После третьего звонка

Тата усмехнулась.

- А грудь ты ей сам вымерял?

- Подарок ко дню рождения доставал: бюстгальтер от Кардена! - завопил Виктор. - Ну что ты пристала, в самом деле, зараза, тебе делать нечего? Пойди лучше глянь, чем этот урод там втихую занимается? Телефон, что ли, трахает?

Тата подошла на цыпочках к двери, ловко бесшумно ее приоткрыла и долго стояла, наблюдая. Потом осторожно закрыла дверь и вернулась на свою табуреточку.

- Лежит с Наташей, - лаконично доложила Татка.

- Что? - возмутился Виктор. - Как это лежит?! Он уже там разлегся? Пусть немедленно встает и убирается! Я хочу остаться с тобой вдвоем!

Тата меланхолично курила. Она не принимала слов Крашенинникова всерьез, потому что ее саму никогда всерьез не принимали. Тата давно рассталась с надеждами и иллюзиями, давно точно оценила и правильно себя поняла, примирившись с собой и своим положением с такими же легкостью и спокойствием, с какими делала все остальное. Чтобы жизнь не стала ей в тягость, Тата много лет назад научилась ничего не ждать, ничего не хотеть и ни о чем романтическом не думать. Это была ясная, бесхитростная и прямая натура. Работящая, как лошадь, и на удивление милая в своем безобразии.

- Интересны лишь два полюса женской внешности, - объяснил как-то Алексею Виктор. - Совершенная гармония, то есть настоящая безупречная красавица, и полнейшая дисгармоничность или, попросту говоря, страхолюдина. Татка, например. Но что характерно, Алексис, заметь, оба полюса - оба! - редко вызывают половое влечение. Венера идеальна, но желания не возникает. Почти ни у кого. Проверено!

Виктор налил по новой.

- Понимаешь, как любопытно? Безукоризненно уродство или безобразна красота? У женщины должны быть недостатки, свойственные ей одной, ей одной присущие неправильные, но очаровательные черты - только тогда ты осатанеешь от восторга и одуреешь от страсти! Пресловутая изюминка - это всего-навсего какой-то небольшой изъян. Впрочем, некрасивых тоже в чистом виде не существует. Красота и некрасота вообще не имеют никакого смысла. Фуфло! Мы сами выдумываем себе комплексы по поводу внешности. Особенно бабы. Одна страдает от длинного носа, другая - от маленьких глаз, третья рыдает, глядя на свои толстые ноги. Природа никогда не ошибается - никогда, Алексис, заметь! И если нос длинноват, значит, именно в этом варианте такой и должен быть, любой другой смотрелся бы хуже: курносый, утиный, картошкой. Только так и не иначе!

Согласно изложенной теории Крашенинникова, Бог создал Татку как и следовало создать. В единственно возможном, правильном и подходящем варианте. Почему же все-таки она всем всегда казалась на редкость некрасивой?

Виктор внимательно рассматривал Тату. Сколько лет знакомы - а вот на тебе, до сих пор не нашел времени хорошо разглядеть! Да, не Мона Лиза... Впрочем, прелестница Леонардо - тоже жуткая уродина! И улыбка сомнительная, чересчур откровенная. Смотришь и ждешь, что сейчас предложит: "Давай, Витек, с тобой трахнемся!" Только на своем языке. И Витька Крашенинников перевести не сможет, но все прекрасно поймет. Уж что-что, но язык жестов, улыбок и прикосновений ему хорошо известен с давних пор.

Но Татка Крохина... Атас... "Ужастики" Хичкока.

Виктор неуверенно еще раз оглядел ее. Глазу даже не за что зацепиться. Нет, похоже, он напрасно спорил с Алексеем: придется ставить бутылку. Ничего с Таткой у него не получится, и выяснить ее физиологический статус экспериментальным путем не удастся. Совсем как с Венерой: не хочется - и все! Два полюса, а реакция одинаковая - нулевая.

В это мгновение дверь распахнулась и возник красный и распаренный от волнения Туманов.

- Быстро же ты успел рассказать ей о своей несчастной жизни! - порадовался Виктор. - Я думал, ты едва добрался до семилетнего возраста.

- Я ухожу! - торжественно провозгласил Туманов. - Она меня ждет!

- Да что ты говоришь?! - воскликнул Виктор. - Номер удался? А я всегда считал, что у тебя омерзительный голос, особенно по телефону!

Туманов, не отвечая, быстро собирал свою сумку.

- Вениамин! - строго сказала Тата. - Купи цветы!

- Ты права, старуха! - весело кивнул Туманов. - "Миллион алых роз..."

И исчез.

- Позвони, миллионер! - крикнул ему вслед Виктор. - Поделись впечатлениями! Цветы запоздалые...

До десяти вечера он работал как одержимый. Тата варила ему кофе и тихо сидела в углу, покуривая и наблюдая за движениями его руки. Наконец Крашенинников швырнул кисть на пол.

- На сегодня пора завязывать! Выдохся! - объявил он. - Накрывай на стол, Кроха! Там кое-что осталось на кухне, поищи.

С заданием Тата справилась наилучшим образом. Вообще Виктор с удивлением обнаружил за один вечер, что раньше совсем не знал Тату. Она могла быть незаметной, тактичной, аккуратной и даже хозяйственной. Да она всегда была такой! Но вот спать с ней...

Проклятое пари не выходило у Виктора из головы. Что они как дети - спорить! Не все ли равно, в конце концов, был кто-нибудь у Таты или нет? И зачем вообще ему это выяснять? Для чего?

Но бутылка на столе постепенно пустела. Тата упрямо не пила, а Виктор быстро пьянел не только от водки, но и от жары.

- У тебя на кухне тараканы, - сообщила Тата, ловко уплетая маслины одну за другой. - Нужно вызвать дядю из фирмы, чтобы он все здесь облил.

- Неплохо бы и меня заодно, - охотно поддержал ее Виктор.

- Для человека это безвредно, - проинформировала Тата.

- Какая жалость! - искренне посетовал Виктор. - Так хочется нанюхаться какой-нибудь дряни и сдохнуть! Но убивать живое преступно! Тараканы - они же смешные, усатые! А маленькие совсем глупые - включаешь ночью свет, а они, спасаясь, бегут прямо на тебя. Ничего еще не соображают. А ты - убивать...

Сказал - и содрогнулся. Сразу сжался в комок. А Таня? Но о ней никто ничего не знает...

Татка ухмыльнулась и достала сигарету.

- Давай трахнемся, Тата! - бухнул Виктор, словно шарахнулся с моста в холодную апрельскую воду. - Только многого не обещаю: пью запоем. Сама знаешь! Анька давно на меня всем знакомым жалуется. Но вдруг у нас с тобой что-нибудь получится...

Тата не удивилась и снова не пошевелилась. Она сидела смирно, пуская синие кольца дыма и рассматривая их с интересом экспериментатора. Крашенинников ждал ее ответа со страхом: сейчас согласится, а у него действительно ничего не выйдет? Такое случалось уже не раз. И чего вечно девки ждут от него, чумные, полоумные, на мужиках помешанные! Каких сексуальных достижений и подвигов?

Тата встала и аккуратно погасила сигарету о блюдечко.

- Попробуем, - флегматично сказала она и удалилась в комнату.

Виктор чувствовал, что именно этим все и кончится. Он прилип к табуретке, безразлично катая по столу хлебные шарики. Для чего он ввязался в сегодняшнюю дурацкую историю? Зачем ему Тата? Ему давно никто не нужен. Только мольберт.

В комнате стояла глухая тишина. Неужели Татка там что-то делает: сидит, лежит, раздевается?.. Фиг ее знает! Она не звала, не двигалась, совершенно никак себя не проявляла. Может, умерла? Хорошо бы... Крашенинников вздохнул и медленно встал, словно собираясь на собственную казнь. Ноги не слушались, очевидно, жара не спадала даже к вечеру, становясь к ночи опаснее, чем днем.

Тата тихо лежала на диване, глядя в потолок и отправляя вверх синие колечки дыма. Она была хороший, надежный игрок, мастерски тренированный жизнью. А такого тренера поискать...

- Ты не бережешь свое здоровье, - сказал Виктор, садясь рядом. - О чем все время напоминает Минздрав!

- Ты тоже его не сильно охраняешь, - ответила Тата, улыбаясь колечкам. - Я давно хочу спросить, откуда у тебя этот шрам?

И Тата показала на лоб Виктора. Не слабо! Нашла время спрашивать!

- Упал пьяный! У тебя память отшибло? Вы же меня вчетвером тогда выхаживали! - быстро сориентировался и обозлился Крашенинников. - Сильно запойный, сама сообразить не в состоянии?