Голубой ангел

Недавно команда спецов по связям с общественностью порекомендовала администрации Юстона рекламировать прежде всего его уединенность. Поэтому экскурсовод Келли Штейнзальц – в прошлом году посещала его курс «Основы художественного мастерства» – рассказывает, что она полностью сосредоточена на учебе благодаря тому, что ничто ее не отвлекает. Родители кивают. Подростки мрачнеют. Вот об этом они и мечтают! Четыре года сосредоточенной учебы!

Свенсон не может представить себе, каким кажется Юстон тем, кто видит его впервые. Денек как на заказ. Старинные здания в дымке теплого тумана, развесистые клены, изумрудно-зеленые лужайки. Одного они представить не могут – а Свенсону и иже с ним это отлично известно, – того, как этот мягкий зеленый ковер превратится в снежную пустыню.

– Прошу прощения, – говорит Свенсон.

Никто не реагирует. Все слишком увлечены: кто изображает напряженное внимание, кто – презрение. Свенсон, попавший в ловушку, слушает рассказ Келли Штейнзальц, как Элайя Юстон мечтал о том, что четыре года обучения гуманитарным наукам вдали от соблазнов цивилизации выпестуют духовных лидеров, которые вернутся в мир и сумеют его изменить. Родители так исполнены почтения, так стараются произвести впечатление, будто Келли – председатель приемной комиссии. Одна из матерей спрашивает смущенно:

– Скажите, а не мешает вам то, что университет так… мал?

– Никоим образом, – отвечает Келли. – Это наша община, и все мы ее члены. И он вовсе не мал. Это круг избранных. Круг… близких по духу.

Келли вещает про то, как Элайя Юстон основал Юстонскую академию, чтобы обучать в ней своих шестерых сыновей и семерых дочерей (тут один папаша удивленно присвистнул), но печальный рассказ о проклятии рода Юстонов опускает: три дочери умерли от дифтерита, две другие покончили с собой. Келли говорит об университетских традициях, но умалчивает о распространенном здесь поверье: считается, что в кампусе обитают привидения – дочери основателя, охочие до душ девушек-выпускниц.

Не упоминает Келли и о том, что процент девушек, бросающих учебу, в Юстоне опасно высок, что породило еще один своеобразный обычай: каждую весну старшекурсницы звонят в колокола – в честь того, что выдержали пытку до конца. Для Женской лиги университета это стало вопросом вопросов, они исполнены решимости выяснить, почему Юстон оказался настолько «опасным» местом для девушек, что большинство из них бежит отсюда, не доучившись. Опасное место? Да дело здесь не в опасности-безопасности. Просто женщины гораздо сообразительнее, они быстрее понимают, что в этом богом забытом уголке впустую тратят родительские денежки.

– Позвольте пройти! Позвольте пройти! – кричит Свенсон, и экскурсанты расступаются.

– О, профессор Свенсон! – восклицает Келли. – Это профессор Свенсон, писатель, преподающий в нашем университете. Возможно, вы читали его роман под названием…

Свенсон вежливо кивает, но предпочитает не дожидаться, вспомнит она название или нет. Он проходит Матер-холл: в этом викторианском здании с башенками, откуда в случае пожара выбраться практически невозможно, у него кабинет. Построено оно на месте пруда, который после того, как в его мрачных водах утопилась одна из дочерей Элайи Юстона, велено было осушить. Свенсон идет в университетскую амбулаторию – маленькое типовое строение, аккуратно обшитое вагонкой и расположенное на безопасном расстоянии от аудиторий и общежитий.

Звенит звоночек при входе, и Свенсон оказывается в пустой приемной. Он садится в пластиковое кресло, над которым висит плакат, где изображена бодренькая блондинка из группы поддержки бейсбольной команды, которой и в голову не приходило, что ее может сразить ВИЧ. В комнате пусто. Может, Шерри в кабинете с пациентом? Свенсону бы порадоваться минутке покоя. Полистал бы женские журналы, лежащие на столике, узнал бы, как полезно передохнуть в тишине. Он откашливается, возит креслом по полу… Ну ладно, предпримем что-нибудь поэффективнее.

– Сестра! – орет он. – Скорее! На помощь!

В приемную влетает Шерри. Сколько лет уже Свенсон не перестает восхищаться ее буйной красотой: жена его вполне может соперничать с брызжущими жизненной силой актрисами из итальянских послевоенных фильмов. Он обожает эту прорытую временем ложбинку между бровями, живое и подвижное лицо, выражение которого в секунду из встревоженного становится несколько нарочито жизнерадостным.

– Господи, Тед! – говорит она. – Я услышала, кто-то зовет на помощь. Даже не поняла сначала, что это ты.

– Почему ты так уверена, что мне помощь не нужна?

– Инстинкт, – говорит Шерри. – Двадцать лет опыта.

– Двадцать один, – уточняет Свенсон.

– Это мне нужна помощь, – вздыхает Шерри. – Неужели я столько лет замужем за кретином, который, чтобы привлечь к себе внимание, вопит во всю глотку? Тед, ради бога, кончай на меня пялиться.

Вот они, преимущества брака – он может смотреть сколько пожелает. При нынешнем политическом климате прежде чем позволить себе подобный взгляд, рекомендуется заблаговременно вступить с женщиной в отношения супружеской близости по обоюдному согласию. Наряд Шерри, белый халат поверх джинсов и черной футболки, не у каждого мужчины вызвал бы невольную, как у собаки Павлова, эрекцию, но Свенсон реагирует именно так.

– Сестра, со мной что-то не то, – говорит он.

Таковы были его первые слова, обращенные к ней. В то утро – это было в Нью-Йорке – он встал с кровати и упал, потом, одеваясь, падал еще дважды, вышел выпить кофе и тут же поцеловал тротуар. Очевидно, опухоль мозга. Он дождался следующего падения и отправился в больницу Святого Винсента.

Народу в приемном покое было немного. Медсестра – это и была Шерри – повела его в кабинет врача, который находился в состоянии, близком к невменяемому, поскольку от него только что вышла Сара Воан [2] . Врачу хотелось побеседовать о стрептококковой ангине Сары, а вовсе не о недуге Свенсона, оказавшемся воспалением среднего уха. Свенсон поблагодарил его, встал и рухнул на пол. Когда он очнулся, Шерри держала его за руку – и до сих пор держит. Так он всегда говорил, рассказывая эту историю, чего он, впрочем, давно уже не делает – людей, которые ее не слышали, в их окружении не осталось. А Шерри обычно добавляла: «Чем я думала, влюбившись в мужчину, уже находившегося в бессознательном состоянии!»