Где ты теперь?

04:23. Щелк. 04:24. Я включил свет. Встал. Оделся. Спустился по лестнице в «Гардероб А» и, взяв пару бутылок пива, поднялся обратно наверх.

Немного постоял в коридоре. Было холодно.

Я посмотрел на разные двери.

Немного подумал, чем бы мне заняться.

В руках – две бутылки пива.

Волосы взлохмачены.

Я направился к Хавстейну.

Постоял немного в его кабинете, далеко не первый раз за прошедшие дни. Моя комната номер два. Включив свет, я сел за его стол, открыл пиво и поприветствовал невидимых пациентов, которых никогда не было, которых не надо было обследовать и чьи дела шли на удивление хорошо.

Затем я поднялся, немного бесцельно побродил по комнате, остановился у книжных полок и взглянул на названия. Психология. Психиатрия. Книги по самосовершенствованию. «Marital Brinkmanship». «How Not to Kill Your Husband/How Not to Kill Your Wife». «Three ways to keeping happy». «Problems & Solutions». [75]Народная медицина прямо посреди научных трудов. Изучать их мне было неохота, я уже и так досыта начитался личных дел, однако на пару секунд мне пришла в голову мысль последовать этому примеру и самому написать книгу. Способ выживания: «Основы долгой и счастливой жизни». Способ будет трехступенчатым.

Вдохните.

Выдохните.

Если нужно, повторите.

Если ты несколько дней провел в одиночестве, с тобой что-то творится. Один дома. Словно опять оказаться ребенком, когда родители решили провести отпуск в Дании, неделю в Эбелтофте, а тебя оставили одного. У тебя появляются новые привычки, новый темп жизни. Ты незаметно превращаешься в пещерного человека, домашнего Робинзона Крузо, протаптываешь в доме тропинки, садишься на стулья, на которых никогда прежде не сидел, на отцовский стул, ты совершаешь странные поступки, потому что запреты почти исчезли. Захочешь – и будешь спать на полу в гостиной. Или можешь вообще не спать по ночам. Никто об этом не узнает. На несколько дней ты выпадаешь из системы, забываешь все протоптанные дорожки. Поэтому в эти дни ты почти не выходишь на улицу. И когда родители или те, с кем ты живешь, возвращаются, происходит это всегда неожиданно. Тебе ни за что не удастся подготовиться. Сколько бы ты ни старался, сколько бы сил ни прилагал. Ты стал бородатым Робинзоном Крузо в звериных шкурах. Мусор, стаканы, тарелки, подушки на диване, где ты лежал и забыл прибраться, – все выдает твои передвижения и действия. И в тот момент, когда они открывают дверь и заходят в дом, происходит как будто столкновение двух культур, а голос твой становится неуверенным, чужим и почти что новым.

Когда спустя пару дней они вернулись, я спал. Это было тридцатого декабря, я проснулся, почувствовав, как кто-то низко наклонился надо мной. Открыв глаза, я сразу же поймал чей-то взгляд.

– Привет, – сказала Хелле.

Я прищурился. Я не верил собственным глазам.

– Что ты тут делаешь? – прошептал я.

– Ты что, все рождественские праздники проспал? – засмеялась она. – Вот я и вернулась. Ты по мне скучал?

Я потер глаза, а потом снова открыл их. Возле меня на кровати сидела НН, пристально глядя мне в глаза.

– Так ты все Рождество проспал, что ли? – повторила она.

Ответить я не успел. В следующую секунду ко мне ввалились Хавстейн, Анна и Палли, – тот, как обычно, шел самым последним и остановился в дверях.

– С Рождеством! – прокричали они.

– С Рождеством, – пробормотал я в ответ.

Пытаясь прогнать сон, я замотал головой так, что она даже ударилась о плечи.

– Он что, все Рождество проспал? – спросила Анна у НН.

– Ага! – ответила та и принялась вытаскивать меня из-под одеяла. Вцепившись в теплое одеяло, я нарочно обмяк, но она меня не отпускала.

– Вставай! Пора вставать! Мы поедем в Клаксвик. Завтра наступит 2000-й год. С ума сойти, правда ведь?

– Угу, – без энтузиазма ответил я, медленно выпуская теплое и мягкое одеяло из рук. Я сел на кровати в одном нижнем белье, опустив ноги на холодный пол, по коже побежали мурашки, и только спину согревал висящий сзади на стене остров Карибского моря.

– Мы тебя внизу подождем, – сказал Хавстейн, – чем быстрее поедем, тем лучше. Надо успеть в магазин. И на корабль. Ладно?

– Спущусь через десять минут, – пробурчал я.

– Хорошо.

Палли развернулся и вышел вместе с Анной, а за ними следом ушел Хавстейн. Они затопали по лестнице, а потом, уже внизу, громко засмеялись, и кто-то произнес мое имя.

– Как прошло Рождество в Ставангере? – спросила НН, когда я начал одеваться.

– Я туда не ездил.

– Что-о?

– Я опоздал на самолет.

– И где же ты все это время был?

– Здесь.

– Здесь?

– Ну да. А чем это хуже любого другого места?

– А что же ты ел? Здесь же почти ничего не было. – Налицо материнский инстинкт. Мне было приятно, что она так беспокоится.

– Автозаправка. Хойдалсвегур, – ответил я.

Она рассмеялась:

– Да уж, там, поди, много вкусненького.

– Ты и представить себе не сможешь сколько, – сказал я, крепко обняв ее, – добро пожаловать домой.

– Спасибо.

Я рассказал о том, как самолет улетел, а автобус опоздал, и еще о Софусе, который останется один, когда уедет его единственная подруга.

– Автобус всегда ходит, – только и сказала НН.

– Почти всегда, – поправил я.

Зевая, я надел куртку. Проснулся я еще не до конца. Достав из конверта деньги, я положил их в карман, а потом мы вышли в коридор.

– А кстати, спасибо за открытку. Было очень приятно.

Наморщив лоб, НН посмотрела на меня:

– За открытку? А, да. Ой, я же забыла… я же собиралась отнести ее тебе в комнату…. Ты заходил к Хавстейну в кабинет?

Наручников и полицейских сирен не было, но меня совершенно явно поймали с поличным. Я не знал, что ответить.

– Да тут как-то телефон зазвонил, – сказал я, – и я решил, что надо взять трубку. И тут увидел открытку. На письменном столе.

– И кто звонил?

Подумав, я ответил:

– Никто.

– Никто?

– Ошиблись номером.

– Хавстейну не нравится, когда заходят к нему в кабинет.

Я опустил глаза:

– Угу.

– Ты у него в архиве рылся, да?

Соврать я не мог. Поэтому промолчал.

– Он жутко разозлится, если узнает.

– Он не узнает, – сказал я.

– Не узнает?

– Разве что ты ему расскажешь, – ответил я.

НН поднесла ко рту руку, заперла невидимый замочек и выкинула невидимый ключик через плечо.

– Спасибо.

– Об этом не беспокойся.

Она махнула рукой, показывая, что нам пора идти. Я не сдвинулся с места.

– Тебя я в архиве не нашел, – вырвалось у меня, – то есть твоего дела.

Она остановилась. Посмотрела на меня. Не знаю, хороший это был знак или плохой.

– Меня там и нет, я знаю. Я вытащила свое дело.

– Зачем?

Она огляделась вокруг и опять посмотрела на меня:

– Ты что, Матиас, забыл, что ли? Меня же нет.

– No Name?

– Вот именно.

– А как тебя на самом деле зовут?

– Пошли, – только и ответила она, – пора идти.

Развернувшись на каблуках, она пошла вниз. Пока мы спускались, я все выпытывал, зачем она вытащила из архива свое личное дело и известно ли ей, что там лежат документы столетней давности, спрашивал, не знает ли она, зачем Хавстейн хранит все эти записи, однако НН то ли не знала, что ответить, то ли ей просто скучно было об этом разговаривать, так что все мои вопросы остались без ответов, она просто отмахивалась от них и переводила разговор на другие темы. Но я решил не сдаваться. Я замолчал, но про себя твердо подумал, что как-нибудь припру Хавстейна к стене и спрошу его напрямую, чем это он на самом деле занимается. С того момента и дня не проходило, чтобы я не обдумывал свое решение. И день за днем я откладывал этот разговор.