Прекрасное разнообразие

Так я готовился стать гением, в полной уверенности, что у взрослых это такая же работа, как труд пожарного, врача или ювелира. Гении мне представлялись щуплыми очкариками. Они всегда куда-то бегут вприпрыжку, плохо разбираются в обуви, предпочитают одежду темных расцветок и твидовые пиджаки. Эти мужчины — а это исключительно мужчины — совершенно непредсказуемы. Их деятельность в любой момент может привести к взрыву и извержению, как в не прошедшем испытания автомобильном двигателе. При этом гениальность не дана им от рождения, а приобретена путем правильно организованного обучения под руководством старших.

На мой десятый день рождения отец приготовил мне сюрприз: мы отправились в путешествие. Он разбудил меня рано утром, подал одежду, с вечера приготовленную мамой, и мы сели в машину. Когда после часа езды мимо заснеженных полей мы остановились позавтракать, отец поздравил меня:

— С днем рождения, Натан! — сказал он, доедая овсянку. — Сегодня тебя ждет большой сюрприз.

Вид у него был самый загадочный. Я напрягся. Мне почему-то представилась заполярная тундра и серое небо над ней.

— А куда мы едем? — спросил я.

— Ты не поверишь, если я скажу, — улыбнулся отец.

Мы направились в аэропорт Мэдисона. Я до этого никогда не летал на самолетах, да и в аэропорту был всего пару раз и потому, сидя в зале ожидания, смотрел во все глаза на бизнесменов, листавших газеты при свете, лившемся из огромных окон. Женский голос в громкоговорителе объявлял о вылетах. Целый взвод монахинь пил кофе из пластиковых стаканчиков. Преобладали мрачные мужчины в костюмах, похожие на агентов похоронного бюро, но такое же тяжелое впечатление производили и отдохнувшие посреди зимы на Гавайях загорелые семейства в ярких одеждах. Я стоял у окна и с замирающим сердцем смотрел, как взлетают и приземляются самолеты, как оттаивают их крылья. Отец тем временем уселся на крайнее место в ряду пластиковых стульев и принялся что-то сосредоточенно писать в записной книжке.

Когда мы встали в очередь на посадку, я поглядел на табло, возле которого стоял человек в форме, и понял: мы летим в Сан-Франциско. Я знал, что этот город находится в Калифорнии — там же, где Диснейленд, но в каком именно городе находится Диснейленд, я не помнил. Вероятность того, что отец решил свозить меня в Диснейленд, была ничтожна, и я сразу отогнал эту мысль. Однако позже, когда мы заняли свои места, когда заревели турбины и воздух стал пахнуть металлом, отец сказал что-то вроде того, что мы проведем целый день в огромном парке аттракционов.

— В этом месте понимаешь, что такое физика, — объявил он, подняв при этом указательный палец.

Я сразу вообразил себе карусель в виде гигантского осьминога и чертово колесо — настоящие гимны центробежным силам.

— Скорость, движение, свет — все в одном месте, — продолжал отец. — Когда туда приезжаешь, чувствуешь себя так, будто вернулся в детство.

И он ткнул вилкой в поднос с завтраком, поданным нам в самолете, как будто это была модель тех аттракционов, к которым мы направлялись. Показывая на сэндвич с индейкой, отец сказал:

— А вокруг горы. Стоят и смотрят на это шоу.

Тут я позволил себе расслабиться. Значит, кто-то посоветовал отцу свозить меня в Диснейленд, а он сумел привязать эту поездку к моему научному образованию. Я отодвинул поднос и поглядел в иллюминатор. Внизу проплывали кучевые облака, и я смотрел на них как завороженный, пытаясь осознать, что это значит: лететь на другой конец континента со скоростью четыреста миль в час.

В аэропорту Сан-Франциско мы взяли напрокат машину. Калифорния оказалась солнечной и яркой — именно такой, какой я ее себе и представлял. Мы ехали по шоссе, и, завидев медленно двигающийся автомобиль, отец сразу прибавлял ходу. Впереди виднелись горы, и мне казалось, что они все больше приближаются. Отец вдруг притормозил и свернул на обочину. Мы вышли из машины и встали на краю дороги. За нами тяжело тащились фуры, направлявшиеся в Сиэтл и Портленд, их обгоняли шустрые легковые машины жителей пригородов. Мы прошли немного вперед и остановились на эстакаде. Прямо под нами оказалась какая-то постройка километра в три длиной. Больше всего она напоминала товарный вагон или, точнее, целый товарный поезд. Она вытянулась в одну линию на дне оврага, в окружении дубов и кустов толокнянки. Я смотрел на нее в замешательстве.

— Ну как, нравится? — спросил отец, поглаживая бороду.

— Что это?

— Ускоритель элементарных частиц.

Мои руки в карманах сами собой сжались в кулаки.

— Что?

— Стэнфордский линейный ускоритель. Здесь сталкиваются атомы.

Он наклонился над ограждением и протянул руку в сторону гор Санта-Круз. В эту минуту я ненавидел его так сильно, что готов был столкнуть в овраг. Вдруг ужасно захотелось пить — так что стало больно глотать.

— Электроны начинают разбег вон там и мчатся к подошве горы. Вон туда, к разлому Сан-Андреас. Они ускоряются в длинной медной трубке, вкопанной в землю. В этом длинном здании наверху находится клистронный усилитель, который передает трубе энергию микроволн.

Я молчал.

— Электроны разгоняются электромагнитной волной до скорости, близкой к скорости света, — блаженно улыбаясь, продолжал отец. — Спустя пару микросекунд каждый электрон заряжается до двадцати миллиардов вольт!

Он остановился и вытащил из кармана записную книжку и ручку, словно собирался запечатлеть одно из своих озарений, но потом убрал и то и другое.

— Двадцать миллиардов вольт! С такой энергией можно зажечь пару факелов.

Он направился к машине. Я последовал за ним. Внутри у меня кипела злость на самого себя: рано обрадовался! Пока машина спускалась вниз, к Ускорителю, я старался не смотреть на отца.

Однако, когда мы въехали на территорию, мое настроение улучшилось. Мы расписались в книге у усатого охранника, и он выдал нам специальные значки с надписью «Посетитель». Затем мы проехали через контрольно-пропускной пункт и оставили машину на парковке возле административного здания. На пороге этого серого приземистого дома нас встретил пожилой человек в красном галстуке и с огромными бакенбардами. Он уважительно пожал руку отцу и сказал:

— Ужасно рад снова видеть вас здесь, доктор Нельсон.

Он не разжимал рукопожатия и даже положил на сцепленные правые руки свою левую, словно запечатывая этот дружественный жест. Для меня такое приветствие было внове. Впрочем, я никогда не слышал и того, чтобы моего отца называли доктором.

— Это мой сын Натан, — представил меня отец. — Натан, это директор Ускорителя доктор Бенсон.

Директор чуть наклонился и протянул мне свою большую, покрытую чернильными пятнами руку.

— Очень рад, — сказал он.

Я пожал эту руку, оказавшуюся теплой и потной.

— Ну вылитый отец! — воскликнул директор.

Действительно, уже в десять лет я напоминал отца — и долговязой тощей фигурой, и буйной шевелюрой. Кроме того, только в этот момент я с замешательством осознал, что мы с отцом очень похоже одеты: на нас были совершенно одинаковые зеленовато-голубые рубашки из хлопчатобумажной ткани.

— У Натана сегодня день рождения, — сказал отец.

— Ну как же, как же! — воскликнул доктор Бенсон. — Я помню, вы говорили по телефону. Дорогой именинник, добро пожаловать, проходите. Через несколько минут мы окажемся в центре управления Ускорителя.

Он отступил в сторону и сделал пригласительный жест. Мы оказались в длинном белом коридоре и пошли вдоль досок объявлений, деревянных почтовых ящиков и дверей, ведущих в кабинеты ученых. Метров через десять стоял автомат с напитками. Доктор Бенсон, остановившись возле него, принялся шарить в карманах вельветовых брюк.

— Может быть, Натан хочет лимонаду? — спросил он.

Отец вопросительно посмотрел на меня. Я пожал плечами.

— Да, конечно, — сказал отец. — Я думаю, он выпьет спрайта.

— Кока-колы, — поправил я.

Доктор Бенсон опустил в автомат четверть доллара и протянул мне банку колы. Она была жутко холодной, и я сразу вообразил, как в глубине этого автомата дымится жидкий азот. Все подождали, пока я не отопью из банки. Затем мы вошли в кабинет доктора Бенсона, где царил ужасный беспорядок. Он долго рылся в бумагах, пока наконец не нашел ключи от микроавтобуса.