Господин Ветер

«Сначала, однако, идешь в лес, шесты искать, рубить, тащить. Нужно штук четырнадцать: двенадцать на типи и два ветровых. И чтобы прочные были. Потом народ зовешь, типа «Бум шанкар» или чаю попить, и телегу гонишь, подписываешь всех: «Вот, хочу показать как типи ставят, только помочь надо».

Затем шесты обтесываются от сучков и коры, чтобы на бошки не сыпалась, да и ткань не рвалась, не цеплялась. Затем треногу вяжешь, устанавливаешь. Правда, некоторые хиоки четыре шеста связывают, но на то они и хиоки (о хиоках см. следующие отступления). А остальные шесты вокруг этих трех по движению солнца, от входа. А вход на восток должен быть. И если ставит правильный индеец, то конструкция напоминает крылья, а если хиок, то — веер или пучок соломы. На последнем шесте поднимаешь и закидываешь покрышку. Ее можно заранее сшить. А можно и на месте. Из двух палаток — чипи, из трех — типи. Типи от чипи только хозяином да размером отличаются. Покрышка — это настоящее индейское слово. Оттуда ведь поговорка пошла: «ни дна ни покрышки». Значит ее натягиваешь, вставляешь два ветровых шеста в лопухи (лопухи — тоже настоящее индейское слово — это отвороты в верхней части типи для выхода дыма и вентиляции). Затем полог внутри делаешь, растягиваешь и к земле приваливаешь камнями, чтобы не дуло и тяга ништяк была.

Затем — очаг. Камнями его выкладываешь, Дорогу Огня ко входу проводишь. А если плавать в дожди не хочешь, то хорошо бы типи еще и снаружи окопать.

Затем много чего можно делать: кровати, крючки, сушилки и т.д. Слово типи из двух состоит «ти» «пи», то есть «предназначено для» «жизни», вот, пока живешь, все строишь, прикалываешься по всякому».

Здесь же вдоль дорог встречались юрты, жилища, похожие на типи, а еще больше на вигвамы, только потяжелее, да и покрупнее.

— Но юрта по счастью была у меня, — продекламировал Кристофер, затягивая бечевку рюкзака, — как северный день голубая.

«Это у тебя, в чистых степях Поднебесной, уважаемый Бо Цзюй И, была голубая юрта, — продолжил он мысленно, — а здесь они серые от пыли. Как там дальше?»

«И хавки небось в твоей юрте, и питья. Попить бы чего. Эй, подать сюда голубую юрту. Ну ладно, гони хоть скатерть-самобранку… Тоже нет… Ну, Бог с тобой, подавай ковер-самолет!»

«А сто километров пустой трассы, не хочешь? Как ты вонючий смертный, смеешь что-то требовать от духов великих поэтов!»

— Но юрта по счастью была у меня, — повторил Кристофер.

Дальше, он не помнил.

В Киргизии, куда Кристофер первый раз приезжал два года назад, в одной из таких юрт находилось придорожное кафе. Там можно было поесть плов, выпить пиалку кумыса или терма.

«Терма? Или Дерма?»

Он улыбнулся вспомнив, как драйвер предложил ему:

— Дерьмо хочешь?

— Что? — Кристофер не верил своим ушам.

— Дермо… Кафе, дерьмо, лепешка кушать.

Что такое дермо, а может, термо, Кристофер узнал уже в юрте. Это был похожий на квас мутный напиток из каких-то зерновых.

— Дермо кушать — болезнь йок. Сто лет жить. Здоров — ууу как, — пояснил водитель.

Кристофер накинул рюкзак и спустился на трассу.

«Что ж, сударыня, и мне пора в путь, — мысленно обратился он к Алисе, — и ветер слабенький. Кто же тебя увез?»

Он попытался разглядеть на обочине ее следы.

«И воду всю извели. А пить-то как хочется. А?»

«Терпи суфий, просветленным станешь».

«И умыться бы. Сто километров — это как рукой подать. А в Ате меня ждут. Галка, Серж, Саид».

«Ждут ли? Чего меня туда потянуло?»

«Все что ни делается, неспроста. Тянет — тянись, пока ветер в спину. Тянем-потянем — вытянуть не можем. Акын Кристофер с потрескавшимся от жажды голосом. О… О… О… Стоп машина… — Он увидел на трассе стремительно увеличивающуюся легковуху. — Такая не остановится».

«Вот, не остановилась. Будь не я, а Алиса. Алиса в городах. Кого ты ищешь? Кто ищет тебя? Богатые мама-папа…»

«Девочка совершила взрослый поступок и надумала вернуться. Все очень просто».

«Не то…Что же ты, папа Кристофер, суфий недоделанный, так и не можешь научится не привязываться. Даже в мыслях. Проехали. Оставь. Будь как ветер».

— Собака лает, ветер носит, — пропел он, снова повернувшись спиной к слабому ветру, единственному его слушателю.

Эту песню сочинила Умка. Однажды Крис даже играл с ней в каком-то московском подвале. Вместо Сталкера. Тот не пришел, и Кристоферу на некоторое время пришлось стать Умкиным соло-гитаристом, благо все эти темы он знал наизусть.

«Ну что, где же тот КАМАЗ-самолет, что домчит меня до Аты?» — продолжил Кристофер свой внутренний диалог.

Дао-шмао-дадцзыбао. Мое постижение Пути состоит в движении по пути. Ты сказал, Дэгэ? Дурилка картонная, а…» — он передразнил своего старого питерского приятеля, в словесной бороде коего, словно крошки запутывались митьковские слова. А эта словесная будет подлинней его реальной бороды, в которой реально запутывались крошки хлеба.

«Хорошо хоть крошки, не мустанги — так бы ты ответил? Нет, ты скорее срифмовал бы — крошки-мандавошки. Мустанги меняют хайры как миры».

«Главное — движение. Двигаться дальше. Но истинный суфий не привязывается даже к этому движению».

«Вот поэтому наши пути так спонтанны, поэтому я еду из Омска в Алма-ату. Злые духи боятся кривых линий, и подобно китайцам изгибающим скаты крыш, я изгибаю свой путь. Злым духам воистину он недоступен. Ага, крутые идут». — Супермазы, мерседесы и вольво Кристофер узнавал издалека, даже не наклоняя очков.

Навстречу ему двигалась целая армада. Караван. Караваны грузовиков шли из Казахстана в Китай, так же как раньше караваны верблюдов. По тому же пути — Великому, Шелковому. Правда, теперь оттуда везли не шелк, а всякую электронную дребедень, туда же —хлопок, железо. После внутренних реформ Поднебесная стремительно развивалась, и торговлей с ней кормились все приграничные районы.

А древний Шелковый Путь, покрывшись почти по всей длине асфальтом и кое-где передвинув изгибы своего тела, сущности своей не переменил. На то, собственно и путь. Он тянулся через Хоргос в Урумчи или через перевал Торугарт в Кашгар, далее — в Турфан, и, через Внутреннюю Монголию, через Манчжурию, до самого Пекина. Как и в древние времена, Тянь-Шань и Памир разбивали его на несколько веток, по которым ползли пыльные караваны фирменных машин — понтовых, с полными фурами и полупустыми кабинами, но не берущих попутчиков ни на пути туда ни на пути обратно. Вик говорил, что они заезжают вглубь Китая всего километров на пятнадцать — там товар перекидывают на местные грузовики — Китайской Народной Республике надо кормить собственных драйверов.

«Путешественник истинный путешествует в своем Эго… Вот Саид, скажем, никуда из Аты не вылезает. Да и куда вылезешь, если дома килограммы чуйской дури, дури огого какой, дунешь и летишь куда захочешь, хоть в Китай, хоть на света край. Причем не вставая с ковра, в замысловатых узорах которого можно читать слова древней книги Аджа иб трам-там там, повествующей о чудесах прошлых, настоящих и будущих. Каждый по своему ее и читает», — Кристофер снова развернулся лицом к ветру, принесшему звук мотора, и поднял руку, так как появился КАМАЗ, который несомненно остановится, потому что он тоже слово этой книги.