Генеральша и её куклы

— А можно я его с собой заберу?

— Берите на здоровье, только не сегодня, а когда закончим с вами заниматься, и пусть он у вас сидит на самом видном месте. Как только вам захочется обругать какого‑то мужчину, вы взгляните на него и вспомните все те слова, которые здесь произносили.

С Майей долго не могли подобрать подходящую игрушку. Она говорила:

— Нет, он у меня симпатичный, а это что за уродина? Нет, и этот не годится, он какой‑то неказистый.

Наконец выбрали яркого, сине–красно–жёлтого попугая, посадили на спинку стула.

— Похож?

— Похож…

— Ну и что мы ему скажем?

Майя смотрела на попугая с укоризной и только вздыхала.

— Давайте я! – с готовностью предложила Марта.

— Нет, пусть она сама, а вам лучше помолчать.

Майя начала неуверенно, останавливаясь после каждой фразы, словно ожидая, что её сейчас перебьют, не дадут договорить.

— Больше ты ко мне ходить не будешь… Больше я тебя не пущу, хватит…

— Молодец, правильно! – поддакивали девушки. –Пусть катится колбаской по Малой Спасской, обойдёмся! Подумаешь, цаца выискалась, дипломат хренов! Да у нас таких, как он, навалом на пляже загорает!

— А если ты все‑таки явишься, я скажу… я скажу…

Вдруг она села на место и расплакалась.

— Ты чего? – наклонилась к ней Марта.

— Нет, девочки, я не смогу. Я его, наверное, люблю все‑таки.

Попугай клюнул носом и свалился со стула.

Когда стали расходиться, Инна попросила даму из полумрака задержаться. У неё даже закралось подозрение, не конкурентка ли это какая разнюхивает, что тут и как.

В сущности, никто ведь здесь, в провинции, не знает толком, что это такое – психоанализ, упражняются, кто во что горазд, как, собственно, и сама Инна, читавшая, конечно, и Фрейда, и Юнга, но одно дело – читать, и совсем другое – практиковать самостоятельно. Она отдавала себе отчёт в том, что все её занятия, так называемые «сеансы» — чистой воды профанация, и боялась только одного – нарваться на пациентку, которая это поймёт и захочет её разоблачить.

Они перешли в кухню и просидели за чаем и разговором ещё часа два. И «новенькая» рассказала, что давно хотела познакомиться с профессиональным психоаналитиком, и вот приятельница подсказала, где есть такой кабинет, и она нарочно пошла пешком, чтобы продумать по пути все свои вопросы. И вот она шла и проговаривала их про себя, и пока дошла, сама же мысленно на них и ответила, так что вроде и необходимость отпала, а поприсутствовать решила так, из чистого любопытства.

— Ну, и как вам?

— Если честно, не очень.

— Почему?

— Я себе это немножко по–другому представляла. И потом, мне не нравятся групповые занятия, хотя я знаю, что это теперь модно. Лично я бы предпочла общаться один на один.

Через неделю она снова пришла, и в этот, второй её приход Инна многое о ней узнала и сделала для себя вывод, что она все же нуждается в помощи, но уговорить её заняться всерьёз не смогла. Времени нет, не до того и вообще: спасение утопающих – дело рук самих утопающих. На какое‑то время она исчезла, потом снова появилась, и они несколько раз общались, но наедине, такое было её условие. Постепенно и сама Инна стала рассказывать ей про свою жизнь, тоже не слишком удачно сложившуюся, и уже Мирослава анализировала Иннины проблемы и советовала, как поступить, так что было не понять, кто из них к кому ходит и кто кому психоаналитик.

И вот на днях она позвонила, но приехать не захотела, а предложила встретиться на нейтральной территории, у парикмахерской.

— Так что, собственно, вы хотите узнать? – Инна смотрела на гостей с тревогой, ожидая какой‑то неприятности.

Оказалось, ничего такого, чего она не могла бы рассказать без риска для своей профессиональной репутации. Всего лишь – зачем они встречались в то утро в кафе, о чём говорили, не сообщала ли Мирослава о каких‑то своих планах на тот день и куда она направилась из кафе.

Значит, так. Встречались они потому, что Мирославе нужно было посоветоваться с ней относительно сестры. Нет, не той, у которой муж недавно умер, с той она тоже встречалась, но там ничего страшного, женщина с совершенно здоровой психикой, так что постепенно сама успокоится. А тут речь шла о другой сестре, у которой муж завёл фактически вторую семью и даже родил там ребёнка (чего никто, кроме Мирославы ещё не знает), но и из этой уходить не хочет, так и живёт на две семьи, и сестра превратилась в настоящую невротичку, не ест, не пьёт, похудела страшно, и вот Мирослава очень за неё боится, как бы с ней чего совсем плохого не случилось. Она сама уже пробовала её увещевать и уговаривать, но сил её для этого не хватает, она её слишком любит и слишком ей сопереживает, тут надо, чтобы чужой человек попробовал повлиять. Сестра приедет на недельку и придёт к Инне, и, если вдруг самой Мирославы в это время не будет здесь, так чтобы Инна её приняла и занялась с ней. Вот об этом и договаривались. Вышли из кафе вместе, Инна хотела пройтись по набережной, день был ещё хороший, солнечный, дождь пошёл только к вечеру. Но Мирослава спешила, сказала, что должна съездить в одно место и отвезти туда одну вещь, а потом ещё успеть на какой‑то праздник. Так и сказала: «одно место» и «одна вещь», а про праздник – где и какой – вообще не уточняла. Инна проводила её до машины, ещё похвалила, что она сама за рулём, она ей давно внушала: вождение машины добавляет уверенности в себе. Мирослава помахала ей рукой и уехала.

— Значит, вы расстались с ней на парковке и больше её не видели и не слышали?

Инна внимательно посмотрела на одного, потом на второго и спросила:

— Она что, пропала?

— Нет. Просто пропала одна вещь, которую она в тот день, видимо, возила с собой, вещь дорогая, мы пытаемся её найти, а для этого надо, так сказать, проследить весь путь…

— Почему же вы у неё самой не спросите?

— Она уехала отдыхать, это довольно далеко, и там нет связи.

— Странно. А что за вещь пропала?

Маленький вопросительно посмотрел на большого (тот кивнул) и сказал:

— Старинная французская кукла с двумя лицами.

— А, Маргарита!

— Так вы её знаете? Видели? Она случайно не у вас?

— Нет, что вы! Но один раз она приносила её на занятия.

— Это ещё зачем?

— Мы проводили сеанс куклотерапии.

— Чего?

— Куклотерапии.

— Как это?

Инна нехотя рассказала. Есть одна девушка, Марта, которая никак не может выйти замуж. Виной всему её собственный характер, слишком мрачный, депрессивный. Она на все и всех смотрит с вечным неудовольствием. Все вокруг плохие, одна она хорошая. И вот с ней проводили этот сеанс. Сажали куклу в кресло, разворачивали плаксивым лицом, словно говоря: вот, полюбуйся, и ты такая же, можно ли тебя, такую, полюбить? На время сеанса кукла была как бы Марта, а настоящая Марта была как бы психоаналитик, и с ней, то есть с куклой, беседовала. Сама задавала различные вопросы и сама же на них отвечала, то есть, получалось, занималась психологическим самоанализом.

— И что, помогло?

— Ну, не сразу же!..

Большой гость покачал головой, словно говоря: ну и детский сад… А маленький продолжал допрашивать:

— А в тот день, в кафе, с ней не было этой куклы?

— Не знаю. Какой‑то пакет, довольно большой, она держала в руках, но была ли там кукла…

— Ну, хорошо, — Лёня Захаров был недоволен разговором. – Я вас пока оставлю, а вот этот товарищ ещё немного с вами побеседует.

Инна с опаской взглянула на В. В.

— А вы… из милиции?

— Нет, это я из милиции, — ответил Лёня. – А он – муж.

— Муж! – всплеснула руками Инна. – Что же вы сразу не сказали?! Я и сама хотела с вами поговорить, даже думала вам звонить…

Она засуетилась, стала предлагать чай–кофе, но В. В. не был расположен чаёвничать.

— У нас с вами будет откровенный разговор, правда? – говоря это, Инна прямо впилась в него глазами.

— Настолько, насколько я посчитаю нужным с вами откровенничать, не забывайте, я – не ваш пациент.