Счастье Зуттера

— Мама! — крикнула юная дама, и мама вынырнула, словно из-под земли. В купальнике она выглядела не старше своей дочери и казалась еще блондинистее.

— Извините, — сказал Зуттер, — я ищу приют для животных. Outback [25].

— Ваша кошка ранена? — спросила дама. — Тогда вам нужно к ветеринару.

Зуттер сам не знал, что на него накатило.

— А может, сразу в фармацевтическую лабораторию? Или на китайскую кухню? — вопросом на вопрос ответил он.

Дочка посмотрела на мать, как бы говоря: не зря же я тебя позвала.

— Это ваша кошка? — спросила мать.

— Нет, — ответил Зуттер, — она принадлежит самой себе, но вот уже шесть лет кормлю ее я.

В этот момент сзади остановилась БМВ цвета «баклажан». Кошка умолкла. Из машины вышел мужчина в строгом костюме.

— Что здесь происходит? — спросил он.

Тамильцы снова подошли ближе.

— Я спросил у дам, как проехать в приюту для животных, — сказал Зуттер.

— Вам надо вернуться назад, миновать тоннель под скоростной автострадой, через двести метров снова выбраться на автостраду и ехать прямо до ближайшего съезда. Потом первый поворот налево, там будет указатель.

Зуттер поблагодарил, поднял стекло и проехал вперед. Но тут снова завопила кошка. Посмотрев в зеркало заднего вида, он развернулся на опустевшей улице.

— Ты перестанешь меня позорить?! — крикнул он, обернувшись назад.

Описание дороги оказалось абсолютно точным. Последний указатель имел форму бумеранга, на котором можно было прочитать «приют для животных». Силуэт кенгуру сбил его с толку, так как направление указывал хвостом. Но в Австралии полуденное солнце было на северной стороне, и вращение шло в обратном направлении.

«Я устала, Отдохни», — должна была молиться Руфь в детстве у своей тети, удивляясь, почему ей надо так называть себя, да еще перед Господом Богом. Да, Отдохни, я устал. Устал от дневных грехов. Так он смешил ее до слез. «Уставши от дневных грехов, присел Спаситель отдохнуть», — распевал Зуттер во все горло, так как его голос потерял всякий резонанс; он надеялся, что, может быть, благочестивые песни заставят кошку замолчать. «Впереди Христос. Мчит, как паровоз. Он меня ведет молча за собой, туда, где нас ждет вечный упокой. Сам бы я не смог до конца дойти, ты меня, мой Бог. С собой. Прихвати».

Улицу ремонтировали. Кошка ненавидела шуршание шин по щебенке.

— Сейчас приедем, — проговорил Зуттер и сам поверил сказанному. Проезжая через рощицу из высоких сосен и буков, он вспомнил лесок, где в него стреляли. Но вот показалась лужайка, по которой прыгали животные, слишком большие для зайцев.

Внизу приветливо синело Грейфенское озеро; на выступе перед ним раскинулся вольер, с двором посередине, крестьянским домом, хлевами и сараями, усаженный геранями, окруженный бараками. У каждого барака было огороженное место для свободного выгула. Все обширное пространство было окружено забором. Группами гордо вышагивали страусы, кенгуру настороженно замирали или застывали на месте — Зуттер не очень разбирался в охотничьем языке, а кошка вопила — и словно по команде поворачивали к машине свои чопорные головы. У некоторых из сумок на брюхе выглядывали головы почти такой же величины. Сумки с кенгурятами, казалось, доставали до самой земли и напоминали Зуттеру тот самый готовый порваться «костюм для нервов». Когда кенгурихам надоедало пялиться на машину, они на мощных задних ногах прыгали дальше, поджимая свои смешные передние лапки. А кошка вопила.

Перед входом в приют находилась совершенно пустая стоянка для машин. Сразу за ней начинался участок для котов. Кошка мгновенно замолчала. С гримасой боли Зуттер выбрался из машины, после долгого сиденья давала о себе знать коленная чашечка. Кошки в вольере тоже замерли от любопытства. Чуть дальше послышался собачий лай, звучали голоса всех регистров. Оставленные на время собаки вспомнили свои сторожевые обязанности.

Его приезд уже не был новостью. Держа в руке корзину с молчавшей, как мышь, кошкой, Зуттер подошел к двери с зарешеченным окошком и дернул за ручку звонка в виде страуса. ПОЖАЛУЙСТА, ЗВОНИТЕ И ВХОДИТЕ. Через многие двери с такой надписью прошел Зуттер с Руфью — сначала в надежде на ребенка, потом на исцеление.

Кошка в корзине вопросительно мяукнула.

— Ага, — послышался в глубине голос на бернском диалекте. — Уже идем, идем. Подождите немного.

Молодая женщина в комбинезоне с вышитыми на лямках сердечками стояла за конторкой; окошко в двери выходило на территорию, где содержали кошек. Женщина сравнивала записи в племенной книге, на которую она удобно облокотилась, и ставила на линованной бумаге какие-то крестики. Выпрямившись, она оказалась стройной особой с короткой стрижкой, и если бы не высокий голос с бернским акцентом, ее можно было бы принять за юношу. Руфь рассказывала, что молодая женщина умеет вызывать доверие. Ее следовало называть «Моди», что в ее родных краях означало «девушка».

Моди была служащей на этой животноводческой ферме. Ферма принадлежала сыну одной крестьянской четы, которая когда-то бралась содержать на время отпуска хозяев домашних животных, имея на этом дополнительный заработок. Сын стал предпринимателем высокого полета; вилла над озером не давала полного представления о его богатстве. Мелкие животные его уже мало интересовали. В соседней деревне он владел конным заводом и школой верховой езды, где дочери окрестных богачей могли предаваться своим увлечениям. Запах конюшни собирал общество, которое, по мнению этого крестьянского парня, могло способствовать его дальнейшей карьере. Собак и кошек он доверил Моди, как и экзотических животных, которые привлекали разведенных отцов в дни их общения со своими детьми. Моди, рассказывала Руфь, была любовницей этого парвеню. Но свою отставку это дитя природы на животных не вымещало. Помимо сельского хозяйства Моди изучала еще и какую-то сектантскую психологию, но так как «учиться» на ее языке означало ломать себе голову или впадать в депрессию, то она не особенно старалась. Глубокомыслием она не страдала, говорила Руфь, но культивировала собственный взгляд на вещи, который называла «целостным».

Моди подошла к Зуттеру, пожала ему руку и взяла у него корзину.

— Зуттер, — представился он, умолчав о своей гражданской фамилии. Выражения соболезнования по поводу смерти Руфи были ему сейчас ни к чему.

— Так-так, — сказала она. — Давайте-ка посмотрим.

Она откинула крышку корзины. Кошка лежала на дне, выпучив глаза, со вздыбившейся шерстью. Припав к днищу и прижав уши к голове, она была готова выпрыгнуть и убежать — и в то же время ее сковывал страх перед неизвестностью.

Моди погладила ее и ощупала прооперированное место.

— Похоже, тут все чисто.

Она решительно схватила ее за загривок и вытащила из корзины. И смотри-ка — кошке понравилась ее хватка! Она оскалила пасть и высунула кончик розового языка.

— Как тебя зовут? — спросила Моди и взяла кошку на руки.

Это был щекотливый вопрос, и Зуттер подготовился к нему заранее. Руфь говорила ему, что у каждого кота в приюте для животных должно быть имя. И так как ей самой ничего не приходило в голову, Моди на бернский лад назвала кошку Бэрли, медвежонок.

— Бэрли, — ответил Зуттер.

Моди бросила на него испытующий взгляд.

— Надо же, эту кошку я знаю, а вот хозяина — нет.

— Она досталась мне от прежней хозяйки, — сказал Зуттер.

— От госпожи Гигакс, — сказала Моди. — Вы ее знаете?

Руфь, значит, назвала фамилию мужа, а не свою девичью.

Зуттер сглотнул.

— Она переехала, но кошку с собой не взяла.

— В прошлом году она выглядела неважно.

Зуттер почувствовал, как его грудь сдавили три железных обруча Верного Генриха [26].

— Да, в прошлом году Руфь уже чувствовала себя плохо. Уехала. Очень далеко. Но кошка, — сказал он, тоже сбиваясь на диалект, — кошка у вас чувствует себя хорошо.