Золотая тетрадь

В тот вечер мы увидели Джорджа, одиноко сидевшего под деревьями. Он сидел, обхватив голову руками, неподвижно, тяжелая унылая тень среди пляшущих теней копьевидных блестящих листьев. Мы подошли к нему, чтобы присесть с ним рядом, но нам было нечего сказать друг другу.

В тот последний уик-энд опять намечалась большая вечеринка, и мы все приехали в «Машопи» в пятницу, но в разное время, кто-то на машине, а кто-то добирался поездом. Мы встретились в большой комнате. Когда мы с Вилли туда пришли, Джонни уже сидел за роялем, и подле него сидела его краснолицая блондинка; Стэнли танцевал с миссис Лэттимор, а Джордж беседовал с Мэрироуз. Вилли сразу же направился к ним, чтобы вытеснить Джорджа и занять его место, а Пол подошел ко мне, чтобы напомнить о своих правах на меня. Наши с ним отношения оставались такими же, как и прежде: они были нежными, полунасмешливыми, исполненными невысказанных обещаний. Сторонние наблюдатели могли подумать, а они, наверное, так и думали, что у Вилли была любовная связь с Мэрироуз, а у Пола — со мной. Хотя в какие-то моменты им могло показаться, что это Джордж и я, Пол и Мэрироуз. Разумеется, сама возможность возникновения этих романтических подростковых увлечений была обусловлена характером наших с Вилли взаимоотношений, которые, как я уже говорила, были почти асексуальны. Если в центре группы находится пара, связанная настоящими и полноценными сексуальными отношениями, на остальных членов группы это действует как катализатор и зачастую, а это и вправду так, всю группу разрушает. С тех пор я повидала немало разных групп, как политических, так и далеких от политики, и всегда можно было понять, каковы отношения в центральной паре (потому что в группе всегда есть центральная пара), наблюдая за отношениями в других, окружающих их парах.

В ту пятницу первая неприятность случилась меньше чем через час после нашего приезда. Джун Бутби пришла в большую комнату и попросила нас с Полом пойти с ней на кухню и помочь ей приготовить еду на вечер, так как Джексон был занят приготовлениями к вечеринке, которая должна была состояться на следующий день. Джун к тому времени уже успела обручиться со своим молодым человеком и выйти из состояния транса, в котором она до того пребывала. Мы с Полом пошли вместе с ней на кухню, там был Джексон, взбивавший фрукты со сливками для холодного десерта, и Пол сразу же завязал с ним беседу. Они говорили об Англии, а Англия для Джексона была столь далеким и волшебным краем, что он мог часами обсуждать самые простые подробности английской жизни, например — систему метрополитена, или автобусы, или парламент. Я стояла рядом с Джун, и мы вместе готовили салаты для ужина. Ей не терпелось поскорее освободиться, чтобы иметь возможность встретить своего жениха, который должен был приехать с минуты на минуту. И тут пришла миссис Бутби. Она взглянула на Пола и на Джексона и сказала:

— По-моему, я говорила вам, что не потерплю вас на кухне?

— Ох, мама, — нетерпеливо ответила Джун, — это я их позвала, почему бы тебе не нанять еще одного повара, у Джексона стало слишком много работы.

— Джексон выполняет эту работу вот уже пятнадцать лет, и до сих пор никаких проблем не возникало.

— Ох, мама, проблем и сейчас нет. Но с тех пор, как началась война и сюда стали все время приезжать мальчики из военно-воздушных сил, работы стало больше. Я не против того, чтобы помочь, Пол и Анна — тоже.

— Ты сделаешь так, как я скажу, Джун, — сказала ее мать.

— Ох, мама, — повторила Джун слегка раздраженным тоном, но все еще добродушно. Она состроила мне гримаску: «Не обращайте внимания». Миссис Бутби это заметила и сказала:

— Ты переходишь все границы, девочка моя. С каких это пор ты отдаешь распоряжения на кухне?

Джун вышла из себя и немедленно покинула кухню.

Миссис Бутби, тяжело дыша, некрасивая, с лицом, и без того всегда румяным, а сейчас просто пылавшим, в отчаянии взглянула на Пола. Если бы Пол сказал что-нибудь примирительное, если бы он постарался хоть как-то ее успокоить, она бы тут же с облегчением вернулась в присущее ей добродушное расположение духа. Но он поступил так, как поступал уже и раньше: кивнул мне, приглашая меня уйти вместе с ним, и спокойно вышел через заднюю дверь, сказав на ходу Джексону:

— Увидимся позже, когда ты закончишь свою работу. Если ты ее вообще когда-нибудь закончишь.

Я сказала миссис Бутби:

— Мы бы сюда не пришли, если бы нас не попросила об этом Джун.

Но мой призыв к примирению ее не интересовал, и она мне ничего не ответила. И я ушла вместе с Полом. Мы отправились в большую комнату и стали там танцевать.

Все это время мы отпускали шуточки насчет того, что миссис Бутби была в Пола влюблена. Возможно, она и правда была в него влюблена, немножко. Но она была женщиной очень простой, и она очень много работала. Миссис Бутби очень много работала с тех пор, как началась война, и отель, когда-то бывший пристанищем для искавших ночлега путников, превратился в курорт, куда люди приезжали отдыхать на выходные дни. Должно быть, это оказалось для нее немалой нагрузкой. А, кроме того, была еще Джун, которая за несколько недель из угрюмого подростка превратилась в молодую женщину с неплохими видами на будущее. Оглядываясь назад, я думаю, что именно замужество Джун лежало в основе ее материнских страданий. Вероятно, Джун была единственной отдушиной для ее чувств. Мистер Бутби вечно стоял за стойкой бара, и он относился к тому типу пьющих людей, с которыми труднее всего вести совместную жизнь. Мужчины, которые время от времени впадают в тяжелый запой, ничто по сравнению с теми, кто «умеет пить» — и не только умеет, но и делает это каждый день, неделю за неделей, из года в год, из года в год. Эти упертые и тяжелые пьяницы, как правило, очень плохие мужья. Теперь же миссис Бутби теряла Джун, которая собиралась жить за триста миль от родителей. Это было, конечно, совсем не расстояние для колонии, но вместе с тем она все равно теряла свою дочь. Возможно, на нее повлиял и беспокойный дух военного времени. Женщина, давно добровольно позабывшая о том, что она вообще женщина, теперь она неделю за неделей наблюдала, как миссис Лэттимор, которая была одного с ней возраста, принимает ухаживания Стэнли Летта. Возможно, она действительно втайне мечтала о Поле. Я не знаю. Но сейчас, когда я оглядываюсь назад, миссис Бутби представляется мне одинокой и душераздирающей фигурой. Но тогда я так не думала. Я относилась к ней как к тупому «аборигену». Боже мой, как больно думать о людях, по отношению к которым ты был жесток. А ведь утешить миссис Бутби можно было бы так просто: нам всего лишь надо было бы хоть изредка звать ее с нами посидеть и вместе с нами выпить, или же просто поговорить с ней. Но мы были замкнуты на себе и друг на друге, мы отпускали тупые шуточки, мы над ней смеялись. Я помню, как она выглядела, когда мы с Полом покидали кухню. Миссис Бутби во все глаза смотрела на Пола — обиженная, сбитая с толку; ее взгляд был безумным, потому что она никак не могла понять, что же такое происходит. И я помню как она резко, срывающимся голосом сказала Джексону:

— Ты совсем обнаглел, Джексон. Почему ты так обнаглел?

Согласно заведенному порядку, Джексону каждый день с трех до пяти полагался перерыв, но, как добропорядочный феодальный работник, он легко и добровольно отказывался от своих прав, когда дел было невпроворот. В тот день он только около пяти вышел с кухни и медленно направился к своему дому.

Пол сказал:

— Анна, дорогая, я не любил бы тебя так сильно, если бы я не любил Джексона еще больше. А в настоящий момент это еще и вопрос принципа…

И он покинул меня и пошел Джексону навстречу. Они стояли у ограды его домика и разговаривали, а миссис Бутби наблюдала за ними из окна своей кухни. Как только Пол от меня ушел, ко мне подошел Джордж. Джордж взглянул на Джексона и вздохнул:

— Отец моего ребенка.

— Ой, прекрати, — сказала я, — все это ни к чему.

— Ты понимаешь, Анна, какой все это фарс? Я даже не могу дать денег этому своему ребенку. Понимаешь ли ты, как это абсолютно дикои чертовски странно: Джексон получает пять фунтов в месяц. Надо признать, под бременем той ноши в виде детей и старцев, которая лежит на мне, и я привык считать пять фунтов в месяц немалой суммой. Но если бы я дал Марии пять фунтов, просто чтобы она могла купить ребенку хоть какую-то приличную одежду, это оказалось бы для них суммой столь значительной, что… она сказала мне, что их семья на еду тратит десять шиллингов в неделю. Они питаются тыквой, маисовой похлебкой да объедками с кухни.