Устрицы под дождем

Продавщица подошла к дверям, около которых, скучая, рассматривал посетительниц рыжий, весь в веснушках, охранник.

– Там девушка улыбается! Пойди разберись, а то я не знаю, что делать!

– Чего делает? – удивился охранник.

– Улыбается! Да пойдем же, вон она!

Человек в рабочей форме протянул к Оле руку.

– У вас все нормально? – спросил он.

– Вы хотите, чтобы я ушла? – Оля отступила на шаг назад от человека в форме.

– Платье будете брать или нет? – громко спросила продавщица.

У меня нет денег, – ответила Оля, в полной уверенности, что эта фраза все прощает.

– А что же мерить-то?! – возмутилась продавщица. – Снимайте платье, приходите, когда деньги будут.

– Хорошо, – согласилась Оля. Адрес она запомнила.

Дедушка всегда говорил, что у нее красивая улыбка.

Однажды его не было особенно долго. Совсем долго. Она уже думала, что он никогда не придет. Она лежала на кровати и не открывала глаза. Она так давно ничего не ела, что глаза не открывались, а ноги не двигались. Она думала: почему все это происходит именно с ней? И почему она не может все делать хорошо? Так хорошо, чтобы Дедушка приезжал к ней. И привозил еду.

Когда он наконец-то приехал, она очень обрадовалась. Она хотела встать к нему, но не могла. По ее щекам потекли слезы, и она точно знала, что это слезы радости.

Дедушка тогда очень кричал. И ругался. Он принес в комнату помойный ящик и высыпал туда все нарядные, вкусно пахнущие пакеты. Выбросил еду, которую он привез ей. Чтобы она перестала плакать. И она улыбнулась. Он сказал, что у нее очень красивая улыбка.

Они вместе доставали еду из мусора.

8

Актриса познакомила Марусю с писательницей. У писательницы произошел психический сдвиг на фоне фруктов. Она считала, что все люди делятся на овощи и фрукты. И только фрукты могут быть звездами. А ее известность пришла к ней случайно. Потому что она – овощ. Она аргументировала это тем, что даже в детстве на ящичке в детском саду у нее была нарисована капуста.

– А в процессе жизни овощ не может трансформироваться во фрукт? – поинтересовалась Маруся.

– Это значит, что он живет не своей, а чужой жизнью, – печально улыбнулась писательница.

– Так, может, вам стоит бросить писать? – предложила Маруся.

– Я и бросила. Здесь.

– И, получается, сразу зажили своей жизнью? – уточнила Маруся, подкрашивая губы. Нянечка подарила ей свою помаду.

– Не сразу, конечно. Но в итоге – да.

– А может, воспитательницы в детском саду просто ящички перепутали? – не могла угомониться Маруся, пытаясь вспомнить, что же было нарисовано на ее собственном ящичке.

– У вас блеск клубничный, – грустно кивнула писательница на Марусины губы.

– Ага. Красиво?

– Клубничный. Понимаете? А я ненавидела блески с фруктовыми запахами. И кремы.

Маруся с удовольствием отметила, что ее любимые кремы пахнут малиной или ежевикой.

– Да… – вздохнула Маруся сочувственно.

«Я отсюда выберусь, – решила она, – раз уж психи говорят, что я – особенная, значит, так оно и есть. Мне бы мобильный. Хотя если это папа меня упрятал сюда, то смысл звонить? Дура, какая же дура моя мать. Жалкая, подлая, ничтожная. Что она видела в жизни? Работа с девяти до шести, а потом супчик муженьку и доченьке? Которой на нее наплевать. Потому что она ничего не понимает».

Однажды, классе в шестом, ей объявили бойкот. Весь класс. Мать услышала ночью, как она плачет. Пришла к ней. Села на ее кровать. Маруся обняла ее и все-все рассказала. Как это страшно и как унизительно. Весь класс поехал на соревнования, а ее не взяли. «Как мне жить, мама?» – спросила Маруся. И ей так нужен был ее ответ! Который все бы расставил на свои места. И вернул покой в душе. И исчез бы страх завтрашнего утра. Утра, когда снова надо идти в школу.

– Надо учиться, дочка, – сказала мать. И Маруся не поверила своим ушам.

Когда весь мир отвернулся от тебя? Надо учиться, дочка. Когда предала лучшая подруга? Надо учиться, дочка.

Когда не хочется жить?

Надо учиться, дочка.

Интересно, чем она понравилась папе в свое время?

Марусиной соседкой слева была молодая девушка в платочке. Она никогда не снимала платок, и она никогда ничего не говорила. И никого не слушала. Она или лежала на кровати, или сидела в холле.

Никто не знал, умеет ли она говорить вообще. Все считали, что она живет здесь всегда.

– Тебя как зовут? – решила проверить Маруся.

Девушка в платочке смотрела в пол и молчала.

– Эй, Нинка! – закричала Маруся.

– Оставь ее, – попросила актриса.

– Катерина! – закричала Маруся еще громче.

– Даздраперма! Изольда! Ангелина!

– Ее зовут Наташа, – сказала писательница.

– Откуда знаете? – поинтересовалась Маруся.

– Все знают. – Писательница пожала плечами.

– Чистый овощ, – вздохнула Маруся.

– Овощ – это не поведенческая характеристика.

– Наташ, хочешь, я губы тебе накрашу? – Маруся открыла тюбик с губной помадой, протянула руку к Наташе.

– Не трогай девушку, – нянечка крепко взяла Марусю за руку, – к тебе там доктор пришел. Ждет.

Доктора Маруся оценила.

Джинсы из-под белого халата, длинные волосы, собранные в хвост. Красный, как будто даже с перламутром галстук.

– Константин Сергеевич, – представился доктор и поправил галстук.

– Маруся, – сказала Маруся и одобрительно кивнула, разглядывая доктора.

– Тебе не нравится твое имя?

– Нравится.

– Тогда почему ты называешь себя Марусей?

– Ух, – Маруся вздохнула. – Хотите Олей меня называть?

– Так будет правильней.

– А что еще будет правильней?

– Если ты не будешь отказываться от своей жизни. И бежать от нее. Если ты ее примешь как данность. Мы поговорим об этом, и ты поймешь, что не стоит прятаться от своих воспоминаний. Даже наоборот. Мы поговорим обо всем, что случилось с тобой, и, увидишь, тебе станет легче. И ты поймешь, что жизнь продолжается.

– Здесь?

– И здесь тоже. Но здесь ты – временно. Ты хочешь поговорить со мной о том, как ты жила эти восемь лет?

– А как я жила?

– Маленькой девочкой тебя похитили из школы. И держали в заточении. Голод, страх, сексуальные домогательства.

– Вы что, тут все сумасшедшие?

– Оля, тут нет сумасшедших. Хорошо, давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Да уж.

– Может быть, ты хочешь увидеть свою маму?

– Нет, спасибо.

– Я так и знал. Может, ты хочешь, чтобы тебе в палату принесли радио?

– Радио? Ну, давайте. Хотя я телевизор смотрю.

– Отлично, мы принесем тебе радио.

– Спасибо. И мобильный телефон.

– Кому ты хочешь позвонить?

– Так, не знаю. Вдруг кому-нибудь захочу.

– Посмотрим. Оля, ты понимаешь, что история, которая произошла с тобой, волнует весь мир?

– Да вы точно сумасшедшие! Что такого особенного со мной произошло?

– Если ты не хочешь об этом говорить, мы не будем. Но подобные вопросы тебе будут задавать журналисты.

– Журналисты? Зачем?

– Оля, в настоящей, во взрослой жизни, в которую ты наконец-то вступила, есть свои законы. И один из них – деньги.

– Неужели?

– Есть люди, это очень добрые и хорошие люди, которые в тебе заинтересованы. Они помогут устроить твою жизнь так, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Понимаешь? Я это говорю к тому, чтобы ты не думала, что мир состоит только из зла. Нет, совсем наоборот. И все мы очень, очень тебя любим.

– А мобильный дадите?

– Подумаем, – вздохнул Константин Сергеевич.

Он сказал, что в любой момент, когда она захочет поговорить или ей что-то понадобится, она может обращаться к нему. Через няню. И вышел.

Олю очень волновало одно – как бы та женщина не подумала, что она решила украсть телефон.

Надо зарядить телефон, дождаться звонка и отдать его.

Все равно ей не узнать номера мамы.

Людей вокруг стало очень много, они шли вперед, единым потоком, подхватив и Олю, что-то громко обсуждая, крича и размахивая руками.