Голубая кровь

Глава 2. Конец Валета

Валета должны были взять вечером в его квартире, сотрудники Юсупова не выпускали бандита из поля зрения, а сам Михаил согласно предварительной договоренности в конце дня поехал к заместителю генпрокурора. Алексей Георгиевич восседал в своем огромном кабинете на фоне двуглавого орла и российского трехцветного знамени. Неумолимое время его сильно состарило – лицо избороздили морщины, голова облысела, он как-то сгорбился и казался меньше ростом. Но в его глазах все так же светился ум, и его речь оставалась четкой и ясной. По дороге, в центре Москвы, Юсупов попал в пробку, опоздал и понуро вошел к нему, ожидая нагоняя.

– Извините, Алексей Георгиевич! На Садовом попал в пробку, – смущенно пробормотал он. – Минут двадцать простоял, пока выбрался.

Но друг покойного отца не стал его отчитывать и, снисходительно улыбаясь, указал на кресло.

– Ладно уж, присаживайся! Рад видеть тебя, Миша! Он взял со стола бумагу и протянул Юсупову.

Вот, возьми! Это – поручение провести следственные действия в отношении гражданина Корнева, по кличке Валет. Как я понял, на милицию не очень надеешься?

Юсупов спрятал в карман бумагу, потом сел и высказал – что его беспокоит.

– Как вы знаете, у нас есть кассета, с помощью которой расколоть его им не составит труда. Я боюсь другого – что об этом сразу узнает Бутусов. У него там наверняка есть свои люди.

– Этот Валет – матерый преступник. Расколоть его будет трудно, – выразил сомнение прокурор. – Он от всего будет отпираться.

– Вы правы – он крепкий орешек: ни милиции, ни тюрьмы не боится, – согласился Михаил. – Но мой помощник Сальников – тот, кому вы помогли скостить срок, сумел «закорешить» с Валетом, и тот по пьянке проговорился о расправе с любовницей шефа.

Алексей Георгиевич одобрительно взглянул на Юсупова.

– Сальников смог это записать, и вы хотите взять Валета, угрожая послать кассету его шефу. Я правильно понял?

– Примерно так, – подтвердил Михаил. – Если расскажет нам – как было дело и где схоронили убитую, – гарантируем ему, что будем молчать.

– Но ведь так же могут поступить и следователи милиции. Зачем тебе брать это на себя? – не скрыл опасения опытный прокурор. – С таким, как Валет, опасно связываться, Миша! Если сбежит – ни тебе несдобровать, ни твоей семье.

– Не беспокойтесь, Алексей Георгиевич, мы примем меры, чтобы не сбежал. Будем сторожить свидетеля. Лишь бы Бутусов до него не добрался. Нам Валет поверит – что не выдадим, а милиции нет. Хорошо знает – продадут.

Старый прокурор с доброй улыбкой, посмотрел на Юсупова.

– Хоть и шрам у тебя, и ранняя седина, Миша, но все же ты здорово похож на своего отца – пусть земля ему будет пухом! И не только внешне – делами!

Он вновь стал серьезным и, подводя итог разговору, заключил:

– Ну что же, действуй! Моя санкция дает тебе законное право. Но только до приезда милиции. И пока в контакт с ней не входи – дабы не засветиться! Пусть рискует только Сальников. Остальным быть в масках!

Валета решили взять у себя дома. Когда Сальников, предварительно договорившись, позвонил в дверь, тот сразу ему открыл. Бандит никак не ожидал, что вслед за «корешем» ворвутся еще двое громил в масках и, растерявшись, не оказал сопротивления. Усадив на грязный пол, они приковали его наручниками к батарее отопления, и Валет, уже придя в себя и в бешенстве косясь на Виктора с пеной у рта прохрипел:

– А-а-а, продал меня, сука! Считай, ты уже труп! Живьем закопаю! Оскалившись, как загнанный зверь, уставился на мощные фигуры Михаила и Сергея.

– Вы чьи, быки? На кого пашете? Чего хотите? Сергей пнул бандита ботинком. Играл «под чеченца».

– Заткнысь, шакал! Врэмя прыдет – узнаэшь. Сальников, разыгрывая «доброго копа», придержал его за рукав.

– Погодь, джигит! Предложим бабок – сам все нам скажет. Чего ему босс? Своя шкура дороже. И кореш хороший.

Валет яростно рванулся к нему, стараясь достать ногой.

– Я тебе не кореш, сучара! Разорву, дай только добраться! Юсупов с деланной свирепостью одернул Сальникова.

– Нэ жалэй этого шакала! Знаэшь, сквльких он замочил? Утюгом погладым – сразу расколется. Лютше пойди, покарауль снаружи!

Сальников, бросив неодобрительный взгляд на Валета, вышел, и тот затих – похоже, испугался «чеченцев». Глядя исподлобья, вступил в переговоры.

– Ну, чего от меня надо? Если замочить кого – пожалуйста. Но босса своего не продам! Мы с ним – кореша.

– А ты уже его заложил, шакал, – презрительно бросил ему Юсупов. – Будэшь молчать – Бутус об этом узнаэт. Он тэбе этого нэ простыт!

– Врешь, чечен! На понт меня хотите взять?

– На понт? Сэйчас убэдышься, что тэбе хана.

Юсупов повернулся к Белоусову. Тот поняв, достал плейер.

– Руслан включы кассэту – пусть послюшаэт!

Плейер отчетливо воспроизвел то место разговора Валета с Сальниковым, где он говорит, как его босс замел следы убийства изменившей ему любовницы. Валет сразу скис.

– Да уж, узнает Бутус – мне каюк. Чего вам от меня надо? Говори: что сдэлали с любовницей Бутуса и куда ее дэли? – потребовал Михаил. – Ты ее замочил?

По лицу Валета было видно, как желание выжить борется у него с верностью своему боссу и старому другу. Хмуро бросил:

– Хотите заложить Бутуса или срубить с него бабок?

– Зачэм закладывать? – успокоил его Юсупов. – Надо, чтоб сговорчивей был.

Это устроило Валета, он облегченно вздохнул:

– Тогда лады! Лично я бабу не убивал. А схоронили ее в новом коттедже.

– Кто же ее замочил, если не ты? Чем можешь доказать? Но Валет уклонился от прямого ответа.

– Сами убедитесь, как найдете. Моей вины в ее смерти нет. Насколько знаю – другие умучили.

В этот момент, как было условлено, в комнату вбежал Сальников:

– Сюда едут мусора! Надо рвать когти!

– Нэ может быть! – изобразил, будто не верит, Юсупов. – С чего взял?

– На лестнице соседка сказала, что их вызвала. Не теряя времени, все трое устремились к выходу. Прикованный к батарее Валет, поняв, что попадет в руки милиции, испустил отчаянный вопль:

– Братки, не бросайте! Мусора меня заметут! На мне много висит!

– Ничего, мэньше врэда от тебя будет! – не оборачиваясь, бросил ему на ходу Белоусов по инерции с кавказским акцентом.

В это время у себя на кухне, сидя за ужином, Вера Петровна безуспешно старалась успокоить мужа Профессор почти не ел, хмурился…

– Степочка! Ну чего ты все переживаешь? Миша правильно сделал, не взяв тебя с собой!

Розанов резко отодвинул от себя тарелку.

– Нет! Он совершил непростительную ошибку! – Ну почему, дорогой? Ему же видней.

– Как ты не поймешь? Я педагог и лучше знаю психологию. Мне удастся его разговорить, а им он ничего не скажет. Это же отпетый преступник!

– Вот именно: отпетый! Поэтому Миша тебя и не взял. Он опасен даже для него. А ты разве сможешь сдержать себя, если этот бандит убил Надю?

Профессор угрюмо молчал, и она продолжала его мягко увещевать.

– Займись лучше своей работой и доверь это дело Мише. Побереги сердце! Последний раз у тебя была плохая кардиограмма!

Но это лишь рассердило Розанова, и он с укором сказал:

– Ты такая чуткая, Вера, а не понимаешь: ну как я могу успокоиться, когда убили мою дочь! И я даже не знаю – где она, бедняжечка, покоится!

Профессор задохнулся от волнения и схватился за сердце. Жена проворно вскочила, достала из ящика валокардин, но он отвел ее руку с лекарством.

– Нет, Вера, не сердце у меня болит, а душа! Потому, что Наденька – не твоя дочь. Ты не смогла полюбить ее как Свету Иначе бы тоже сильно переживала!

Укор мужа был таким болезненным, что Вера Петровна заплакала, но это его не остановило.

– Я всегда замечал, что всю свою душу ты отдаешь Свете и внуку, а надолго Наденьки мало остается, – с горечью продолжал он. – Относился к этому с пониманием, но мне было больно.