, потому что там можно найти такие маленькие-маленькие амфорочки, в которых понтийские красавицы хранили свои косметические снадобья. В конце концов, Гектору надоело слушать Фёдора Фёдоровича, и он стал смотреть в окно, но там поля, поля…

Вышли Гектор и Фёдор Фёдорович в селе Отрадном. Дома — аккуратные, белые, кругом заборы, за заборами обширные огороды и весёлые голоса украинских дивчин, в каждом дворе сидит злющая собака и гремит цепью, люди ходят степенно и сыто по асфальтовым дорожкам. Не то, что в Хотилове. В дождь там ни пройти ни проехать. Навстречу Гектору и Фёдору Фёдоровичу толстый паренёк гнал орду хрюкающих свиней, явно не привыкших уступать дорогу случайным прохожим.

Отбившись от свиней, Фёдор Фёдорович и Гектор прошли вдоль вспаханного поля, где-то внизу шумело море, солнце садилось, и Фёдор Фёдорович шёл впереди, показывая Гектору пальцем какую-то невидимую точку вдалеке и говоря, что вот там-то и находится экспедиция.

Здесь был совсем другой Крым. В Ялте были горы — словно развалились всюду верблюды с зелёными горбами, а здесь равнина — величественный горизонт, полыхающее солнце, мудрые чайки в синеющем небе, плеск волн внизу и крутой спуск к морю. Берег завален брёвнами и отполированными добела деревяшками.

Две мысли, как два больных зуба, мучили Гектора: Алина Дивина и университет. Находились они в явном противоречии, и учебник укоризненно тыкал Гектора через сумку углом в плечо и спрашивал: «Что ж ты, гад?» И Гектор давал себе клятву завтра же начать заниматься, использовать каждую свободную минуту, а их, по словам Фёдора Фёдоровича, у него будет немало — раскопки с шести утра до девяти, потом перерыв до пяти часов дня, и снова копать до восьми вечера. Перерыв составлял восемь часов, а этого было вполне достаточно.

Не знал Гектор, как встретит его Алина Дивина, и поэтому разволновался, когда Фёдор Фёдорович показал крутой спуск к морю и три палатки на берегу, стол, сколоченный из досок, людей, сидящих за столом. Алины среди них не было.

— Радуйтесь, археологи! — сказал Фёдор Фёдорович. — Привёз вам рабочего!

— Ура! Ура! Ура! — прокричали археологи — сутулый загорелый парень с бородкой и две девицы в тренировочных штанах и в лифчиках. Поодаль стояла повариха. Было ей на вид за тридцать. Приземистая, широкобёдрая, лицо круглое, словно очерченное циркулем. Она изучающе смотрела на Гектора. Недалеко от воды лежал побелевший от солнца брезент. На нём чернели, краснели, белели битые черепки, лежала на боку полусклеенная амфора. Фёдор Фёдорович уселся за стол.

— Руслан! — сунул Гектору руку сутулый парень.

— Света!

— Наташа! — представились девицы.

Света — чёрная от загара блондинка — напомнила Гектору злой персонаж из детской сказки. Наташа была худой и невзрачной. Говорила она тихо и смотрела кротко.

— А я Галя, — с украинским «х» вместо «г» сказала повариха.

— Хектор, — неожиданно ответил Гектор.

Все засмеялись, а Галя обиделась, но Гектор тут же начал говорить ей разные комплименты, извиняться, улыбаться так светло и чисто, что Галя положила ему в чашку больше всех макарон по-флотски (свесили макароны ноги через край чашки), а наверх Галя положила разрезанный вдоль огурец.

— Ты же голодный, — улыбалась она, ласково глядя на Гектора.

— Я всё хотел спросить… — Гектор обвёл взглядом компанию, сидящую за столом. — Я всё хотел спросить, а где Алина?

— Алина создаёт шедевр, — усмехнулась Света. — Алина у нас Роден в купальнике, а Алёша Григорьев ей позирует…

— Кто такой Алёша Григорьев? — спросил Гектор.

— Они скоро придут, — сказала Света.

Гектор вздохнул и начал расправляться с макаронами по-флотски.

52

Алёша Григорьев — двадцатипятилетний атлет, аспирант, без пяти минут кандидат наук, сероглазый красавец с усами, на манер западноукраинских спускающимися на щёки, приехал в Керчь из Москвы позагорать и поплавать. В его университетской аспирантской программе лето одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого года значилось как «участие в археологических раскопках». Алёша добросовестно участвовал в раскопках, тем более что соотношение мужчин и женщин в экспедиции было два к четырём, причём этот хлюпик Руслан — жалкий керченский студентишка — в расчёт не шёл. Последнее время Алёшины мысли занимала неприступная скульпторша-художница, оказавшаяся в экспедиции по какому-то недоразумению. Когда Алёша — загорелый акробат, впервые попытался обнять Алину в уединённом месте, она обещающе задрожала и сказала срывающимся голосом: «Послушай, друг, я не хочу, чтобы из-за меня ссорились повариха и руководительница… Ступай к ним…» Алёша посчитал это хорошим признаком.

Алёша специализировался на истории древнегреческого быта. Он уже успел побывать на раскопках в Греции, Египте и в Ливане. Когда он начинал рассказывать вечером у костра об этих странах: о белоснежном, засиженном чайками Акрополе, о Суэцком канале, который Алёша якобы переплыл на спор, о ливанских подвальных кабаках, где вьётся кольцами синий гашишный дым, глаза у женщин вспыхивали, как угольки.

Только Дивина равнодушно относилась к его рассказам, презрительно фыркала, как необъезженная лошадь. Алёша только посмеивался. Он был уверен, что она никуда не денется.

Он с радостью согласился позировать Алине, и та лепила его во весь рост из синей береговой глины, но близко к себе не подпускала. А Алёша забыл про недописанную диссертацию, про раскопки, забыл про всё… Несколько раз он ночью пытался залезть в палатку к Алине, но та предупредительно перешла спать к Гале. Алёша злился, бегал по лагерю, крутил с пятнадцатиметрового утёса на глазах у всех тройное сальто, но…