Броненосец

— Мне нужно к доктору Кенбарри, — сказал Лоример недоверчивому вахтеру. Он всегда очень тщательно произносил эту фамилию, хотя сам не привык так обращаться к Алану. — К доктору Алану Кенбарри, он должен сейчас быть в институте. Я мистер Блэк, он ждет меня.

Вахтер педантично сверился с какими-то затрепанными списками и дважды куда-то позвонил, прежде чем наконец пропустил Лоримера внутрь Отделения общественных исследований Гринвичского университета. Лоример поднялся на изношенном и грязном лифте в Аланову «вотчину» на пятом этаже. Алан уже поджидал его в холле, и они вместе направились по сумрачным коридорам к двустворчатой двери, на которой красовалась надпись (строчными литерами, шрифтом а-ля Баухауз): «Институт прозрачных сновидений», — и дальше, через затемненную лабораторию, к занавешенным кабинкам.

— Мы сегодня в одиночестве, доктор? — спросил Лоример.

— Нет, не в одиночестве. Пациент Д. уже явился. — Алан распахнул дверь в кабину Лоримера. — После вас, пациент Б.

Всего кабинок было шесть, они располагались в два ряда, по три в каждом, в конце лаборатории. Провода, тянувшиеся из каждой кабинки, были собраны посредине на металлической балке, откуда свободно заплетенной косицей бежали по потолку к контрольной зоне с ее комплектами магнитофонов, рядами мигающих мониторов и ЭЭГ. Лоример всегда пользовался одной и той же кабиной и ни разу не сталкивался ни с кем из остальных «лабораторных крыс». Алану такое положение вещей нравилось: никаких разговоров о симптомах, никакого обмена всякими плацебо или особыми приемами. И никаких сплетен о милом докторе Кенбарри.

— Ну, как мы? — осведомился Алан. Полоска света от горевшей где-то одинокой лампы на миг превратила линзы его очков в две белые монеты, когда он повернул голову.

— По правде сказать, мы очень устали. Целый день в аду.

— Бедный ребенок. Твоя пижама готова. Нам надо в уборную?

Лоример разделся, аккуратно развесил одежду и натянул чистые полотняные пижамные штаны. Немного погодя вновь появился Алан, держа в руках тюбик с мазью и рулон прозрачной клейкой ленты. Лоример терпеливо стоял, пока Алан управлялся с электродами: по одному к каждому виску, один пониже сердца, еще один на правое запястье, возле пульса.

Алан прикрепил электрод к его груди.

— Думаю, перед следующим разом тут еще нужно будет подбрить. Немного колется, — сказал он. — Ну, вот и все. Сладких снов.

— Будем надеяться.

Алан сделал шаг назад.

— Я часто подумываю о том, что надо бы прикреплять электрод и к члену пациента.

— Ха-ха. Леди Хейг говорила, что ты разбудил ее сегодня утром.

— Да я только мусор выносил.

— Она сердилась. Обзывала тебя шалопаем.

— Вот Иезавель! Это потому, что она тебя любит. Ну, все в порядке?

— Все прекрасно. — Лоример улегся на узкую кровать, а Алан, сложив руки, стоял у ее изножья и улыбался, как любящий родитель. Портил картину только его белый халат — полное жеманство, подумал Лоример, совершенно излишнее.

— Какие-нибудь пожелания?

— Морские волны, пожалуйста, — ответил Лоример. — Будильник мне не понадобится. Уйду часов около восьми.

— Спокойной ночи, малыш. Спи спокойно. Я пробуду здесь еще час.

Алан погасил свет и ушел, оставив Лоримера в кромешной темноте и почти полной тишине. Каждая кабинка была обособлена, а те шумы, что как-то просачивались, были глухими и неразборчивыми. Лоример лежал в этом слепящем мраке и ждал, пока пропадут фотоматические вспышки, еще мерцавшие у него перед глазами. Он услышал, как начала звучать запись океанического прибоя: убаюкивающий шелест пены, бьющейся о скалы и песок, плеск воды и шум гальки, утаскиваемой отливом. Он поглубже утопил голову в подушке. Как же он устал, что за злосчастный день… Он попытался отогнать назойливые картинки с телом мистера Дьюпри, но на их место тут же явилось неулыбчивое лицо Торквила Хивер-Джейна.

Вот это уже что-то новенькое. Директор, сказал он, большие надежды, важная пора, волнующие достижения впереди, и так далее. Ушел из «Форта», чтобы перейти к нам. А он-то всегда полагал, что единственный директор — это Хогг, что он — самая крупная рыба, по крайней мере единственная заметная. Почему же Хогг на это пошел? Получилось Хоггово шоу: зачем ему терпеть кого-то вроде Хелвуар — виноват, «хивер» — Джейна? Все в нем не так. Это и смущает. Разговаривает с ленцой, требуется исправить дикцию — да еще с таким-то имечком. Торквилхиверджейн. Говнюк самодовольный. Сопля. Надутый эгоист. Странно будет видеть в офисе человека вроде него. Совсем не наш тип. Черт знает кто. Торквил. Кто-то навязал его Хоггу? Как такое могло произойти?.. Надо это прекращать, понял он, иначе не засну. Нужно сменить тему. Вот зачем он здесь. О чем же думать. О сексе? Или о Жераре де Нервале? О сексе. Значит, секс. Димфна — крепкая, широкоплечая Димфна с ее маленькой грудью и откровенным приглашением. Вот уж не думал не гадал. Даже в мыслях не было. Попытался вообразить ее обнаженной, их вдвоем в постели. Эти нелепые туфельки. Сильные коротковатые ноги. Он уже начал потихоньку ускользать, забываться, — как вдруг Димфну вытеснил другой образ: скользящая диорама на глянцевой дверце такси, а над ней — девичье лицо. Бледное, совершенно овальное лицо девушки — полное нетерпения и надежды, длинная шея и широко распахнутые глаза…

Грубый стук в дверь — два резких, будто лязг железа, удара — разбудил его, заставив подскочить. Он остался сидеть в непроницаемой тьме с колотящимся сердцем, под звук воображаемых волн, разбивающихся о воображаемый берег.

Через минуту зажегся свет и вошел Алан, со смиренной улыбкой на лице и распечаткой в руке.

— Тпру, — произнес он, показывая Лоримеру зубчатый горный хребет. — Чуть ребро там не сломал.

— Надолго я выключился?

— На сорок минут. Что это было — стук в дверь?

— Угу. Чей-то кулак ударил вон в ту дверь. Бабах! Очень громко.

Лоример снова откинулся на подушку, задумавшись о том, что все чаще и чаще — непонятно почему — его будил посреди ночи громкий стук, или звонок в дверь, или нечто подобное. Опыт подсказывал, что такого рода пробуждение было бесцеремонным намеком на то, что и сну конец; кажется, после этого ему никогда не удавалось снова забыться, как будто шок от такой побудки настолько сотрясал и будоражил организм, что для восстановления ему требовались целые сутки.

— Совершенно очаровательно, — заметил Алан. — Потрясающие гипнопомпические мечтания. Обожаю. Два удара, ты сказал?

— Да. Рад, что тебе понравилось.

— Сны были? — Алан махнул в сторону дневника сновидений, лежавшего возле кровати. Все сны, пусть даже обрывочные, следовало записывать.

— Не было.

— Ладно, продолжим наблюдение. Постарайся снова уснуть.

— Как скажете, доктор Кенбарри.

Накатили волны. Снова наступил мрак. Лоример лежал в своей тесной каморке и старался думать на сей раз о Жераре де Нервале. Это не помогало.

Глава вторая

Свернув за угол и оказавшись на Люпус-Крезнт, Лоример увидел Денниса Раппапорта: тот проворно выскочил из машины и принял нарочито непринужденную позу — прислонился к фонарю, как будто хотел уверить его, что это всего лишь случайная встреча, ничего официального. День был особенно серый и холодный, небо низко нависало, и при таком мертвенно-бледном свете инспектор полиции сержант Раппапорт, при всей его неправдоподобно нордической внешности, выглядел бледным и нездоровым. Он с радостью принял приглашение войти в дом.