Паразиты

— Мы полагаем, — продолжала Мария, — что самое удобное — жить в окрестностях Лондона. Удобнее встречаться с друзьями.

Мария поймала взгляд Найэла и поспешно отвела глаза, сминая в пальцах кусочек хлеба. У нее была новая прическа: волосы немного длиннее, чем раньше, слегка взбиты и зачесаны за уши. Лицо слегка похудело. Она красива, как никогда, подумал Найэл, бледно-голубое платье под стать цвету глаз. Мария знала, что Найэл смотрит на нее, а потому высокомерно вскинула голову и еще громче заговорила про Аскот. Ее голос, ее слова причиняли Найэлу боль — он слишком сильно любил ее, — кусок не шел в горло. Ему хотелось ударить ее, ударить сильно, очень сильно.

В четверть четвертого завтрак закончился; невыносимая апатия охватила гостей, но Папа, повеселевший после портвейна и стилтона, объявил о своем твердом намерении осмотреть каждый дюйм Колдхаммера от подвалов до кухонь.

— И не забыть про усадьбу, — сказал он, взмахнув руками в направлении террасы, — службы, свинарники, кладовые, винные погреба. Я должен увидеть все.

— Наша домашняя ферма в целых трех милях от замка, — сказала леди Уиндэм, стараясь поймать взгляд мужа. — И в Колдхаммере никогда не держали скот. Но думаю, что, если мы перенесем чай на пять часов, у вас будет время пройтись по саду. Разумеется, если Доббин не запланировал чего-нибудь другого.

Леди Уиндэм перевела взгляд с мужа на дворецкого. Они поняли друг друга, словно обменялись одним им ведомым кодом. Селия догадалась, что это означает «чай в пять часов», хотя уста леди Уиндэм не произнесли ни слова.

— Теперь слишком поздно следовать моим планам, — отрезал лорд Уиндэм. — По моим планам с садом мы должны были покончить к трем часам. В четверть четвертого нам следовало выехать для осмотра вида трех графств с Маячного холма над «Причудой охотника».

— «Причуда охотника». Это напоминает народные предания и сказки про фей и эльфов, — сказала Фрида. — Нельзя ли посетить это место вечером при свете луны? Может быть, это то самое, Найэл, что тебе надо для танца призраков, который ты задумал.

— Всего-навсего часть разбитой стены, — сказала леди Уиндэм. — Не думаю, что при взгляде на нее у кого-то возникнет желание танцевать. Возможно, утром… хотя если вы желаете посмотреть вид…

Лорд Уиндэм сверил свои часы с каминными часами в гостиной, после чего леди Уиндэм поспешила взять зонтик от солнца. Угрюмые, сосредоточенные, со страдальческим выражением лица крестоносцев, измученных тяжелым походом, они повели нас на террасу: в первых рядах, размахивая малаккской тростью, шел Папа с новой твидовой кепкой на голове.

Наконец на смену бесконечно долгому, томительному дню пришел вечер. За изнурительной прогулкой к роще и осмотром дома последовало чаепитие, на котором подали нечто крепкое и неудобоваримое, и прибытие еще нескольких гостей, приглашенных только на эту церемонию. Папа, никогда не прикасавшийся к чаю, почувствовал необходимость принять что-нибудь бодрящее. Селия увидела, что его взгляд устремлен в сторону столовой. Вопрос в том, насколько хорошо я знаю Чарльза. Придет ли Чарльз на выручку? Или просьба дать мне виски в четверть шестого дня может показаться странной со стороны отца новобрачной? Конечно, на случай крайней необходимости наверху есть фляжка, но было бы крайне досадно прибегать к ней так рано. Селия знала, что именно такие мысли занимают Папу. Она направилась к стоявшей у окна Марии и дернула ее за рукав.

— Я знаю, что Папа хочет выпить, — прошептала она. — Есть надежда?

Мария встревожилась.

— Это не слишком удобно, — прошептала она в ответ. — Здесь ничего не пьют до обеда, да и тогда только шерри. Разве он не захватил свою фляжку?

— Захватил. Но она понадобится ему позже.

Мария кивнула:

— Я постараюсь добраться до Чарльза.

Чарльза нигде не было видно, и Марии пришлось отправиться на поиски. Волнение Селии все возрастало. До начала седьмого Папа никогда не выдерживал. Ему, как младенцу, была необходима соска. Неизменно в одно и то же время он испытывал потребность в виски, и если не получал своего, весь его организм разлаживался.

Вскоре Чарльз появился вместе с Марией. Он подошел к Папе, наклонил голову и что-то тихо сказал ему. Затем оба покинули гостиную. Селия вздохнула с облегчением. Должно быть, в таких вещах между мужчинами существует полное взаимопонимание.

— Ваш отец не притронулся к чаю, — сказала леди Уиндэм. — Он дал ему остыть. Я распоряжусь вылить старый и налить свежего. Куда он ушел?

— По-моему, Чарльз показывает ему картины в столовой, — ответила Селия.

— Там нет ничего достойного внимания, — заметила леди Уиндэм. — Если ваш отец хотел посмотреть Винтерхальтера, то он висит на верхней площадке лестницы, но освещение сейчас не годится для осмотра картин.

Обязанности хозяйки не позволили ей продолжить разговор, а Папа вскоре вернулся в гостиную с выражением ласковой невинности на лице.

В четверть седьмого раздался удар гонга, означавший, что настало время переодеваться к обеду, и утомленные гости, равно как и хозяева, уединились в своих комнатах. Найэл бросился на кровать и закурил сигарету. В эту минуту она была ему так же необходима, как кокаин наркоману. Внизу он уже курил, но курить там и здесь, одному в пустой комнате, — совсем разные вещи.

Едва он закрыл глаза, как в дверь осторожно постучали. Это была Фрида.

— Я не могу найти свои вещи, — сказала она. — У меня огромная спальня, совсем как в Версале, но нигде нет никаких следов моих бумажных пакетов и почтовой сумки. Могу я позвонить?

— Да, — сказал Найэл. — Но не отсюда. Тебя не должны видеть в моей комнате.

— Верно, — сказала Фрида. — Они все думают, что я твоя мать. Разведенная жена Папы. Поди тут разберись, но иногда это нам на руку.

— Возмутительно, — сказал Найэл. — Почему тебе обязательно надо кем-то быть?

— Эти люди любят ко всему приклеивать ярлыки, — сказала Фрида. — Будь паинькой, спустись вниз и поищи мою почтовую сумку. Где-то ведь она должна быть. Я хочу принять ванну. У меня изумительная ванная комната со ступеньками. Стены увешаны эстампами Маркуса Стоуна. Истинный символ викторианской эпохи. Мне нравятся такие дома.

У Найэла не хватило смелости позвонить. Или расспрашивать слуг. После долгих поисков он наконец нашел почтовую сумку Фриды. Она стояла внизу в гардеробной рядом с несколькими сумками с клюшками для игры в гольф.

Он поднимался с ней по лестнице, когда одетый к обеду лорд Уиндэм появился на площадке, вперив взгляд в свои часы.

— Обед через пятнадцать минут, — пробормотал он. — У вас ровно пятнадцать минут на то, чтобы переодеться. Что вы намерены делать с этим мешком?

— В нем кое-что есть, — сказал Найэл. — Крайне дорогое…

— Кролики, вы сказали? — рявкнул лорд Уиндэм. — Никаких кроликов в этом доме. Позвоните Вогану. Воган их заберет.

— Нет, сэр, — сказал Найэл. — Нечто дорогое для… для моей матери. — Он поклонился и пошел дальше по коридору.

Лорд Уиндэм проводил Найэла пристальным взглядом.

— Странный юноша, — пробормотал он. — Композитор… Париж… Все они одним мирром мазаны. — И он поспешил вниз по лестнице, чтобы сверить свои часы с часами первого этажа.

Ванную комнату Фриды заполняли клубы пара. Она стояла в ванной и, намыливаясь с головы до пят, громко пела. При виде почтовой сумки она издала победный клич.

— Молодец, — сказала она. — Повесь платье на дверь, малыш. От пара складки разгладятся. Бумажные пакеты я нашла. Они все до единого лежали в нижнем ящике шкафа.

— Тебе бы неплохо поспешить, — сказал Найэл. — До обеда осталось всего пятнадцать минут.

— Какое наслаждение это мыло. Коричневый «Виндзор». Добрая, старомодная марка. Я захвачу его с собой. Они не хватятся. Потри мне спину, ангел мой, вот здесь, между лопатками.

Найэл изо всех сил натер Фриде спину ее потрепанной мочалкой, после чего она одновременно открыла краны горячей и холодной воды, и мощный поток хлынул в ванну.