Скажи, Лиса!

Особенности пунктуации и орфографии мне запомнились лучше самого текста. Такая вот я въедливая, дотошная и, кажется, завистливая. Если бы письмо предназначалось мне, вряд ли бы я обратила внимание на правописание.

Подпись тоже была – «Андрей». А под ней по незаполненному словами пространству листа порхали улыбающиеся во весь рот смайлики и сердечки с крылышками. Тут уж мы захихикали искренне.

– Как ты думаешь, что за Андрей? – спросила я у Светки.

– Может, Кувшинов? – с сомнением предположила она.

Я представила, как отличник Кувшинов из девятого «А», который способен предложить двадцать три теории происхождения жизни на Земле, рисует сердечки и смайлики.

– Ну нет! Вообще ни одному нормальному парню от пятнадцати и старше не придет в голову рисовать вот это. Наверное, кто-то из восьмого.

А может, даже из седьмого.

– Лиса! Ты уж совсем! – возмутилась Светка. – Скажи еще, из детского сада.

Мы сидели на подоконнике в рекреации третьего этажа, а вокруг нас бурлила и шумела толпа. Поэтому разговаривать нам приходилось довольно громко.

– Значит, остановимся на восьмом. Ты знаешь каких-нибудь Андреев из восьмых?

Светка честно задумалась.

– По-моему, есть там Андрей. Такой темненький. Симпатичный.

«Позетива» в моей подруге было предостаточно и без сторонних пожеланий.

– Нет. Вроде это Арсений. Или Семен? Тараненко – он Сережа, Баранов – Леша, Лунев… Кстати! А как зовут Лунева?

Опять позитив!

Лунев – высокий, голубоглазый блондин с большим улыбчивым ртом.

– Лунева? Кажется, Валера.

Светка досадливо поморщилась, но согласно кивнула.

– Да, собственно, какая разница? – спокойно заключила она. – На кой мне Андрей из восьмого? Что я буду делать с таким маленьким?

– Почему маленьким? Всего на год младше.

– Ну и что? Девушки в нашем возрасте намного обгоняют в развитии мальчиков.

Я бросила взгляд через рекреацию. У противоположной стенки, возле двери в кабинет математики как раз толпился восьмой «В», мальчики которого были, как минимум, на полголовы выше своих одноклассниц. Судя по выражению на лицах, правдивый язык не поворачивался назвать их совсем уж отсталыми. В основном.

– Мальчики тоже разными бывают. Вот Можаева из одиннадцатого встречается с Сокольниковым. – Ну не смогла я отказать себе в удовольствии произнести вслух Юрину фамилию! – А он из десятого. И счастлива.

А как была бы я счастлива на ее месте! Глаза у меня сами собой закатились к потолку. Быстрый полет в страну розовых мечтаний. Я представила, как Юрочка Сокольников с презрением отталкивает от себя Можаеву (та мгновенно исчезает в неизвестном направлении), смотрит на меня пламенным влюбленным взглядом и произносит с придыханием:

– Лиса! – орет Светка. – Ты что, заснула? Звонок уже был.

А я-то понадеялась, что это звонят для нас с Юрой райские колокола. Пф!

Светка торопливо сложила письмо и запихнула его в сумку, сминая уголки. А раньше письма от любимых носили на груди, возле сердца. Думаю, они действительно согревали и прибавляли сил. Это вам не эсэмэска – не более тридцати символов – и не сообщение онлайн – гарнитура Times New Roman, кегль 12. Это – тепло руки, дрожь пальцев, забавная закорючка вместо «ч» и характерный росчерк в конце слова.

Пишите письма! Настоящие!

Первым делом – Самолетов

Я сидела дома и читала «Страдания юного Вертера». Вот захотелось мне их прочитать.

Я читаю немножко начало, потом пролистываю середину, узнаю, чем закончилось. Потом опять выхватываю кусочки из середины, возвращаюсь в начало и только тогда продолжаю читать как положено.

Лично мне так интересней. Путь от старта до финиша – самая захватывающая вещь, особенно если не знаешь точного маршрута. Только строишь догадки. Но у жизни, как всегда, свой взгляд, свои закономерности. Сначала: «Как я рад, что уехал!», в конце «…входит слуга со свечой. Он видит своего барина на полу, видит пистолет и кровь».

Почему так противоположно? От полюса до полюса.

Сразу предупреждаю: выбор книжки не имеет никакого отношения ко мне и Сокольникову. Какие там страдания? Так, легкое разочарование. Я не сохну по Юре, не бегаю за ним по школе. Он мне всего лишь нравится. А вот влюблена ли я в него? Похоже, нет. Потому что кроме Юры есть еще Петя Самолетов из параллельного «А».

Он пришел в нашу школу только в этом году. Ну почему в «А», а не к нам? И я услышала о нем от кого-то из девчонок. Возможно, это Фокина однажды произнесла: «Петя Самолетов».

Пике и мертвая петля. Я втрескалась в имя.

Увидела я свою мечту гораздо позже. Вытаращилась во все глаза и с радостью поняла: недаром меня так шарахнуло сочетание этих звуков.

Петя Самолетов.

Он весь такой большой. И высокий, и в плечах широкий, и не худенький – крепкий. Он занимается, кажется, рукопашным боем. Или дзюдо? Не скажешь, что красавец, но такой… как надо. С волевым подбородком. Серьезный и ясноглазый.

Петя Самолетов.

Ой! Только сейчас заметила, что обе мои симпатии имеют фамилии на букву «С».

Случайность или закономерность?

«А-а-а-а», и этим все сказано…

Громко замурлыкал домофон, обещая нежданных гостей.

Кого это несет?

Светка сейчас в музыкалке. Она хоть и вопит время от времени, делая ужасное лицо: «Задолбало меня это пианино!» – но музыку любит и играет с удовольствием, даже с упоением. Я видела.

Играет и сама перевоплощается в звуки. Плавные и резкие, грубые и нежные. Пальцы быстро перебирают клавиши. Будто и не заученно, будто по наитию. И Светка становится волшебницей, способной превратить громоздкий деревянный ящик с набором металлических тросов в нечто неосязаемое и певучее.

Но если не Светка, тогда кто? Врача я не вызывала. Толику без мамы тут делать нечего. Не иначе Судьба!

Я поскакала в прихожую, схватила трубку.

– Да?

– Можно к тебе? – спросила Судьба мужским голосом. Точнее, мальчишеским. Нет, юношеским.

– А ты кто?

– Тимофей. Помнишь?

Очень даже хорошо помню.

– Опять оказался не в том месте и ищешь, где бы спрятаться?

– Нет. Просто мне у тебя понравилось.

– А-а-а! – как обычно, протянула я.

Хорошо, что есть такое междометие. Вроде бы не несущее никакого смысла, но в то же время жутко содержательное и многозначительное. А главное, тянуть его можно бесконечно, выкраивая время для раздумий.

Только я все равно ничего не надумала, стояла и молчала и собиралась с мыслями. То есть искала в своей голове хоть одну разумную мысль, которая подсказала бы мне, что делать.

– Так можно? – прозвучало тихо и ненавязчиво.

И мне сразу представилось, как Тимофей, одинокий и грустный, торчит у дверей подъезда. А глаза при этом, наверное, такие же, как у кота в сапогах из мультика про Шрека.

Мысли – предатели! Зато сердце со своей чувствительностью тут как тут. Тук-тук-тук.

– Ладно.

И домофон защебетал, гостеприимно приглашая войти.