Суть дела

— Что же ты не идешь, милый? — спросила Луиза, и рука ее снова дотронулась до него — ласковая, твердая рука сыщика. Он последовал за Луизой и встал возле нее на колени, как соглядатай на чужой земле, которого научили туземным обычаям и языку. Теперь только чудо может меня спасти, сказал себе Скоби, глядя, как отец Ранк открывает дарохранительницу, но бог не сотворит чуда ради собственного спасения. Я — крест его, думал Скоби, а он не вымолвит ни слова, чтобы спасти себя от креста, но если бы дерево могло ничего не ощущать, если бы гвозди были так бесчувственны, как думают люди!

Отец Ранк спустился по ступенькам алтаря с дарами в руках. У Скоби перехватило во рту. Казалось, у него высохла кровь в жилах. Он не смел поднять глаз, он видел только складки облачения, которые наступали на него, как панцирь средневекового боевого коня. Мягкое шарканье подошв. Ах, если бы лучники пустили свои стрелы из засады; на миг ему почудилось, что священник остановился; а вдруг что-нибудь все-таки случится прежде, чем он до меня дойдет, вдруг между нами встанет какое-нибудь немыслимое препятствие… Открыв рот (ибо время настало), он в последний раз попробовал помолиться («О господи, в жертву тебе приношу мои руки. Возьми их. Обрати их во благо им обеим») и ощутил пресный, вкус вечного проклятия у себя на языке.

3

Управляющий банком отхлебнул ледяной воды и воскликнул сердечней, чем требовала деловая вежливость:

— Как вы, наверно, рады, что миссис Скоби вернулась! Да еще к рождеству.

— До рождества далеко, — сказал Скоби.

— Когда дожди кончаются, время летит незаметно, — произнес управляющий с необычным для него благодушием, Скоби никогда не замечал в его тоне такого оптимизма. Он вспомнил, как вышагивала по комнате эта худенькая журавлиная фигура, то и дело хватаясь за медицинский справочник.

— Я пришел к вам… — начал Скоби.

— Насчет страховки? Или перебрали деньги со своего текущего счета?

— На этот раз ни то, ни другое.

— Вы же знаете, Скоби, я всегда буду рад вам помочь.

Как спокойно Робинсон сидит у себя за столом! Скоби спросил с удивлением:

— Вы что, отказались от своего ежедневного моциона?

— Ах, все это была такая чушь! — сказал управляющий. — Я просто начитался всяких книг.

— А я как раз хотел заглянуть в вашу медицинскую энциклопедию.

— Ступайте лучше к доктору, — неожиданно посоветовал ему Робинсон. — Меня вылечил доктор, а не книги. Подумать, сколько я мучился, зря… Имейте в виду, Скоби, новый молодой человек, которого заполучила Арджилская больница, — лучший врач в колонии с самого ее основания.

— И он вас вылечил?

— Сходите к нему. Его фамилия Тревис. Скажите, что я вас послал.

— И все же, если позволите, я хотел бы взглянуть…

— Возьмите на полке. Я их там держу за импозантный вид. Управляющий банком должен быть человеком интеллигентным. Клиентам нравится, когда у него стоят серьезные книги.

— Я рад, что у вас больше не болит желудок.

Управляющий снова отхлебнул воды.

— Я просто о нем больше не думаю. Говоря по правде, Скоби, я…

Скоби поднял глаза от энциклопедии.

— Что?

— Нет, это я просто так.

Скоби открыл энциклопедию на слове «Грудная жаба» и прочел:

Скоби быстро пробежал глазами подзаголовки: «Причина боли». «Лечение». «Прекращение болезни» — и поставил книгу обратно на полку.

— Ну что ж, — сказал он. — Пожалуй, я и в самом деле загляну к вашему доктору Тревису. Мне кажется, лучше обратиться к нему, чем к доктору Сайкс. Надеюсь, он подбодрит меня так же, как вас.

— Мой случай ведь не совсем обычный, — уклончиво сказал управляющий.

— Со мной, видимо, все ясно.

— Выглядите вы довольно хорошо.

— Да я в общем здоров, только вот сердце иногда немножко побаливает и сплю неважно.

— Работа ответственная, в этом все дело.

— Возможно.

Скоби казалось, что он бросил в землю достаточно зерен — но для какой жатвы? Этого он и сам не мог бы сказать. Попрощавшись, он вышел на улицу, где ослепительно сияло солнце. Шлем он держал в руке, и раскаленные лучи били прямо по его редким седеющим волосам. Он призывал на себя кару всю дорогу до полицейского управления, но ему было в ней отказано. Последние три недели ему казалось, что люди, проклятые богом, находятся на особом положении; как молодежь, которую торговая фирма посылает служить в какое-нибудь гиблое место, — их выделяют из числа более удачливых коллег, облегчают им повседневный труд и всячески берегут, чтобы, не дай бог, их не миновало то, что им уготовано. Вот и у него теперь все идет как по маслу. Солнечный удар его не берет, начальник административного департамента приглашает обедать… Злая судьба от него, видно, отступилась.

Начальник полиции сказал:

— Входите, Скоби. У меня для вас хорошие вести.

И Скоби приготовился к тому, что от него отступятся снова.

— Бейкер сюда не едет. Он нужен в Палестине. Они все же решили назначить на мое место самого подходящего человека.

Скоби сидел на подоконнике, опустив на колено руку, и смотрел, как она дрожит. Он думал: ну вот, всего этого могло и не быть. Если бы Луиза не уехала, я никогда не полюбил бы Элен, меня не шантажировал бы Юсеф, я никогда не совершил бы с отчаяния этого поступка. Я бы остался собой, тем, кто пятнадцать лет живет в моих дневниках, а не разбитым слепком с человека. Но ведь только потому, что я все это сделал, ко мне пришел успех. Я, выходит, один из слуг дьявола. Он-то, уж заботится о своих. И теперь, думал он с отвращением, меня ждет удача за удачей.

— Я подозреваю, что вопрос решил отзыв полковника Райта. Вы на него произвели прекрасное впечатление.

— Слишком поздно, сэр.

— Почему?

— Я стар для этой работы. Сюда надо человека помоложе.

— Чепуха. Вам только пятьдесят.

— Здоровье у меня сдает.

— Первый раз слышу.

— Я сегодня как раз жаловался Робинсону в банке. У меня какие-то боли и бессонница. — Он говорил быстро, барабаня пальцами по колену. — Робинсон просто молится на Тревиса. Говорит, что тот сотворил с ним чудо.

— Бедняга этот Робинсон!

— Почему?

— Ему осталось жить не больше двух лет. Это, конечно, строго между нами, Скоби.

Люди не перестают друг друга удивлять: значит, этот смертный приговор вылечил Робинсона от воображаемых болезней, от чтения медицинских книг, от ходьбы из угла по своему кабинету! Так вот как бывает, когда узнаешь самое худшее. Остаешься с ним один на один и обретаешь нечто вроде покоя.

— Дай бог, чтобы всем нам удалось умереть так спокойно. Он собирается ехать домой?

— Не думаю. Скорее, ему придется лечь в больницу.

Скоби думал: эх, а я не понял тогда того, что вижу. Робинсон показывал мне самое заветное свое достояние: легкую смерть. Этот гад даст большую смертность, хотя, пожалуй, и не такую большую, если вспомнить, что делается в Европе. Сначала Пембертон, потом ребенок в Пенде, а теперь Робинсон… Нет, это немного, но ведь я не считаю смертей от черной лихорадки в военном госпитале.

— Вот так-то обстоят дела, — сказал начальник полиции. — В будущем году займете мое место. Ваша жена будет рада.

Я должен буду терпеливо вынести ее радость, думал Скоби без всякой злобы. Я виноват, и не мне ее осуждать или показывать свое раздражение.

— Я пойду домой, — сказал он.

Али стоял возле машины, разговаривая с каким-то парнем, который, увидев Скоби, скрылся.