Ученик философа

— Мне надо бежать, нужно позвонить, спасибо за компанию.

Повернулась и бросилась к выходу.

— Что это вдруг на нее… — начала Диана.

— Мадам идет, — сказала Руби.

Так она до сих пор иногда величала Алекс.

Пошел дождь.

— Раскрой зонтик, промокнешь, — сказал Том Эмме.

— Иди оденься, ты дрожишь.

— Нет.

— Ну, мне холодно на тебя смотреть.

— Смотри, вон Джордж.

Эмма, уже раскрывший зонтик, снова закрыл его.

Джордж в черных плавках застыл на краю бассейна. Он вглядывался в даль и думал. Сегодня утром он опять спросонок слышал птиц, говорящих по-человечьи. Потом подумал, что это Стелла говорит за дверью, на лестнице, только там никого не было. Он пошел в сад и увидел, как рыба плывет в вершине дерева, но это был лишь заблудившийся обрывок сна. Он позвонил в Эннистонские палаты и выяснил, что Джон Роберт снял там номер. Он пошел в библиотеку, чтобы доподлинно узнать, что случилось со Шликом, но не нашел ни одной книги про Шлика.

Выходя из воды, он заметил Диану, понял, что и она его заметила, видел, как она медленно отвернулась и ушла. Конечно, ему очень хотелось пойти к Диане, оказаться в привычной комнате, втягивать запах ее сигарет, держать ее за руку, больше ничего. Но он боялся идти. Сейчас нельзя быть слабым, мягким, позволить себя утешать. Он думал, что, пожалуй, разрыдается там, в комнате, держа руку Дианы. В Джордже сидело что-то — не он сам, что-то мелкое, даже жалкое, замызганный зверек, противно скулящий. Джордж убил бы мерзкую испуганную тварь, если б мог. Против нее он сейчас созывал армию своих обид на весь мир, чувство вселенской несправедливости, ненависть к врагам, давнее, абсолютное презрение к женщинам. Дождь хлестал его по голове, отчего волосы еще сильнее потемнели и прилипли к черепу. Капли дождя скатывались с тела, загорелого, как у всех солнцелюбивых эннистонских пловцов. Дождь усеял его тело блестящими точками.

Валери Коссом, глядевшая на него через серую рябь воды, стиснула руки на груди, а душу укрепила мыслями о генеральной линии партии. Она никогда еще не говорила с Джорджем. Она спрашивала себя, случится ли это когда-нибудь.

— Представь меня Джорджу.

— Нет.

— Боишься.

— Ой, Эмма…

— Тогда я сам сейчас представлюсь.

— Ты не знаешь… стой… ладно, как хочешь.

Том, почти голый, и Эмма, полностью одетый и все сильнее промокающий, поскольку так и не раскрыл зонтик, прошествовали вдоль бассейна, потом повернули и пошли вдоль другой стороны к Джорджу, одиноко стоящему под дождем, который к этому времени, хлеща и кусая, загнал почти всех купальщиков обратно в воду.

Джордж заметил приближающихся, затем узнал Тома и едва заметно повернул голову.

— Джордж… привет…

Джордж так и стоял, слегка повернув голову, косясь в сторону брата, но не глядя на него. У Тома в голове возник странный образ, похожий на воспоминание, — безумец, сидящий в шкафу. Том остро ощутил то, что раньше лишь смутно улавливал, — исходящую от Джорджа жуть, неприятную, как запах призрака.

Том продолжил:

— Познакомься, это мой друг, Эммануэль Скарлет-Тейлор.

Джордж ничего не сказал. Он шевельнулся. Том дернулся.

Джордж, все так же не глядя Тому в лицо, схватил его за руку, на миг очень сильно сжал, потом отпихнул ладонью, одновременно вернувшись в прежнюю созерцательную позу.

Том отступил, врезался в Эмму, резко повернулся и повел его прочь.

— Ты дебил.

— Извини…

— Ты же видишь, какой он. Точнее, не видишь.

— Ну и какой же?

— А, да ну его в жопу. Я замерз, как собака. Пойду оденусь.

Том спешил в раздевалку, уже дрожа от холода, но рука у него горела от безжалостной хватки Джорджа. Плоскость ладони Джорджа все еще давила ему на плечо. Уже заворачивая в дверь, он увидел вдалеке, в перспективе, спины как раз входивших в Променад Антеи Исткот и Гектора Гейнса. Он нашел ключ, чтобы вызволить одежду из шкафчика, и целую секунду чувства бушевали в его миролюбивой груди.

В Променаде Антея Исткот и Гектор Гейнс пили кофе. Антея надела круглые тонированные очочки. Она была весьма близорука, хоть и удачно это скрывала. Тем не менее она видела, как Том ей улыбнулся, и притворилась, что не заметила. Теперь ей было не по себе из-за этого. Она очень любила Тома, которого знала еще с тех пор, когда оба были совсем маленькие, но, конечно, не была в него влюблена; просто он иногда как-то слишком бодро принимал тот факт, что ему не суждено владеть ею.

Гектор Гейнс мучительно старался не глядеть на груди Антеи, в данный момент надежно и уютно упакованные в обтягивающий лиловый свитер. Гектор твердил себе, что ей двадцать один год, а ему тридцать четыре, что он закончил трудиться над Гидеоном Парком и скоро должен ехать в Абердин, навестить мать, в чьи редких письмах, полных любви, никогда не было ни одного упрека за его за нечастые приезды.

Брайан Маккефри, терзаемый сходными муками относительно грудей Антеи, подошел к прилавку заказать себе кофе, а Адаму — особую смесь ананасового сока и кока-колы. Он поздоровался с Антеей, которую, конечно, прекрасно знал, поскольку она тоже была из Друзей, и с Гектором, которого знал в лицо.

— Как твой дядя Билл? — спросил он у Антеи, — Я слышал, ему нездоровится.

— С ним все в порядке. Адам, привет! Ты кто — дерево?

Адам, стоя с распростертыми руками, ответил:

— Нет, я сушу свои крылья.

Брайан и Адам отошли, взяв напитки, и Адам, который никогда не звал Брайана ни папой, ни как-то иначе, спросил:

— Почему луна иногда бывает ночью, а иногда днем?

— Потому что она крутится вокруг Земли, а мы — вокруг Солнца.

— Как это?

— О боже… она… я потом в книжке посмотрю.

Брайан сел и грохнул на стол свою чашку кофе. Он только что узнал, что бюджет муниципалитета урезали и он, скорее всего, останется без работы.

Гектор робко спросил Антею:

— Может, пойдем посмотрим выставку скульптур в ботаническом саду или выставку Эннистонского общества художников в Холле?

— Идите, я вас там найду, — ответила Антея.

Она хотела пойти помириться с Томом.

— Но на какую?

— Что на какую?

— На какую выставку?

— А, художников. А то дождь еще не кончился.

Явилась Габриель. Она влетела в макинтоше и черной зюйдвестке, с которых капало на пол, и плюхнулась за стол к Брайану.

— Ты опоздала, — сказал Брайан.

— Она ушла.

— Кто?

— Стелла. Я вышла в магазин, а она пропала. Она оставила записку — что ей обязательно надо идти и чтобы я не беспокоилась.

— Ну что ж, она у нас пробыла достаточно долго, и мы ей никак не помогали.

— Но куда она пошла?

— Ну если ты не знаешь, то я и подавно.

— Не могла же она пойти обратно к Джорджу!

— Почему бы и нет. В любом случае это не наше дело.

— А если она покончит с собой?

— Не покончит.

Габриель разрыдалась.

— Ну хватит! Давай, пошли домой.

Вернон Чалмерс, директор Института, сидевший у себя в кабинете, во флигеле, вздрогнул от внезапного шума, доносившегося вроде бы из сада Дианы. Директор сначала решил, что там идет какая-то драка или начались беспорядки. Потом он понял, что это смех. Он встал из-за стола и подошел к окну.

Том Маккефри оделся, вышел под дождь и услышал тот же звук. Его догнала Антея.

— Привет.

— Антея, привет. Что там такое?

— Пойдем посмотрим.

Том на миг взял ее за руку, и они побежали вдоль края бассейна.

Возле Ллудова источника собралась небольшая толпа. Том рванулся туда и увидел странную картину: Эммануэль Скарлет-Тейлор, промокший до нитки, беспомощно и отчаянно плясал внутри решетки, окружающей источник.

Все случилось очень просто. Эмма расстроился, вспомнив о своей собаке, и ему внезапно захотелось подойти к источнику и попробовать, насколько горячая там вода. Ближайший камень послужил ему ступенькой, и запрыгнуть в ограду оказалось очень легко. Выбраться — другое дело. Внутри не на что было опереться, а решетка, высотой по грудь, заканчивалась остриями, загнутыми внутрь. Эмма, разозленный собственной глупостью и провоцируемый смехом зевак, бегал туда-сюда, щурясь, глядел сквозь залитые дождем очки, пытаясь найти хоть какую-то опору для ноги, потом попытался вылезти, опираясь руками о загнутый верх прутьев решетки. Изгиб был слишком высоко, а Эмма недостаточно силен. В ободряющих воплях зрителей зазвучала издевка. Из толпы выдвинулась внушительная фигура: Неста Уиггинс в бикини. Она закричала: «Что смеетесь, помогите ему!» — к пущему веселью зрителей. Но в одиночку она ничего не могла сделать. Неста протянула Эмме руку, но он отказался за нее хвататься. Неста умчалась с криком: «Принесите лестницу!»