Ложа чернокнижников

Я не мог этого вынести: я вырвался из ее удушающих объятий и направился к плетеным стульям, стоявшим в другом зале. Но было не так-то просто убежать от питоньих объятий Мод, и вместо того, чтобы сесть рядом, она уселась ко мне на колени, обвила мою голову своими мертвенно-белыми руками и принялась теребить мои волосы. Я был в тоске — можно сказать, я был в нокдауне и, лежа на полу, хотел только одного — оказаться на полу этажом ниже. Здесь было так весело с Салли, но только с нею. Когда же светила войдут в благоприятное расположение и избавят меня от роли кавалера Мод? Заметив, что я приуныл, Мод шутя попыталась растянуть уголки моего рта в улыбку.

— Ну-ка, улыбнись нам, Питер. А то все подумают, что ты с похорон.

Едва эти слова прозвучали, Мод сообразила, что она сказала, и зажала себе рот, но слишком поздно.

— Боже мой, Питер, — сказала она наконец, — Прости. Я и забыла, что прошло меньше недели с тех пор, как ты похоронил мать. Боже, прости меня, пожалуйста. Посмотри вокруг. Мы зря вообще сюда пришли. Это была неудачная мысль — просто катастрофа.

Я пожал плечами.

Я надеялся, что на этом вечер закончится, но не тут-то было. Мы еще долго торчали на автобусной остановке, и все это время Мод расспрашивала меня о моих бывших подружках. Особенно ей хотелось разузнать про Салли и почему мы расстались. Казалось, она пишет диссертацию по философии на тему: почему все прежние подружки мне не подошли. Я упрямо пытался скрыть истинную причину нашего разрыва с Салли. Вряд ли я мог сказать Мод, что мы расстались потому, что Салли решила, что я — зло? Какое-то время я терпел этот допрос, а потом сказал, что тема закрыта, и отошел от Мод.

Мод надулась и стояла молча. Потом она повернулась ко мне:

— Ладно, извини меня. Просто я не хочу, чтобы у нас все закончилось так же, как с Салли, вот и все… А что тебе во мне нравится больше всего?

Прежде чем я придумал, что ответить, кто-то произнес, словно отвечая за меня:

— В тебе все прекрасно, дорогая. Ты выглядишь так, будто Господь Всемогущий изваял твое тело, чтобы привести в полное упоение нас, мужчин. У тебя замечательные волосы. А какое чудесное на тебе платье. Такой девушке небезопасно ходить одной в столь поздний час.

Говоривший вышел из тени. Он был из цивилов: с короткой стрижкой, в пиджаке и при галстуке. Лицо у него лоснилось от пота, наверное, он тоже шел из клуба, хотя определенно он не был похож на завсегдатаев «Пупа Земли».

— Она не одна, — сказал я.

Мужчина повернулся ко мне с притворным удивлением.

— А, понятно, подружки решили прогуляться, — сказал он, — Привет, дорогуша. Только, может, тебе было бы лучше остаться дома и вымыть голову? А то вид у тебя как у пугала, и бог знает что на голове.

А в следующее мгновение он согнулся пополам и пронзительно визжал. Ему не следовало этого говорить, стоя так близко от Мод. Она нанесла четко выверенный каратистский удар ему в живот. Пока он находился в согнутом состоянии, Мод ударила его еще раз, на этот раз сбоку, в голову. Мужчина рухнул на мостовую. Причем вид у него был такой, как будто он сам смирненько улегся, а не упал. Возможно, он решил, что лежачее положение безопаснее.

— Это чертовски хороший перманент, — сказала моя леди-дракон, стоя над ним, и, видимо, не до конца удовлетворившись, она стала пинать его в голову, хотя не очень сильно — узкое платье не давало ей пнуть посильнее. Но Мод продолжала пинать, и мне пришлось оттащить ее от судорожно дергавшегося от подступавшей рвоты незнакомца. Мод пришлось почти бежать, чтобы не отстать от меня. Петляя, мы прошли по району Ковент-гарден, пока я не удостоверился, что ни полиция, ни кто-нибудь еще за нами не гонится. Несмотря на мою тревогу, Мод улыбалась и была раскованна, она была совсем не такой, как на танцполе. Когда мы дошли до следующей остановки, она вытащила носовой платок и, неловко нагнувшись, вытерла пятна крови с туфли. Немного погодя она взяла мою руку и сжала ее.

— Тебе надо было дать мне закончить, Питер. Драться — это так весело. Драка — это здорово. Мне нравится чувствовать в крови адреналин, ощущать скорость движений, силу, которую ты в них вкладываешь, и еще я люблю побеждать. На занятиях учитель все время говорит нам, что каратэ — это искусство, вроде японского искусства составления букетов, что величайшие мастера каратэ — очень мягкие люди и всякую прочую чушь, но для меня это не важно. Мне нравится причинять боль… и, само собой, есть риск получить сдачи. Это здорово. Вот почему до нашей встречи я надеялась, что ты — солдат, каскадер или кто-нибудь в этом роде. Но ты — аспирант, и ты вряд ли поймешь, что я чувствую, когда дерусь. Ты, наверное, думаешь, что я глупая?

— Насчет адреналина — тут я присоединяюсь, — ответил я, искусно избегая ее вопроса. — Адреналин — это самый восхитительный напиток из всех, и он всегда с тобой, в твоей крови, всегда к твоим услугам, и он действительно хорош, потому что от пива меня тянет в сон, а от адреналина хочется летать.

И я все говорил и говорил об адреналине и прочих нейротрансмиттерах, таких как серотонин и различные эндорфины. У меня в мозгу — в мозгах у нас у всех — целое море химических веществ. И мы, молодежь шестидесятых, — счастливое поколение, потому что, благодаря новым фарматехнологиям, благодаря ЛСД, мефедрину и другим наркотикам, мы первые в истории человечества получили возможность пуститься в плавание по этому таинственному морю. Мы стали как боги. Разве это не самое замечательное, что когда-либо случалось в мире?

Я немного разболтался. Я все еще не мог отойти от того, что только что произошло на автобусной остановке. Перед глазами у меня стояла кровь на туфлях Мод. Но дело было не в том, что Мод напала на незнакомца. (Возможно, Ложа сможет использовать то, что Мод получает удовольствие от крови и драк.) В конце концов, я знал, что с каратэ у нее полный порядок. Нет, больше всего меня поразило, что тот тип, неважно, трезвый он был или пьяный, действительно балдел от Мод.

Лично я балдею — и никакой Фелтон не запретит мне сейчас использовать слово «балдею» — боготворю, не приближаясь к алтарю, — от худенькой, длинноногой женщины. Ее божественный образ мелькает везде, она может появляться в обличье Джин Шримптон, Джулии Кристи, Шарлотты Рэмплинг и Твигги. В то время как Мод словно бы сошла с фотографий из жизнеописания той или иной выдающейся личности, находившейся в зените славы в начале двадцатого века. Там в книге ты читаешь, что поэт Икс или генерал Игрек были женаты на знаменитейших красавицах своего времени, потом смотришь на соответствующую фотографию и видишь толстуху, слегка напоминающую поставленную на попа кушетку, с нижней челюстью как у лося и носом, похожим на тесак мясника. В общем, в голову невольно закрадывается мысль, в своем ли уме были мужчины, жившие в начале века. Мод могла бы быть женой поэта Икс, потому что ее аппетитные формы давно вышли из моды. Она могла быть куртизанкой во время Второй империи или пышнотелой любовницей Эдварда VIII. Просто она родилась не в свое время. В Викторианскую эпоху она могла бы даже быть путешественницей, раздающей подзатыльники туземным носильщикам или награждающей пинками злосчастного курдского воришку. Но в 1967 году в «Пупе Земли» Мод выглядела женской разновидностью жлоба — жлобессой, так, думаю, будет правильнее. Короче, я был рад, когда наконец подошел автобус. Я чувствовал, что слегка дрожу, стоя рядом с ней на пустынной остановке и держа ее за руку. Кто знает, когда и почему она в следующий раз придет в ярость?

Что касается меня, то я видел свое отражение в глазах Салли, Лоры и Фелтона. Я — красивый. Разве зеркала когда-нибудь лгут? Возможно ли быть красивым и одновременно быть злом? Очевидно. Вспомните злющую ведьму, обольстительную и сексуальную, из мультфильма «Белоснежка и семь гномов». Я погрузился в сон, думая о злющей ведьме.

18 июня, воскресенье

День сумрачный и пасмурный. Я спустился вниз, чтобы еще немного поработать в библиотеке. Оказалось, что некоторые книги стоят в два ряда. Многие из книг, стоящих во втором ряду, — это красные тетради, иначе говоря, рукописные антологии заклинаний. Чернила немного выцвели. Думаю, что эти тетради принадлежали ныне покойным членам Ложи. («Astrum Argentinum» Кроули отделилась от «Золотой зари» в 1905 году, а Ложа чернокнижников, в свою очередь, отделилась от «Astrum Argentinum» в 1914 году.) Вполне вероятно, что черные тетради — дневники членов Ложи — тоже хранятся где-нибудь здесь, но мне они еще не попадались. Мне хотелось как можно детальнее изучить эти рукописные гримуары, некоторым из которых перевалило уже за полвека. Но я чувствовал себя все более и более усталым, шуршание листьев в саду за окном напоминало негромкий шепоток, казалось, этот шепот уговаривает меня поспать, и я подумал, что если на минутку закрою глаза и отдохну, то потом, после недолгого отдыха, мне будет легче работать.