Привет, Галарно!

Другое дело, если бы я был доктором. В смысле обладал бы особым знанием психологии людей. Существует масса врачей, которые терпеливо выслушивают своих пациентов, а потом пускают в ход соль, всякие присыпки, ну и собственное воображение. И у вас кишки сводит, как от слишком жирного рагу, ведь от врача не скрыть собственных мук. Ну а мое общение с клиентами просто: «Привет, Галарно! Дай-ка мне один гамбургер с сырым луком и огуречным соусом».

Первой об этом, кажется, заговорила Мариза. (У Маризы любимая птица — щегол, но этим летом их что-то не видно, словно они догадались, что будет жарко. Ее это огорчает. Щегол — залог счастья и свободы, а Мариза красива как порхающая над каким-нибудь ирисом птичка колибри). Я подумал: если люди прочтут твою книгу, это может стать обалденной рекламой, какую нечасто увидишь в торговле картошкой. Мариза же мне периодически твердила:

— Франсуа, вот ты все время читаешь, в том числе и всякую чушь. Прихожу вчера днем, ты два часа провел за книжкой, и — ни одного клиента. Ну и что даст тебе твое чтение? Это же полный бред! Что-то строчить на салфетках, а потом выбрасывать их в мусор? При твоей начитанности я бы стала писать книгу. Мне кажется, у тебя бы появилось дело, и потом, я не знаю, конечно, но ты бы тоже мог состояться: вон твои братья, у них-то все получается... А ты сидишь за алюминиевой стойкой на обочине дороги, уперев ноги в коробку из-под масла, уткнулся в свой «Ридерс Дайджест» и ждешь, пока мухи слетятся на липкий консервный нож.

Я не помню точновсех ее слов, но таков был общий смысл ее речей. В смысле, она знала, что я уже давно тайком пишу стихи, но ей не хотелось со мной это обсуждать, она предпочла сыграть на моем самолюбии, на гордости Галарно. В такие минуты я ощущал себя дверью, на которой написано: «push, толкните», и Мариза толкала. Каждой женщине хочется стать Жорж Санд при Мюссе или Симоной де Бовуар при каком-нибудь Жан-Поле Сартре. Ну а для меня мой лоток — прибежите Я там живу, существую. Мне дали образование? Отлично, но пусть теперь оставят меня в покое. Мне нравится простая жизнь и запах жареной картошки. Зачем писать книгу? Чтобы продать ее в Голливуд? Сти! Они и так немало нам вредят своим кино. Две недели назад, это случилось около полуночи в среду, я уже было собирался закрывать свою лавку. Прослушал новости по радио, снял кассу, вычистил плиту. Поворачиваюсь к двери, чтобы уйти, как вижу трех киногангстеров. Они требуют дневную выручку. Прыщавые морды, нервный взгляд, у каждого по свинчатке. Я им говорю:

—Ребята, или я вам отдаю четырнадцать баксов, которые заработал сегодня, или знакомлю вас со своим братом. Он пишет для телевидения детективные сериалы и ему нужны актеры.

Они отвечают:

— Познакомь с братом.

Вот оно, губительное влияние кино! Люди даже не способны довести до конца то, что задумали. Нужно бы при въезде в Вилль-Мари посадить на кол Хамфри Богарта рядом с Джоном Мудрым, чтобы дикарям стало страшно.

О

С Маризой мы вместе уже два года. Она счастлива и всем довольна. Может быть, поэтому она и стала ко мне приставать: мол, садись и пиши. Если когда-нибудь Мариза мне надоест, я пойду к моему дяде Лео: он специалист по набивке чучел. Я закажу у него ее чучело. Я не знаю, видели ли вы его произведения, они редкостно выглядят, а дядя Лео — просто гений. Он наверняка мог бы быть скульптором и зарабатывать кучу денег подобно создателю Дональда Дака. В смысле, он мог бы продавать такие же скульптуры, какие можно увидать в книжках по истории или в Ларуссе: богиня охоты Диана, например, с упругой грудью, стрелой в руке и сумкой для лука на заднице; или он мог бы изготавливать памятники мертвым. Лео Галарно безумно талантлив, но он задвинут на чучелах животных. Я вовсе не хочу сказать, что они у него не выходят: наоборот, в законченном виде они всегда выглядят живее, чем когда бегали по лесам. Если я говорю, что он мог бы быть скульптором, то потому, что он не довольствуется элементарной набивкой какого-нибудь бобра с березовой ветвью меж зубов. Дядя Лео всегда привносит что-нибудь свое личное: бобру — это такая зверушка — он с удовольствием засунет в живот транзисторный магнитофон, вроде японский, наверно: японцы-то славятся производством мелких вещиц. Это люди, которые обожают миниатюры, да и сами они, вправду сказать, невелики ростом. Дядя Лео записал на пленку звуки, которые издает бобер, пение дроздов, крик козодоя, плескание рыбьих хвостов по воде, шум водопадов, в общем, все, что можно услышать ушами. И к тому же дядя Лео — поэт: сидит, например, бобер на своей гипсовой подставке, уставившись на вас, как крыса, нюхнувшая опиума — Лео сам изготавливает бобру глаза из камешков и пластмассы, — и вы слышите лес. И впечатление хоть куда, еще лучше, чем от живого бобра.

Я попрошу набить чучело Маризы в голом виде. Нет, пожалуй, только цепочка на шее останется, но я доверюсь вкусу Лео в смысле выбора позы и других деталей. На прошлой неделе я видел у него белого медведя, он стоял в полный рост посреди гостиной. Здоровенный белый медведь! Лео придал ему потрясающий облик, того и гляди, медведь с оскаленной пастью сейчас набросится на первого попавшегося. Правда, с пастью у Лео бывает напряг. Я не знаю почему, но думаю, что дело в цвете: красный, который он использует для нёба, слишком бледно выглядит в сочетании с белыми зубами, которые сверкают как на рекламе зубной пасты «Колгейт». Поэтому чучело Маризы будет с закрытым ртом, так-то! В его гостиной белый медведь выглядит настоящим шедевром, вы просто замираете от восторга, но это еще не все. Мой дядя Лео выпотрошил грудь четвероногого, и если покопаться в его шерсти, то там можно найти маленькую ручку. Открывается дверца, и белый медведь превращается в бар-холодильник, в котором есть отделение для оливок, стаканов, спиртных напитков, пива и льда. Это класс: медведь, вид которого возбуждает в вас желание выпить мартини. В прошлом году по заказу судьи Досталера Лео таким же образом превратил целого зверя в книжный шкаф — судья боялся, как бы его дети не добрались до похабных журналов, которые он привозит из Нью-Йорка, когда бывает там на пасхальных каникулах.... ну гений мой Лео да и только! Мне нужно почаще с ним видеться, он чтит французский язык, как все священники. Лео — пурист: для него французский подобен опере, в которой нет места ни одной фальшивой ноте. Чертов Лео! Грамматика для него Господь Бог и президент США в одном лице. Поэтому он и хотел, чтобы я установил вывеску, на которой люди бы прочли: «У короля горячей собаки» [10]. Понятно вам, откуда ветер дует? В смысле: это, конечно, полный бред да и к тому же меня начинает тошнить при одной мысли о горячей собаке — которую подают с французской горчицей или кетчупом «Хейнц» пятидесяти семи сортов.

Ну а Мариза настаивала, чтобы в знак ее неустанной любви я назвал мою лавку «У Маризы». И в этом проявлялось также ее женское тщеславие. Ноя подумал, что, если я когда-нибудь расстанусь Маризой или она решит меня бросить, как выкидывают старую ручку от лопаты, придется перекрашивать весь лоток, так как под неоновой вывеской у меня леттраж (витрина и вся левая сторона). И это не считая того, что мне нужно будет менять афишу на придорожном столбе, которая прицеплена за две мили отсюда и на которой значится: «У короля хот-догов, straight ahead» [11]. Все это может обойтись мне дорого. Я ведь купил особенный неон, выгнутый, с короной над первой буквой:

W

У короля хот-догов

Неона этого на тысячу двести тридцать долларов! Так что не будем преувеличивать роль любви: Мариза в постели и на афише — не одно и то же. К тому же из названия «У Маризы» не будет ясно, что именно я лучше всех готовлю сосиски на гриле за десять миль в округе, не говоря уже об острове Перро [12]. Зачем зарывать свой талант? Нужно доверять чутью: если чувствуешь свою правоту, не стоит отдаваться на откуп дяди, жены, друзей, газет или даже телевидения. Когда ко мне лезут с каким-нибудь советом, я выслушиваю, а потом все же высказываю свое мнение. Таким образом, ко мне нет претензий: ни долгов, ни listen-now-pray-later [13], если всю жизнь слушать других, в один прекрасный день обнаружишь, что перед тобой — сплошные костыли.