Наречия

— О господи! — Женщина из аптеки тоже здесь (только сейчас на ней солнечные очки), и еще три другие дамочки. Одна из них тянется рукой к фотокамере, которая засунута за резинку спортивных брюк. — Вы им все рассказали?

— Что нам рассказали? — спрашивает Хиллари, и с минуту ее сотрясает смех, словно она приготовилась рассмеяться чуть позже, а сейчас просто на всякий случай проверяет, насколько она к этому готова.

Женщина из аптеки прижимает ладони ко рту, а ее подруги смеются — еще бы! Как тут не рассмеяться, ведь все они поклонницы комиксов. Ничего, прижатые ко рту ладони не спасут их от смоченных в керосине тряпок.

— Что нам рассказали? — переспрашивает Хиллари. — Что нам рассказали что нам рассказали что нам рассказали?

— Она беременна, — говорит женщина из аптеки.

И как только такое могло случиться? Нет, Аллисон никак нельзя было выпускать эту дамочку из стенного шкафа. Все чаще и чаще в сводках новостей, в стране, где происходит эта история, то есть в Америке, можно услышать репортажи о вооруженных людях, которым ничего не стоит ни с того ни с сего наповал уложить целый зал людей. Но почему их никогда не бывает там, где в них действительно нуждаются? Почему они не устраивают стрельбу тогда, когда Аллисон этого от них ждет?

— О господи! — восклицает одна из подруг женщины из аптеки. — При таком-то муже? Он пишет про это, и вдруг оказывается, что все правда! Наверное, вам пришлось ждать не один год!

Все вокруг задумываются над фразой, одновременно издавая радостные звуки.

— Я как-то об этом не подумала, — говорит Хиллари. — О, Супруга, я хочу сказать, Аллисон, ты, наверное, ужасно рада?

— Знаешь, о чем я не подумал? — говорит Кит. Женщина из аптеки и ее подруги уже раздобыли табуретки, чтобы поближе пообщаться с авторами комиксов в неформальной обстановке. Они поставили свои табуреты полукругом — ни дать ни взять половинка стаи акул, — словно у Аллисон имеется некая жалкая половинка возможности спастись от зубастых хищниц.

— Мне и в голову не могло прийти, что все, кто занят в круизе, окажутся поклонниками комиксов, — говорит Кит. — Готов поспорить, они не предупреждали, когда приглашали народ принять участие в их круизе.

— Согласитесь, это ужасно, — говорит Аллисон, однако одна из поклонниц комиксов тотчас пускается в объяснения, почему им всем требуется опыт работы официантками.

— Или что-то в этом роде, — добавляет она, затем неожиданно вытягивает из-за резинки спортивных брюк фотоаппарат, словно хватаясь за последнюю возможность. — Сюда не брали людей с улицы.

— И потому нам не надо платить, — кивает женщина из аптеки. — К тому же это не так сложно. Вы ведь видели ту аптеку? Каморка, а не помещение. Размером с туалет, не больше.

— Зато какая ответственность, — многозначительно произносит Хиллари.

— Подумаешь, подавать покупателям то, что им нужно, — говорит Аллисон. — Такое и обезьяне под силу.

— Я имею в виду новую жизнь, — поясняет Хиллари и, протянув руку через столик, кладет ее Аллисон на живот, по всей видимости, чтобы еще немного поразмышлять на эту тему. — Новая жизнь. Лично я на такое никогда бы не решилась.

— А вот я бы решилась, — говорит Аллисон, хотя и не уверена, что остальные ее слышат. — Собственно говоря, мне нужна новая жизнь.

Песня кончается, так что теперь, даже если вы будете говорить шепотом, вас все равно услышат.

— Мне было так грустно сегодня утром, — говорит Аллисон. — Но если подумать, мне всегда по утрам бывает грустно.

— Всегда по утрам бывает грустно, — повторяет Кит. — Знаешь, Аллисон, ты мне определенно нравишься. Могу я использовать твои слова? Я непременно их использую.

— Вы не поверите, что нас заставляют делать здесь, в этом круизе, — говорит женщина из аптеки. — Начать с того, что мы должны были прибыть на судно на пять дней раньше. И что мы видим на стеклянных перегородках? Рядом с регистрационной стойкой? Дурацкие картинки, которые остались с рождественского круиза! Угадайте, кому пришлось их соскребать? Раздали скребки, и за дело! Скряб, скряб, скряб, скряб, скряб, чтобы к вашему приезду все было в ажуре.

— К приезду вашего мужа, — уточняет женщина в спортивных брюках на резинке.

— А ведь Рождество вон когда было, — говорит Аллисон. Все моментально хмурят брови — не иначе, как ее слова оказались услышаны.

— Рождество было не так давно, — говорит женщина из аптеки. — Рождество как Рождество.

— Улыбочку, — говорит женщина с фотоаппаратом.

Вспышки блицев заставляют Томаса поднять голову. Не иначе, как он решил, что настал конец света.

— Хочу еще выпить, — говорит он, — но бармен жуткий поклонник. Все это жутко похоже на дурной сон.

— О господи! — восклицает женщина из аптеки. — О господи. Это же «Сон или явь». Мы по очереди рассказываем друг другу разные истории, которые или на самом деле с нами случились, или же только приснились, а все остальные стараются угадать, что именно. Когда рассказ закончен, остальные говорят: «Сон» или «Явь». По крайней мере мне так объясняли.

— Я не хочу участвовать в этой игре, — говорит Аллисон.

— А по-моему, это явь, — говорит Кит. — Ну как, мне положено очко?

— Эта игра предназначена для вечеринок, когда люди пьют, — поясняет женщина из аптеки. — В ней не положено никаких очков. И вообще у меня в голове не укладывается, что я могу сыграть в нее вместе с художниками, рисующими комиксы.

— Чур, я первый, — говорит Томас и нравится Аллисон уже чуть меньше. Собственно, он никогда ей особенно не нравился, в том числе его творения, с которыми она успела познакомиться, когда прочла несколько страниц в комнате Адриана. Там все герои либо сами были вампирами, либо боялись вампиров, и все они жили в дождливом городе, где солнце каждую ночь садилось за горизонт. Но Томас захватил с собой птицу в клетке, накрытой куском ткани, чтобы никто не видел, что это за птица, и чтобы птица тоже не могла никого видеть, и вся фишка была в том, что это секретная птица. По поводу птицы возникли проблемы с таможенниками, а это значило, что Аллисон смогла пропустить часть препирательств в зале регистрации — частично из-за того, что птица подняла жуткий крик. Проблема с птицей затмила собой открытие, что в бесплатном круизе до Аляски участвует Супруга, в то время как сам художник, рисующий комиксы, сидит себе дома, в четырех стенах, с ручкой в руке, и бедные поклонники лишены возможности, на которую они рассчитывали, когда согласились работать в аптеке.

С того момента на Томаса нельзя было полагаться. Он принимал участие в круглых столах, и все, что Томас говорил, имело подозрительный налет — ведь как можно полагаться на человека, который захватил с собой в круиз птицу.

— Как-то раз я отправился в поход с двумя друзьями, — рассказывает он в данную минуту, — в лесную чащобу в окрестностях Сан-Франциско. Один из них споткнулся и упал возле ручья, повредив себе при этом ногу.

Аллисон пропускает его слова мимо ушей и как можно дальше переносится прочь от лесов, потому что ей не дает покоя одна тайна. Почему в истории ее любви полно вот таких моментов? Почему, кто ей объяснит, с ней вечно происходит не одно так другое? Ну почему нельзя сделать так, чтобы было что-то одно, и чтобы это что-то повторялось из раза в раз? Как то стихотворение Джона Донна в копировальном салоне вместе с квитанцией, приколотой к сумке, точь-в-точь как стихотворение Джона Донна, о котором все в классе задавали один и тот же вопрос, после чего приходишь домой, выпиваешь бутылку «кьянти» и начинаешь орать на собственного мужа: «Диссертации совсем не одно и то же. Чтобы их написать, приходится вкалывать!» В ту пору Аллисон однозначно любила его, своего милого Адриана. Она любила его, когда он оставлял кипу своих работ на столе возле кассы, и она смотрела на эти листы. Его первые комиксы были про конец света, про то время, когда вулканы выходят из себя и сжигают все дотла в Детройте, Лос-Анджелесе и других городах, где Адриану доводилось жить. Ад на Земле, девять выпусков. Аллисон любила их все — от первого до девятого. Бывало, сидела в ванне и читала их раз за разом, прислушиваясь к шелесту страниц. Было слишком жарко, чтобы наливать воду, к тому же Аллисон любила мужа. Адриан нацарапал на двух листках бумаги два предложения и держал их перед ней, как реплики диалога. Они были почти одинаковы, однако Адриан потратил целый день на то, чтобы убедить ее, что они важны. И Аллисон каждый день тратила впустую вместе с ним и его плечами, они опускались вниз под его рубашкой, когда Адриан наклонялся, чтобы вытащить ее за пояс из пустой ванны. Почему каждый момент не может быть точной копией этого? Потому что на самом деле существует несколько способов делать то, что мы делаем, и именно это, по всей видимости, и случилось с историей Аллисон — «Круиз комиксов» взял курс на север, к тому штату, который никогда ее не привлекал. И как только такое могло произойти, ведь как же Адриан? Посмотри на себя! Они с Китом танцуют в пустеющем баре, танцуют под песню, у которой такие слова: