Претендент на царство

Базлыков вежливо, понимающе улыбнулся:

— Горячо? — И убеждённо, односложно произнёс: — Берите! Она действительно вам предназначена.

Теперь уже я не сопротивлялся.

Глава вторая

Сиятельный несчастливец

Ни на каких картах село Винстрнское не обозначено, даже на самых крупномасштабных. Нет его и на губернской карте прошлого века. Однако всюду присутствуют Гольцы, расположенные чуть в стороне от одной из возвратных излучин Оки. Именно в этих местах находилось и обширное голицынское имение, о чём сообщается в многотомном труде «Россiя», созданном под началом великого географа и знаменитого путешественника П. П. Семёнова-Тяньшанского.

Конечно, туда надо было съездить. Но прежде, решил я, следует разобраться с самим князем Сергеем Михайловичем Голицыным. Когда принялся разбираться, то часто и невольно восклицалось: «Боже, какая странная, незадавшаяся судьба!» По-человечески просто несчастливая… Хотя являлся одним из богатейших людей Российской империи. А вот, оказывается, несметные богатства не помогают человеку быть удачливым и счастливым.

Князь С. М. Голицын владел поместьями повсюду в России. Сотнями десятин земли, тысячами крестьянских душ… Миллионные доходы, великолепные дворцы в Москве и Санкт-Петербурге, конные заводы и ситцевые фабрики, каменоломни и копи, речной парусный флот — да разве всё перечислишь! И, безусловно, — золото, бриллианты, фарфор, гобелены, картины известных мастеров, исторические фолианты, книги изящной словесности на всех европейских языках… Его имения по-другому и не определишь, как только очаги культуры, светочи любомудрия. Они, словно мерцающие огни, призрачно сверкали на беспредельных просторах тёмной, безграмотной, придавленной крепостной неволей России.

Сергей Михайлович Голицын, несмотря на определенные достоинства характера, по убеждениям был твердолобым крепостником, следовательно, консервативным, непримиримым к либеральным веяниям эпохи. Из-за таких вельмож, как он, Россия и жила постоянно на грани потрясений и бунтов. Неизбежность революционного краха предощущалась ещё при его жизни — в царствования венценосных братьев Александра и Николая Павловичей…

Князя можно считать холостяком, хотя и был он обвенчанным. Император Павел Первый, определил ему невесту — красавицу и умницу Евдокию Измайлову, тоже из знаменитого московского рода. Двадцатипятилетний Голицын был в восторге от принудительного брака. Но ни самодержавный властелин, ни, тем более, молодой князь не подозревали, что подобные браки, как правило, оборачиваются несчастиями. К тому же князь Голицын не отличался ни внешней привлекательностью, ни глубоким умом, а потому самонадеянная, своенравная невеста прямо из-под венца уехала в родной дом, и только строгие наставления старших вынудили её смириться с вздорной волей Павла Петровича. Вскоре молодожёны отправились в свадебное путешествие в Европу, хотя и взбаламученную наполеоновскими войнами, однако филистерски спокойную, и прожили там больше года, в основном в Дрездене, — в этом золотостатуйном, фарфоровом городе на тихих берегах Эльбы. Там и застала их весть об убийстве повелительного деспота — императора Павла Первого.

Двадцатилетняя Евдокия Измайлова в тот же день заявила растерянному мужу, что считает себя свободной, а их брак незаконным, и, влекомая очистительной бурей века, умчалась в Париж.

Потомственный Гедеминович, из литовского великокняжеского рода, князь Сергей Михайлович Голицын, оскорбленный донельзя, униженный, как раб, незаметно вернулся в Москву и скрылся в родовом подмосковном имении, в Кузьминках. Он надеялся, что заносчивая супруга одумается, оценит его благоразумие и вернётся к нему.

Да, она вернулась в Россию, но не к нему и не в Москву. Она не только не любила его, не только не уважала, а открыто презирала — как тупого бездельника: трусоватого и мелко тщеславного.

Евдокия Ивановна Измайлова, оставаясь княгиней Голицыной, обосновалась в столице, в Санкт-Петербурге, где купила дом на Миллионной улице, рядом с императорским Зимним дворцом. Там она устроила ночной вольнолюбивый салон. Всю ночь горели свечи в доме молодой и своенравной княгини. В светских кругах Петербурга её прозвали «принцессой ноктюрн» («ночной княгиней»).

Отчего была такая экстравагантность? А оттого, оказывается, что ещё в детстве цыганка предсказала ей раннюю смерть ночью. И впечатлительная Евдокия Измайлова, княгиня Голицына, решила встречать костлявую бесстрашно — лицом в лицо.

Её салон посещали Жуковский, Батюшков, Вяземский, братья Тургеневы, а в дальнейшем, после окончания Лицея, и юный Пушкин. С Евдокией Ивановной у него установились близкие, доверительные отношения. Он посвятил ей оду «Вольность». Они тогда придерживались одинаковых убеждений — об отмене крепостного права, о необходимости конституции, об ограничении самодержавия, о народном просвещении, о пагубности церковных оков и о многом другом. Они также одинаково смотрели в глубь русской истории, любя её такой, какой Бог послал.

Однако вернёмся назад, к самому началу девятнадцатого столетия, к её бегству в Париж. При всём, при том… да, при всём, при том Пушкин не являлся в её жизни главным лицом, вернее, героем её романа и судьбы в целом. Так вот, покинув Дрезден, где оставался незадачливый муж, Евдокия Измайлова, княгиня Голицына, прискакала в революционный Париж. Там она познакомилась с братьями Долгорукими, Петром и Михаилом, блестящими офицерами из свиты нового императора Александра Первого, посланными им во Францию приглядывать за Наполеоном. Это были Рюриковичи, прямые потомки святого князя Михаила Всеволодовича Черниговского.

Беглянка влюбилась в младшего из братьев, в Михаила. Но страсть их расцвела только в Петербурге — после Аустерлица. В том знаменитом сражении полковник Михаил Петрович Долгорукий был тяжело ранен в грудь. За проявленные в бою мужество и сообразительность император лично наградил его золотой шпагой с надписью «За храбрость».

Евдокия Голицына самозабвенно любила храброго князя, и любовь у них была взаимной. Они во всём совпадали, составляя, ну что ли, единое целое. Он, как и она, увлекался математикой и философией, государственным строительством и политикой, отдавая этим занятиям всё свободное время. Но в бурную эпоху наполеоновских войн князь Долгорукий в первую очередь мыслил себя боевым офицером.

В следующей кровопролитной битве при Прейсиш-Эйлау в Восточной Пруссии полковник Долгорукий — и вновь за храбрость! — был награждён орденом Святого Георгия и произведён в генералы. По утверждениям современников, молодой Рюрикович сиял одной из ярких звёзд на военном небосклоне.

Был он полной противоположностью мужу Евдокии Ивановны, князю С. М. Голицыну, — вельможному увальню, полностью равнодушному к государственным нововведениям, более того, по мере возможностей препятствующему им; бесконечно далёкому от точных наук и философии, особенно позитивизма; а кроме того, избегавшему, как чёрт ладана, рискованной военной карьеры из-за страха быть убитым, да и вообще из-за походных тягот и всяческих неудобств. Однако и он отличался нескрываемым тщеславием, желал, чтобы его хвалили, награждали, а потому выбрал для себя попечительскую стезю, благо был несусветно богат, — почётную и достойную, всегда у всех на виду, и главное: без всякого риска!

В 1807 году Евдокия Ивановна потребовала от мужа расторжения принудительного брака. И ей, и князю Михаилу Долгорукому хотелось и перед Богом, и перед людьми быть законными мужем и женой, а не восприниматься как тайные любовники. Мстительный князь Голицын наотрез отказал в разводе. Он сладострастно крушил возможное счастье возлюбленных, рассчитываясь за прошлые унижения и обиды.

Этот мстительный удар, как теперь говорят, ниже пояса оказался роковым. Презирая великосветские пересуды, лицемерное сочувствие и подлые домыслы; страдая от безысходности церковного брачного тупика, двадцатисемилетний генерал Михаил Долгорукий напросился в очередную военную кампанию на русско-шведской войне, где был убит шальным снарядом в августе 1808 года…