TV-люди

Холодное.

Из холодильника я вытащил вторую банку пива, открыл крышку и выпил. Съел картофельный салат из пластиковой упаковки. Времени был уже седьмой час. Сидя на диване, я в одиночестве читал вечернюю газету. Газетенка скучнее обычного. Ни одной статьи, которую следовало бы прочитать. Сплошные новости, до которых мне никакого дела нет. Но ничего другого мне не приходило в голову, поэтому я довольно долго вчитывался в эту газету. Закончу читать, нужно будет делать что-то другое. Чтобы избежать этих мыслей, я тянул время и продолжал читать газету. Вот еще что, может, написать ответ на письмо? От двоюродной сестры пришло сообщение о свадьбе. Нужно написать, что я не смогу приехать. В день свадьбы мы вдвоем с женой уедем в отпуск. Собираемся на Окинаву. Давно уже это запланировали. Поэтому и отпуск подгадали вместе. Сейчас уже поздно что-либо менять. Ведь только бог знает, когда в следующий раз мы сможем взять вместе длительный отпуск. Да и у меня не очень близкие отношения с двоюродной сестрой. Лет десять уже не виделись. Как ни крути, ответить нужно побыстрее. Ведь они будут заказывать банкетный зал. Но ничего не получится. Мне сейчас письма не написать. Совсем настроение не то.

Я вновь взял газету и по второму разу перечитал те же статьи. А затем вдруг мне в голову пришло приготовить ужин. Однако, может, жена сегодня вернется, уже поужинав с кем-то по работе. А тогда бесполезно готовить. Ведь я могу подсобрать то, что есть, и поужинать этим. Не буду специально ничего готовить. Ну а если она ничего не ела, можем куда-нибудь пойти поужинать.

Я подумал, что это как-то странно. Когда кто-нибудь из нас возвращается позже шести, то обязательно заранее предупреждает об этом. Это правило. На автоответчик оставляем сообщение. И тогда действуем по ситуации. Либо поужинаешь один, либо приготовишь ужин и на другого, либо, не дожидаясь, ляжешь спать. По характеру своей работы я, бывает, поздно возвращаюсь домой, да и она частенько задерживается из-за совещаний или редактуры. И у того и у другого не такая работа, которая начинается ровно в девять и заканчивается ровно в пять. Бывает, когда оба заняты, дня по три не можем даже поговорить. Ничего не поделаешь. Почему-то так получается. Поэтому мы тщательно следуем правилу — не причинять друг другу неудобств. Понимаешь, что припозднишься,— по телефону сообщаешь об этом другому. Я периодически забываю об этом. Но она ни разу не забыла.

Однако на автоответчике не было никакого сообщения.

Я бросил газету, разлегся на диване и закрыл глаза.

Глава 12

Мне приснился сон о совещании. Я стоял и говорил. О чем я говорил, и сам не понимаю. Просто говорил. Если я закончу говорить, то умру. Поэтому я не мог остановиться. Мне не оставалось ничего, кроме как без остановки нести какую-то околесицу. Все вокруг уже умерли. Умерли и окаменели. Твердые каменные изваяния. Подул ветер. Все оконные стекла разбились, и через них задувал ветер. Там были телелюди. Их опять было трое. Как и в первый день. Они опять несли телевизор. На экране было изображение телелюдей. Я лишался дара речи. И в то же время чувствовал, как кончики моих пальцев понемногу затвердевают. Я превращался в камень.

Открыв глаза, я обнаружил, что в комнате что-то белеет. Такой свет, как бывает в коридорах океанариума. Работал телевизор. Все вокруг совсем потемнело, и в этой темноте светился и тихонько потрескивал экран телевизора. Я приподнялся с дивана и кончиками пальцев надавил на виски. Пальцы по-прежнему были мягкими. Во рту остался привкус пива, которое я пил перед сном. Я попытался сглотнуть слюну. В горле так пересохло, что мне понадобилось время, чтобы ее сглотнуть. Вот всегда так, приснится чтонибудь реалистичное, а потом кажется, что явь менее реальна, чем сон. Но это не так. Это реальность. Никто не превратился в камень. Я подумал, который может быть час, посмотрел на часы, которые так и стояли на полу. ТаРуППК СЯУС ТаРуППК СЯУС. Почти восемь.

Однако, так же как и во сне, на экране телевизора я увидел одного из телелюдей. Того самого, с которым разминулся на лестнице у себя в конторе. Без сомнения, тот самый мужчина. Тот самый, который первым открыл дверь и вошел в мою квартиру. Сто процентов, никакой ошибки. За ним горел белый свет, словно от флюоресцентной лампы, он стоял неподвижно и смотрел мне в лицо. Как будто остатки сна погружались в действительность. Казалось, стоит закрыть глаза, а затем вновь открыть, как все это разом исчезнет. Однако оно не исчезало. Наоборот, фигура одного из телелюдей на экране становилась все больше и больше. Уже одно его лицо занимало весь экран. Такое ощущение, будто он понемногу приближается откуда-то издалека и наконец камера фокусируется только на его лице.

А потом он вышел за пределы экрана. Словно влез в комнату через окно, оперся руками о край, раз — перекинул через него ноги и вышел из экрана. После этого на экране остался только белый свет.

Выйдя за пределы телевизора, телечеловек некоторое время потирал левую руку пальцами правой руки, чтобы освоиться с внешним миром. Уменьшенная правая рука долго потирала уменьшенную левую руку. Он совершенно не торопился. По его расслабленному виду можно было предположить, что у него полнымполно времени. Похож на опытного телеведущего. А затем он посмотрел мне в лицо.

— Мы строим самолет,— сказал он.

По его голосу и не скажешь, далеко он или близко. Голос тонкий, как лист бумаги.

Одновременно с его словами на экране появилось изображение какой-то черной машины. И правда, будто новости смотришь. Сначала показали какоето огромное помещение вроде завода, а затем изображение сфокусировалось на площадке в самом центре, где шла работа. Двое телелюдей возились с этой машиной. Они орудовали гаечными ключами, закручивали болты, регулировали приборы. Они были сосредоточены на своей работе. Что за странная машина. Цилиндр, сверху тонкий и длинный, из которого то тут, то там торчали спирали. Машина скорее напоминала гигантскую соковыжималку для апельсинов, а не самолет. У нее не было ни крыльев, ни сидений.

— Совершенно не похоже на самолет,— сказал я. Мой голос звучал непривычно. Очень странный голос. Будто его пропустили через толстый фильтр, который задержал все питательные элементы. Казалось, что я очень постарел.

— Потому что его еще не покрасили,— сказал телечеловек.— Завтра его как следует покрасят. И тогда будет сразу же понятно, что это самолет.

— Дело не в цвете. А в форме. Это не самолет.

— Если это не самолет, то что это? — спросил меня телечеловек.

Но я не знал. Вот именно, что это такое?

— Поэтому я и говорю, это из-за цвета,— дружелюбно сказал мне телечеловек.— Как только покрасят, сразу станет самолетом.

Я решил не спорить больше. Какая разница, что это, подумал я. Будь это самолетом, который выжимает апельсины, или соковыжималкой, которая может летать по небу, что с того. Мне ни до того ни до другого дела нет. Почему жена не возвращается? Я еще раз надавил на виски кончиками пальцев. Часы продолжали стучать. ТаРуППК СЯУС ТаРуППК СЯУС. На столе лежал пульт. А рядом как попало были свалены женские журналы. Телефон по-прежнему молчал. Комната освещалась тускловатым светом телевизора.

А на экране двое телелюдей увлеченно продолжали свою работу. Изображение стало гораздо четче, чем прежде. Теперь можно было рассмотреть даже цифры на приборах этой машины. Пусть совсем тихо, но стал слышен и ее звук. Машина завывала: ТА-а-БДЗРяйФУгг ТА-а-БДЗРяйФУгг АРуП АРуП ТА-а-БДЗРяйФУгг. Временами доносились глухие ритмичные удары железа о железо. АРИ-и-и-и-Н БУЦ АРИ-и-и-и-Н БУЦ. А еще к этому примешалось много разнообразных звуков. Но я не мог разобрать ничего конкретного. Так или иначе, двое телелюдей старательно работали на экране телевизора. Некоторое время я внимательно наблюдал за их работой. Телечеловек за пределами экрана тоже молча смотрел на изображение своих товарищей на экране. Ерунда какая-то — мне совершенно не кажется, что это похоже на самолет.