Золото Иссык–Куля

Много произошло за те три года: и подавление бунта в Чехословакии, в котором Володя принимал участие, и измены Люськи, о которых ему сообщала мать, и перемена родителями места жительства.

Хотя Володя и переживал потерю жены, но не очень долго. Военная форма ему шла, он сам ее перешивал, чтобы она сидела на нем словно влитая. Молодые девчата заглядывались на стройного старшину, охотно отвечали на его веселые шуточки.

Володя был полон жизненного задора и поддался уговорам матери поступить в университет. Уволенные в запас пользовались льготами, да и отец обещал помочь – среди преподавателей были его знакомые и ученики. Жизнь налаживалась. А вскоре Володя повстречал ту, которая согласилась стать его женой. У нее было все, что нужно для счастливой жизни: большая квартира с полной обстановкой, хорошая работа, но женщина мечтала о спокойной семейной идиллии, а этого Володя ей обеспечить не мог. Превыше всего для него были друзья – они ему не изменяли. Те, из старого двора.

Встречи друзей проходили шумно и с сильным возлиянием. Да и новые университетские товарищи тоже были не дураки выпить. Правда, многие из друзей уходили посередине празднеств, совмещали гулянки с учебой или работой. Володя так не мог. Если гулять, так гулять. Жизнь, она короткая, что завтра будет, мы не знаем. Некоторые из его друзей ушли из их двора тюремными коридорами, как и он сам. Правда, много позже. Второй жене довольно быстро надоели пьяные скандалы Володи, и он опять оказался холостым. Одинокая жизнь обладала своими преимуществами. Можно было спокойно приводить к себе в квартиру, которую снимал Володя, подруг из университета или просто знакомых.

Опять с ним была его дорогая свобода.

Через несколько лет, когда Володя был по горло сыт этой свободой, он вновь решил круто изменить свою жизнь. И снова причиной была женщина. Надежда была образцовой женой – шила, стирала, готовила обеды, работала в трех местах, помимо своей инженерной должности, чтобы обеспечить свою семью достатком. Тем более, что вскоре у них с Володей появился сын. Родители Володи наконец–то дождались внука. У старшей сестры Володи были только девочки, младшие брат и сестра еще не обзавелись семьями.

Надежда долго терпела выходки Володи, она, как и любая русская женщина, была привычна к мужскому пьянству. Но однажды сказала: «Баста!» и уехала в Россию к матери, увезя с собой Володиного сына и любимого внука его родителей.

А дальше – лучше не вспоминать, Володя сам с трудом помнит то время. Какой–то пьяный угар. Он еще раньше попробовал и пристрастился к анаше. Теперь же Володя вовсю курил «плант». Вокруг него собралась компания каких–то субъектов, а, может быть, Володя сам к ним пристал, этого он уже не помнит. Они–то и назвали его Графом. Володя всегда был стилягой и придирчиво выбирал себе стильную обувь и одежду. Кроме того, воспитание в приличной, образованной семье, где всегда были книги, которые Володя читал с удовольствием, выделяло его из среды малообразованных пьянчуг.

Потом было «дело», и еще несколько. Появились деньги, и можно было делать то, что ему нравилось. А нравилось ему пить, играть в карты и иметь женщин. Неважно, что они были затасканы и пропиты. Он получал от них то, что хотел. Большее его уже не интересовало. Потом был «провал», предварительное заключение, суд и колония.

После первой ходки Граф вышел с «авторитетом». Он даже гордился, что побывал «там». Мелкая шпана и фраера до ужаса боялись, что их заметут «мусора». А Граф уже побывал на зоне, так что его уважали и побаивались.

Вторую ходку он еле выдюжил. В стране был сплошной кавардак. В зоне заключенных держали впроголодь. Кормили ровно столько, чтобы те не загнулись раньше срока. Почти все были заражены туберкулезом. Когда вышел, решил – хватит с него, надо потихоньку жить.

Полтинник перевалил. Даже не заметил, как отец ушел в иной мир. Пришел Володя с зоны опять домой, к матери. Сколько прожил, а «ни кола, ни двора» не нажил.

Мать–то есть мать. Ей свое чадо всегда родным будет. Хоть и долгое время не было вестей от сына, а объявился – на душе легче стало. Она и на зону проведывать сына ездила.

Не долго, правда, длилась Володина жизнь под отчим кровом. Там жила еще и младшая сестра с мужем и двумя сыновьями. Бывало, иногда Володя принимал внутрь, ну и начинал куролесить.

Так что купили ему в селе какую–то халупу и отселили. Опять началась его свободная жизнь. Раньше Володя и стихи писал, и маслом картины писал, чеканил по меди, резал скульптуры из дерева. Способности у него были, за что брался, все получалось. Когда–то и на камнерезке работал.

Теперь, оставшись один в полупустом доме, Володя задумался над будущим. Надо было чем–то жить. Пробовал вырезать из дерева скульптуры. Ходил по рощам, искал коряжки и сучья. Но из–под его рук выходили какие–то уродливые создания с перекошенными лицами, вроде уродцев Урфина Джюса из Волшебной Страны Александра Волкова. Может быть, эти лица Володя видел на замысловатом узоре обоев в своей пустой комнате после очередной затяжки марихуаны. Иногда эти лица казались ему такими прекрасными и изящными, что он хватал карандаш и начинал обрисовывать их контуры прямо на обоях. Когда «кайф» проходил, Володя долго смотрел на неровные линии, пытаясь вспомнить, какой образ ему мерещился на стене.

Вокруг Графа стала опять собираться местная пьянь. У него в доме всегда можно было распить бутылку и, при необходимости, переночевать. Правда, через некоторое время в жилище у него не осталось ни одной вещи. Случайные товарищи бывало, прихватывали с собой что–нибудь из его нехитрого скарба.

Поплатившись после очередной пьянки здоровьем одного глаза и плохо видя другим, Володя потерял возможность что–либо делать своими руками. А тут на него свалилась новая беда.

Хотя доподлинно он не знал, случилось ли несчастье на самом деле или просто пригрезилось в одном из его наркотических снов. Граф убил человека. В пьяной ссоре выхватил нож и вонзил прямо в сердце. Потом в страхе убежал. Домой Граф так и не вернулся: вдруг этот кошмарный сон окажется реальностью?

Объявился Володя в соседнем селе и нанялся в работники Таджидину. Ему нужен был кров над головой и еда. Больше в жизни его ничего не интересовало. Даже женщины.

Он осторожно прислушивался к новостям из когда–то родного села, но там все было спокойно.

Возможно, произошедшее было просто его пьяным видением, но оно было настолько реальным и пугающим, что Володя решил больше дома не показываться.

В этом году ему стукнет шестьдесят один год. Не так уж и мало. Таджидин начинает ворчать, что Володя сдал за последнее время, не справляется с работой. А Граф и за дворника, и за пастуха, и за скотника. Зима нынче суровая была. Морозы лютые стояли. Убери, попробуй, навоз за шестью коровами, когда все взялось льдом. А хозяйство большое. И уток надо кормить, и кур. Овец пасти. С раненого утра до позднего вечера бьется Володя – везде надо поспеть. Да и здоровье стало пошаливать. Тяжело по снегу или по мокрой от дождя траве весь день таскаться. А одежду Таджидин не покупает. Вот Володя и донашивает все, что остается от племянников да от брата. А оно все ветхое, долго не держится.

Хорошо, что кругом, куда ни глянь – конопля густо растет. Покуришь и дальше жить можно. Один раз Володе даже сам Господь Бог пригрезился. Говорит Он Володе, а они с ним на небесах стоят: «Что, нравится тебе у меня?» А у Володи слов нет, такая лепота вокруг. И по телу блаженство разливается. «Ничего, скоро у меня жить будешь», – опять говорит ему Господь и смеется.

Вот и мать умерла, и уже никто не ждет Володиного появления в городе, да и сам он не спешит туда. Ему там делать нечего. Хотя и тут стало так же тяжело жить. Устал он от зимнего холода, промозглых, мокрых дней осени и весны. Летнее пекло иссушило его и без того сморщенное лицо, обрамленное спутанными седыми волосами и бородой, желтой от табачного дыма. На вид Володе можно дать и семьдесят лет, и восемьдесят. А он все тащится вдоль канала за пасущимися коровами и представляет себя ловким и сильным, как Тарзан из старых, давно забытых фильмов. Ребятня кричит ему вслед: «Йог идет!», и Володя гордо расправляет свои худые плечики. Да, он – йог, у него здоровья – всем бы такого!