Звездный час Уилта

– Это не я. Вы сами заговорили об этом в связи с книгами по истории, которые увидели у меня в кабинете.

– Вы называете «Государство и революцию» Ленина книгой по истории? Категорически не согласен. Это коммунистическая пропаганда, притом злостная. И то, что вы отравляете ей неокрепшие умы молодежи, внушает крайнюю озабоченность.

Уилт позволил себе усмехнуться.

– Продолжайте, – сказал он. – Обожаю, когда высокообразованные люди с головой на плечах забывают о здравом смысле и делают нелепые выводы. Это укрепляет мою веру в парламентскую демократию.

Мистер Скадд чуть не задохнулся. Он уже тридцать лет занимал высокие посты, обеспечил себе в будущем надежную пенсию, поэтому относился к своим умственным способностям с уважением и не мог допустить, чтобы кто-нибудь в них усомнился.

– Мистер Уилт, – произнес он. – Не объясните ли, какой вывод мне надлежит сделать из того обстоятельства, что у заведующего кафедрой навыков общения целая полка в кабинете забита книгами Ленина?

– Я бы лично вообще воздержался от выводов. Но если вы настаиваете…

– Категорически.

– Мне ясно одно: это еще не основание, чтобы записывать человека в оголтелые марксисты.

– Отвечайте по существу.

– А вы спрашивайте по существу. Вы поинтересовались, какой бы я сделал вывод. Я ответил, что воздержался бы от выводов, а вам еще что-то непонятно. Что ж, ничем не могу помочь.

Не успел мистер Скадд и рта раскрыть, как методист отважился вмешаться:

– Насколько я понимаю, мистер Скадд просто хочет узнать, не проявляется ли в работе преподавателей вашей кафедры определенный политический уклон.

– Сколько угодно, – кивнул Уилт.

– Сколько угодно? – переспросил мистер Скадд.

– Сколько угодно, – повторил методист.

– Да, этого добра хоть отбавляй, – подтвердил Уилт. – И если вы спросите…

– Я как раз и спрашиваю, – сказал мистер Скадд.

– О чем?

Мистер Скадд снова вытер лоб платком:

– Насколько значителен политический уклон в преподавании.

– Во-первых, я уже ответил. Во-вторых, вы, кажется, сами утверждали, что от теоретических рассуждений толку мало, и хотели посмотреть, как проходят занятия. Не так ли?

Мистер Скадд сглотнул слюну и в отчаянии взглянул на методиста. Но Уилт неумолимо продолжал:

– Так. Ну и чудненько. Милости просим на занятие майора Миллфорда в группе второго курса дневного отделения факультета кулинаров, в скобках – кондитеры и пекари, сокращенно – кондипекари. Посмотрим, какой политический уклон вы станете нам шить после этого занятия.

С этими словами Уилт повернулся и спустился по лестнице к себе в кабинет.

– «Шить»? – ужасался ректор два часа спустя. – Вы сказали личному секретарю министра образования, чтобы он не шил преподавателям политическую пропаганду?

– Ах, так это был личный секретарь министра? – удивился Уилт. – Ну, это еще полбеды. Вот если бы он оказался школьным инспектором Ее Величества…

– Можете не сомневаться, этот сквалыга в долгу не останется. Скоро инспектор Ее Величества у нас в печенках будет сидеть. Не удивлюсь, если Скадд напустит на нас всех школьных инспекторов королевства. Спасибо вам, Уилт, удружили.

Уилт оглядел импровизированный комитет по спасению колледжа. В его состав вошли ректор, проректор, методист графства и почему-то казначей.

– Да пусть себе шлет инспекторов сколько душе угодно, – сказал Уилт. – Рад буду с ними познакомиться.

– Вы-то, может, и рады, а вот… – ректор колебался. В присутствии методиста он не решался распространяться о недостатках других кафедр.

– Я надеюсь, у нас доверительный разговор и я могу быть предельно откровенен, – отважился он.

– Конечно, конечно, – успокоил методист. – Меня интересует только кафедра гуманитарных наук, а…

– Как приятно снова услышать это название, – вставил Уилт. – Сегодня это уже второй раз.

– Пропади они пропадом, науки ваши! – взорвался методист. – Какого черта вы устроили балаган? Из-за вас этот тип решит, что тот второй преподаватель – полноправный член фракции молодых либералов и личный друг Питера Тэтчелла.

– Мистер Тэтчелл не принадлежит к молодым либералам, – возразил Уилт. – Насколько я знаю, он член Лейбористской партии. Правда, левоцентрист. но…

– Пидор вонючий, вот он кто?

– Я не знал. Хотя, по-моему, пристойнее назвать его «гомосексуалист».

– Вот скотина, – буркнул ректор.

– Можно и так назвать, – согласился Уилт. – Но, по-моему, и это не вполне пристойно. В общем, как я вам объяснял…

– Плевать мне на объяснения! Вспомните лучше, что вы объясняли мистеру Скадду. Из-за вашей болтовни он заподозрил, что преподаватели у нас посвящают себя не обучению, а…

– «Посвящают себя» – это вы хорошо выразились, – перебил Уилт. – Мне нравится..

– Да-да, Уилт, посвящают себя обучению. А с ваших слов получается, что они чуть ли не поголовно на содержании у коммунистов или у фанатиков из Национального фронта<Крайне правая организация расистского толка >.

– Майор Миллфорд, насколько мне известно, ни в какой партии не состоит, – заметил Уилт. – Он просто рассуждал о социальных последствиях иммиграционной политики…

– Иммиграционной политики? – рявкнул методист. – Ни черта себе! Он распинался о каннибализме у черномазых и плел про какого-то борова, который держал в холодильнике человеческие головы.

– Иди Амин, – уточнил Уилт.

– Не важно. Главное, он показал себя таким расистом, что неровен час Управление по вопросам расовых отношений затеет расследование. А вы к нему мистера Скадда затащили.

– Откуда же мне было знать, что Миллфорд заведется на эту тему? Смотрю – в аудитории порядок, а мне надо еще предупредить остальных, что нагрянул сукин сын с проверкой. Да и вы хороши: сваливаетесь на голову с каким-то типом, которого никто официально не уполномочил.

– Официально не уполномочил? – переспросил ректор. – Я же сказал, мистер Скадд является…

– Знаю, знаю. Подумаешь – секретарь министра. Вваливается ко мне в кабинет с мистером Редингом, запускает глаза на книжные полки и вдруг с бухты-барахты объявляет меня агентом Коминтерна.

– Я и про это хотел поговорить, – вспомнил ректор. – Вы ведь нарочно внушили ему, что используете книгу Ленина… как бишь ее?

– «Государство и революция».

– …Используете ее как учебный материал для заочников. Правда, мистер Рединг?

Методист слабо кивнул. Он еще не опомнился от истории про головы в холодильнике и от последующего посещения семинара на факультете воспитательниц детских садов. Воспитательницы так увлеченно рассуждали о правомерности постнатальных абортов для детей с физическими дефектами, что у методиста мурашки по коже побежали. Паскуда-преподавательница эту практику одобряла.

– И это еще не все, – продолжал ректор. Но Уилт уже наслушался.

– Нет, все – отрезал он. – Будь он полюбезнее и повнимательнее, тогда другое дело. А он даже не заметил, что книги остались от кафедры истории – она раньше размещалась в этом кабинете. С них и пыль-то не стирали. На них и штамп имеется. Кажется, их рекомендовали продвинутым группам для спецкурса по русской революции.

– Так почему вы ему не сказали?

– А он не спрашивал. Что же я буду лезть с объяснениями к незнакомым людям?

– Но с «Голым завтраком»-то полезли, – уличил методист. – Славно придумали, нечего сказать.

– Он спросил, что может быть хуже. А мне ничего отвратительнее в голову не пришло.

– Какое счастье, – буркнул ректор.

– Но вы объявили, что у ваших преподавателей сколько угодно политических пристрастий. «Сколько угодно» – это ваши слова. Я своими ушами слышал, – не отставал методист.

Уилт пожал плечами:

– Не отрицаю. На кафедре сорок девять преподавателей, включая почасовиков. Целый час все они несут бог знает что, лишь бы студенты сидели тихо. Представляете, какой разброс политических взглядов.

– Из ваших слов у него сложилось другое впечатление.