Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина

— Ни в коем случае! — Иванов испугался еще больше. — Предпочитаю жить сегодняшним днем.

— «Довлеет дневи злоба его», — усмехнулся Вирский. — На всякий день своя забота. Похвальный жизненный принцип. Жалко, что я не могу ему последовать. В таком случае перейдем к делу. Суть моих занятий состоит в том, что я являюсь посредником между земным миром и потусторонним. На сегодня это высшее, чего я смог достичь. Для публики я показываю разные фокусы, читаю мысли, двигаю предметы на расстоянии. Но уверен, что князя не заинтересуют подобные пустяки.

— Что нужно для вашего спектакля?

— Спектакля? Впрочем, называйте, как вам будет угодно. Мне необходим молодой человек, еще лучше — девушка. Непременное условие: он или она должны быть невинны. То есть мне нужны девственник или девственница. В вашей компании найдутся такие?

— Вряд ли! — захохотал Иванов. — Но дядя что-нибудь придумает.

В назначенный вечер князь, Иванов и Талдыкин, уже поглотив изрядное количество горячительного, с нетерпением ждали мага. Пустые бутылки от цимлянского валялись на полу. На диване скучали три девицы из заведения госпожи Метелкиной, исправно поставлявшей «живой товар» всем губернским развратникам. Князь был мрачен, но при появлении Вирского оживился.

— Наконец-то чародей пожаловал! Выпей с нами!

— Я не пью, — возразил маг. — Добровольно я этого не хочу, а по обязанности не желаю.

— Вот ты каков! — нахмурился Чернолусский. — Так поворачивай туда, откуда приехал.

Ни слова не говоря, Вирский развернулся и вышел в переднюю.

— Вернуть!

Иванов бросился за гостем.

— Что это вы, батенька, право! — уговаривал он Вирского на крыльце. — Сергей Львович шутит! Ну, простите его! Сидит в своей глуши, не видит образованных людей, совсем одичал.

— Я вернусь, — строго сказал Вирский, — но предупреждаю, мне нет дела до «ндрава» его сиятельства. Я требую, чтобы он сейчас же принес мне свои извинения.

— Извиниться? — добродушно спросил князь. — Изволь, я готов.

— Князь, вы хотя и извинились передо мной, но продолжаете про себя называть меня словами, которые я не буду произносить. И потому я предлагаю вам обратить вашу злую мыслительную энергию в физическое действие. Возьмите пустую бутылку и бросьте мне в голову.

Ни секунды не медля, князь схватил тяжелую бутылку и метнул в гостя, однако, не долетев до цели, она чудесным образом изменила траекторию и раскололась о стену, осыпав осколками одну из картин.

Все были поражены, кроме князя.

— Промахнулся, — сказал он.

— Попробуйте еще раз.

— Нет уж… Начинай свой сеанс спиритизма.

— Это не спиритизм, князь, — возразил Вирский. — Спиритизм — английская забава, которая мне давно наскучила. Эти вращающиеся блюдца и перестукивания с покойниками напоминают мне совокупление слепых в темноте. Я владею более высоким искусством. Я могу здесь, на ваших глазах, воплотить в живое тело душу названного вами умершего человека.

— Так приступай, волшебник! — желчно перебил его князь. — Я желаю потолковать с моим покойным отцом.

— Вы забыли об одном условии. Души мертвых блюдут крайнюю чистоплотность. Они не вселяются в первую попавшуюся телесную оболочку, чтобы не осквернить себя. Лев Львович Чернолусский будет говорить с вами только устами непорочного молодого человека. Еще лучше — девушки.

— К твоим услугам целых три! — захохотал Чернолусский.

— Вы меня не поняли… Она должна быть девственницей.

— Да как ты смеешь! — возмутился Талдыкин. — Я не позволю оскорблять женщин в присутствии дворянина!

— Что же тут оскорбительного? — спросил маг. — Душа Льва Львовича откажется вселяться в женское тело, которого касался мужчина…

— Молчи! — крикнул князь Талдыкину. — Волхв решил посмеяться надо мной. Ему не объяснили, кто таков Чернолусский и как он умеет блюсти свою честь и честь своих гостей. Через час сюда будет доставлена девушка, за невинность которой может поручиться всякий, если он не последний негодяй. Пусть она заговорит голосом моего отца, который я еще не забыл. В противном случае, астролог, твоя собственная душа пожалеет о том, что воплотилась в этом жалком теле.

— Вы говорите ужасно много слов, князь, — насмешливо сказал Вирский.

Глава пятая

Волчица

— Вы спите? — спросил Барский.

— Нет-нет! Просто задумался. Вы верите в переселение душ?

— Вообще-то я атеист… Но как эгоист предпочитаю думать, что после смерти мое «я» до конца не умрет. Меня греет этот невинный русский индуизм, эти сказочки о русалках, оборотнях и прочих переселениях душ. В народе их называют «быличками». Почему-то такие истории обожают рассказывать дети в пионерских лагерях, забравшись ночью в палату к девочкам. Кстати, очень эротично! Скажите, среди бойскаутов это принято?

Половинкин покраснел.

«Девственник, — определил Барский наметанным глазом. — Последний девственник Америки — ха-ха! Черт догадал мне такого попутчика! С ним ни выпить, ни поболтать…»

— Читайте книжку до конца, — сухо сказал он. — После поговорим. Но учтите: обсуждать на трезвую голову эту чушь я не согласен.

К дому лесничего была послана коляска. Коварный князь знал, что Ознобишин уехал в губернский город и Ольга Павловна находится в доме одна. Знал он и о том впечатлении, какое производил на несчастную девицу, томящуюся в лесной глуши под неусыпным наблюдением строгого отца. В записке, посланной с кучером, князь бессовестно признавался ей в любви и просил немедленного свидания.

Чтобы как-то скоротать время, Вирский попросил у князя разрешения осмотреть его библиотеку.

— Молодой человек, — сказал он, указывая на Иванова, — рекомендовал мне вас как страстного книжника. Он намекнул, что здесь хранятся редкие издания.

— Он спутал меня с покойным братом, — лениво возразил князь. — Изволь, смотри.

Дворецкий проводил мага в кабинет. Через час Вирский вернулся. Глаза его сверкали. В руках он держал толстый черный фолиант.

— Мы с вашим родственником не оговорили размер моего гонорара, но если в случае успешной демонстрации моего искусства я получил бы в качестве вознаграждения эту книгу…

— Изволь, — ответил князь. — Боюсь только, что твоим вознаграждением будут помятые бока.

В этот миг в гостиную вошла Ольга Павловна. Она была бледна и вся дрожала.

— Вот твоя девственница, чернокнижник! — громко произнес князь по-французски. — С этой минуты твою душу ничто не спасет.

— Думайте о своей душе… — холодно отвечал Вирский.

Он подошел к девушке и взял ее за руку. Рука была холодна как лед. Вирский заглянул в глаза Ольге. Они расширились от страха, потом закрылись спокойно, словно во время глубокого сна. Ольга упала без чувств в его руки. Затем ее тело изогнулось, как пронзенное электрическим током. Однако вскоре конвульсии кончились, она твердо встала на ноги и подошла к князю. При виде ее бледного лица, озаренного неземным вдохновением, Иванов и Талдыкин в ужасе бросились из гостиной. Князь остался на месте.

— Ты хотел говорить со мной, Сережа? — глухим старческим голосом спросила девушка. — Я весь пред тобой.

Девицы на диване завизжали было от страха, но после короткого огненного взгляда, брошенного магом, обмерли.

— Я не боюсь тебя, старый хрыч! — закричал князь. — Я единственный, кто не боялся тебя при жизни! Не думаешь же ты, что я испугаюсь тебя мертвого? Ступай назад, в могилу!

— Я не пугать тебя пришел, — отвечал старый князь. — Я давно тебя простил, даже слезы матери твоей, которую ты первой свел в гроб. Я сам хотел с тобою поговорить.

— Чего же ты хочешь?

— Доверь управление имением нашему родственнику графу Б. Сделай это немедля.

— Пошел к черту! — ответил князь.

— Сереженька… — В голосе старого князя не было обиды, он стал мягче прежнего. — Ты не можешь знать, что с тобой произойдет…

Внезапно Вирский шагнул к Ольге и схватил ее за плечи.