Ангелы на кончике иглы

Мысли сами собой бежали по кругу, сложившемуся за десятилетия руководящей работы. Пластинка, поставленная в юности, играла, иголка была еще острой, исправно держалась в борозде, мелодия привычная, выученная наизусть. Но каждый раз, едва она доходила до определенного места, происходил сбой, и следовало бесконечно повторяющееся сочетание: фаркт-ин-фаркт… Инфаркт возник ниоткуда, не запланированно, как некая сила, которой в принципе, с точки зрения нормального, то есть материалистического, мировоззрения появиться не могло.

Самым страшным, страшнее смерти, для Макарцева всегда было неправильно угадать генеральную линию в конкретном преломлении к обстоятельствам. И вот оказалось, что он жив, ни в чем не ошибся и тем не менее отстранен. Инфаркт не согласовывал свой поступок ни с ним самим, ни с ЦК. Весь вчерашний вечер и целое утро Макарцев не держит руку на пульсе партийной жизни. Все там, а его нет. Там зреет, решается, проводится в жизнь – без него. Если бы там тоже пока остановилось – так нет же, идет! Инфаркт – только у него. Он – необходимое звено в живой цепи – выпал, и цепь соединилась – без него! Когда же руки снова разожмутся, чтобы его принять?

Много наслышавшись про инфаркты у других, сам он был уверен, что у него иммунитет. И теперь еще он не хотел признать, что ошибался. Нет, без него обойтись не смогут. Он столько сделал, столько еще сможет сделать. Руки-то без него сцепились, но скоро ощутят нехватку одной человеческой силы. Хотя он лишь кандидат в члены ЦК, но потому его и ввели на ХХIII съезде в состав кандидатов, что в ЦК необходима макарцевская голова.

Надо, чтоб как можно скорее его подняли на ноги. Где профессура? Особые врачи? Чем они все занимаются? Почему не научились лечить инфаркты быстро, хотя бы в важных случаях? Неужели не понимают, что ему нужно быстрее поправиться, начать руководить отсюда. Пусть хоть телефон включат!

– Прошу, Зина, – промямлил он, полуживой, вялыми, непослушными губами жене, как только ее на минуту к нему пустили. – Поменьше распространяйся, что у меня инфаркт. Говори лучше, что было подозрение и не подтвердилось.

– Конечно, Гарик, я что, дура? Поверят ли?

Она не сказала ему, что из больницы сразу сообщили в ЦК, а оттуда в редакцию, в Союз журналистов, везде.

– Не поверят? Это их личное дело. А от нас пусть услышат то, что нам надо!

– Разумеется, Гарик, не волнуйся…

Она тихо вышла.

Как же у него мог произойти инфаркт, да еще классический?… Это хорошо или плохо? Наверно, хорошо. Уж классический-то лечить научились, надо полагать! А отчего он случился – знают? Сердце у него всегда было здоровое, не молодое, но ведь и не старое! Нужна причина. Ведь в целом все было нормально. Если бы это было хоть в малой степени не так, Игорь Иванович не получил бы указания готовить анкету и прочие документы для получения дипломатического паспорта по новому постановлению Совмина.

Он и до этого, согласно специальной справке, один представлял собой делегацию, проходил через специальный проход, досмотру его багаж не подлежал. Теперь его сможет ожидать персональная машина прямо возле трапа. Но позволит ли здоровье ехать? Нет, ему необходима причина! Пока врачи копались, Игорь Иванович решил сам проанализировать свои дела и установить эту причину, чтобы знать, с каким врагом бороться и как его победить.

4. МАКАРЦЕВ ИГОРЬ ИВАНОВИЧ

ИЗ СПРАВКИ (ТАК НАЗЫВАЕМОЙ «ОБЪЕКТИВКИ»), ЗАПОЛНЯЕМОЙ ДЛЯ ВЫЕЗДА В КАПСТРАНЫ

Занимаемая должность: главный редактор газеты «Трудовая правда».

Родился 24 июля 1912 г. в Санкт-Петербурге (ныне Ленинград).

Менял ли фамилию, имя, отчество? Когда и причина изменения. Изменение имени Ганс на Игорь в соответствии с существующим законодательством (Свид. Бюро ЗАГСа г. Москвы No 80714 от 26.IV.1941). Причина смены – исправление ошибки родителей.

Русский.

Социальное происхождение – служащий.

Член КПСС с 1933 г. Партбилет No 00008242. Партийных взысканий не имеет.

Образование высшее, окончил филологический факультет Ленинградского университета в 1935 г.

Специальность: журналист, редактор, партийный работник.

Знание языков – работаю с переводчиками.

Были ли за границей? Англия, Франция, Италия, Швеция, Финляндия, Бельгия, Япония, Индия, ОАР, Чили, Аргентина, ФРГ, Исландия, Австралия, США, а также все социалистические страны (служебные командировки, в ряде стран был членом партийно-правительственных делегаций).

Воинское звание: полковник запаса, политсостав, спецучет.

Участие в выборных органах: кандидат в члены ЦК КПСС, депутат Верховного Совета СССР, секретарь Союза журналистов, заместитель председателя Общества дружбы СССР – Япония, член партийного бюро редакции газеты «Трудовая правда».

Правительственные награды: орден Ленина, орден Красного знамени, медали.

Женат, имеет сына, 18 лет.

Паспорт: VI CМ No 621394, выдан 63 о/м Москвы 7 октября 1962 г.

Прописан постоянно: Петровско-Разумовская аллея, 18, кв. 84.

Дом. телефон 258-71-44.

Дополнение к справке: рост 177 см, глаза карие, цвет волос – седой.

К справке прилагаются: автобиография, характеристика, заверенная секретарем райкома партии, справка о состоянии здоровья, выданная спецполиклиникой No 1 Четвертого Главного управления Минздрава, шесть фотокарточек.

ВЗЛЕТЫ И ПАДЕНИЯ ИГОРЯ ИВАНОВИЧА

Считая себя удачливым человеком, Макарцев вправе был рассчитывать на большее. На каждом этапе его биографии, когда он, расправив крылья, перелетал на ветку, расположенную ближе к вершине, крыло обо что-то задевало. Из-за этого взлет оказывался не таким значительным, как замышлялся. И каждый раз была опасность сломать крыло.

Учитель немецкого языка Санкт-Петербургской гимназии (на Васильевском острове) Иван Иванович Макарцев назвал сына Гансом, выразив тем самым свое уважение к немецкой культуре. Лучше бы он выучил его немецкому языку. Родись молодой Макарцев на пару лет позже, когда Петербург переименовывали в Петроград, Гансом бы его уже не назвали и тем облегчили бы последующие взмахи его крыльев. Родители Ганса Ивановича умерли в Гражданскую войну, десятилетнего мальчика приютила родня. Дядья и тетки бывшего среднего сословия в те разбродные годы переводили его из семьи в семью, подкармливали чем могли.

Вторым домом для него стал отряд скаутов. Он с радостью надевал сшитую из грубого полотна синюю форму с голубым галстуком, на котором завязывал узелки после каждого доброго дела. Все как один – в этом была особая радость коллективной жизни. Потом появились юки, юные комсомольцы, а отряды скаутов запретили. В комсомол он вступил с гордостью. В комсомольской ячейке Гарика Макарцева любили за открытый нрав, энергию и всегда выбирали вожаком.

В тридцатые годы, когда пошла мода на странные и иностранные имена, Ганс Макарцев ни у кого не вызывал недоумения. Он стал секретарем комитета комсомола (поступил в университет, в графе «соцпроисхождение» написал «сирота»: в вуз не приняли бы сына учителя гимназии).

Он заканчивал университет и активно работал в комсомоле, когда убили Кирова. Макарцев, к счастью, не принимал участия в обсуждении истории ленинградского комсомола. После смерти Кирова участники этого обсуждения, члены ЦК комсомола Колотынов и Румянцев, были арестованы, поскольку убийца Кирова Леонид Николаев тоже присутствовал на этом обсуждении. Колотынов, обвиненный в том, что стоял во главе «Ленинградского центра», в который входили Каменев и Зиновьев, был расстрелян вместе с Николаевым. Макарцев и Колотынов были хорошо знакомы, но Колотынов на допросах Макарцева не назвал.

Макарцеву, уже вступившему в партию, предложили занять освободившееся от врага народа кресло редактора ленинградской комсомольской газеты «Смена». Ему нравилось и писать – лучше всего получались у него звонкие статьи на международные темы. Содержание их черпалось в газете «Правда». Но он добавлял яркие краски, примеры ужасной жизни трудящихся под гнетом капитала, углубляя темы за счет своей фантазии. Несколько раз его статьи перепечатала «Комсомольская правда», и ему предложили перебраться в Москву. Он стал заведовать международным отделом в «Комсомолке», а затем в «Известиях».