Таис Афинская

она стала на него, широко раскинув руки поверх листвы и озираясь вокруг. Было тихо. Только журчанье струй по камешкам и ветвям нарушало знойную тишину боэдромиона – последнего месяца лета. В подмыве берега чернели гнезда щурков. Красивые, зеленые с золотом, птицы уже давно вывели птенцов и научили их летать. Остроносые нарядные и быстрые щурки сидели в ряд на сухой ветке, греясь на солнце после ночной прохлады. «Скоро, совсем скоро они улетят на юг, в Либию, откуда появляются каждый год, – подумала Таис, – а еще раньше поплыву туда я». Она оглянулась на тихую, горящую в солнце заводь, железно-зеленую листву старых ив и заметила двух гальцион-зимородков. Они мелькали ярко-синей пестрядью своих коротких крыльев над сломанным деревом. В детстве Таис жила на небольшой реке. Милые воспоминания подступили к ней, пробежали грустной радостью и умчались вдаль. Светлый и горький опыт жизни! Она узнала необъятное море, его власть и мощь, так же как и людское море жизни. Но оно не страшило молодую гетеру. Полная сил и уверенности в себе, она стремилась дальше в Египет, всегда бывший для эллинов страной мудрости и тайны…

В протоке, казавшейся сумрачным коридором из деревьев, сплетавших свои ветви-руки с противоположных берегов, она не сразу нашла Эгесихору. Спартанка удобно устроилась над водой на толстом изгибе ствола, распустив, свои великолепные волосы по обе стороны дерева, подобно покрывалу золотистого шелка. Ее белая кожа, оберегаемая от загара, отливала молочно-опаловым блеском, свойственным только истинным хризеидам, золотоволосым. Таис, смуглая наперекор аттической моде, выбралась на дерево и в тени, с иссиня-черными волосами критянки, показалась сожженной солнцем жительницей южных стран.

– Довольно нежиться, слышишь, нас зовут, – сгибая пальцы, как когти хищника, Таис угрожающе подбиралась к ступням подруги.

– Не боюсь, – сказала спартанка, толкнув ногой Таис, которая не удержалась на стволе и сразу полетела в воду. Эгесихора тоже скатилась с дерева и с негодующим воплем: – Волосы! Напрасно сушила! – окунулась с головой в глубокий омут.

Обе гетеры дружно поплыли на берег, оделись и принялись расчесывать друг другу косы.

Купанье, пробудившее детские воспоминания Таис, вызвало приступ грусти. Как бы ни манили далекие страны, надолго покидать родину всегда печально. И афинянка спросила у подруги:

– Скажи, тебе не хотелось бы вернуться в Афины сейчас, без промедления?

Эгесихора удивленно и насмешливо сощурила один глаз.

– Что тебе взбрело в голову? Меня схватят при первом появлении…

– Мы можем причалить к Фреатто и вызвать туда судилище. – Таис напомнила спартанке о древнем обычае афинян. Каждый изгнанник или беглец мог причалить на корабле к берегу около. Пирея, где находился колодец, и с борта корабля оправдываться перед судом в возведенных на него обвинениях. Место считалось священным, и, даже если изгнанник признавался виновным, ему не грозила погоня, пока он был на своем корабле.

– Я не верю в святость этого обычая. Твои