Вверх за тишиной (сборник рассказов)

— Подтверждаю.

— Спасибо, идите.

Когда Холин ушел, допрос продолжался.

— Я знал мнение доктора Холина. И вот для объективности вызвал его. Но теперь, когда вы понимаете, что я с вами предельно честен, ответьте, где ваш тайник? — следователь говорил серым, тихим голосом. — Почему вы молчите, Николаев? Вам придется отвечать, поручик Николаев.

— Какой тайник?

— Ведь из тюрьмы бежали не только политзаключенные? Какую взятку вам дали уголовники?

— Хорошо. Я вам отвечу так: я никогда не брал взяток и никому не продавал свою совесть.

— Тогда объясните, почему вы открыли двери тюрьмы? Как это вам удалось?

— Я уже рассказывал. В основном в тюрьме держали политических, жизнь которых была в опасности. И это я вам говорил.

— Благородно. Но вас волнует не только жизнь людей, но и судьба вещей. Будучи помощником Матвеевой, вы возглавили Отдел брошенных имуществ. Где же золото, бриллианты, дорогие украшения? Кстати, Матвеевой по некоторым обстоятельствам уже нет в городе, и она теперь не сможет вас взять под защиту. На что вы рассчитываете, Николаев?

— На разум.

— Прекрасно. Так где ваш тайник?

Помню, не выдержал, рванул рубашку, застучал себя по груди:

— Вот… здесь. Можете взять, только скорее.

Я начинал задыхаться. Я не мог говорить. Он дал мне стакан воды, вода расплескивалась по полу… Руки дрожали… Я тонул в желтом песке. Это видение, что меня засыпает песком, мучило меня на допросах. Мне казалось, что я должен куда-то бежать, а песок бушевал — закрывал мне рот, глаза, нестерпимо жег… И я поворачивался на спину. Надо мной летали огромные черные птицы — я понимал: они ждут, когда я перестану шевелиться… И когда сознание возвращалось ко мне… я видел, что он подставлял мне лампу к самому лицу, стекло от керосиновой лампы едва не обжигало мне лицо…

Из подвала меня вызывали так:

— Помощник Матвеевой, с вещами наверх.

Не по фамилии. А именно так. С вещами — значит, расстрел. Ставили к стенке в саду, где пышно росли виноградные лозы… Я оказывался то третьим, то пятым… Стреляли над моей головой. Потом уж я перестал понимать, молил Бога, чтоб не упасть на колени. В подвале не спал. Задыхался… ужасно хотелось курить… Когда гремел замок на двери, я ждал выкрика: «Помощник Матвеевой, наверх… С вещами».

Это становилось моей жизнью. В подвале перестало для нас существовать время, а возникало лишь, когда открывалась дверь… и конвойные выводили в сад.

— Чего ты орешь, чума? Давай лодку де? — И шофер запел. — Эх, в тальянку сы-ы-ы-грал Проня…

Мы спустились к реке. И вместе потащили лодку: я, этот шофер Вася и приятель его с другой машины, худой, лицо его плохо разглядел, — оба пьяные вдребодан. Лодка качалась.

В доме над рекой заголосили. Надрывный, тягучий этот крик пронесся над рекой:

— Ой-ей-ей!

— Чего это они? — спросил Вася.

— Тот человек, — сказал я, — умер.

— Помер? — переспросил Вася и опять затянул: — Э-эх, в тальянку сыграл Проня!

Мы положили лодку на мешки с цементом в первую машину. Шоферы накрепко закрепили ее канатами. Я сунул рюкзак в кабину Васи, сел рядом с ним.

— А чего вы не вместе, не одной колонной едете? — спросил я. — Товарищи твои не хотели меня взять.

— Ты, поди, на мосту стоял? На мосту нам не положено останавливаться… Да ну их, козлы муровые! — ругался Вася. — Скалымили вместе, так не понравилось, что побольше взяли.

Машины медленно шли среди грязей, ползли на подъем, где опять виднелись дома деревни.

Но только недолго мы ехали.

— Вот что, парень, — сказал Вася, когда наши машины въехали в деревню. — Ты поставь нам бутылку, а то лодку-то как же… — И он остановил машину.

— Хорошо, — я покорно открыл дверцу и прыгнул на дорогу.

И эта задержка была неприятна мне. Мы проехали не больше полутора километров, а их охватила жажда. Так когда же мы доедем? Но я сдержался и ничего не сказал.

Мы подошли к зданию клуба. Около него стояло много народа, большинство молодые парни, лица разгорячены вином — и все точно готовы были начать веселье или ожидали кого-то — потому что повернулись к нам. И глядели на нас.

А Вася спросил, где нам достать водки, потому что человек желает угостить их.

— Ребята, — сказал второй шофер. — Мы хотим выпить…

И все засмеялись.

— Цыгана надо побудить, — сказал кто-то из мужиков. — Он Катьку-продавщицу позовет. Она тогда откроет магазин.

— А где Цыган?

— Вона.

Чуть в стороне от крыльца лежал человек ногами в луже, в фуражке железнодорожника — и спал.

— Спит?

— Мертвый.

— Мертвый? — Я подошел и наклонился над ним. Снял фуражку, стискивающую его голову, — и черные волосы точно вздохнули свободно.

— Эй, очнись! Эй!

— Мертвый, вот что.

Я дотронулся рукой до его лба — и он тотчас поднялся, дико посмотрел на меня.

— Сейчас. Цыган один минут. Я ее приведу… — И засмеялся. — Цыган все может. Цыган из земли… — Он поднял фуражку и полез на крыльцо, расталкивая мужиков.

— Пошли вы… — кричала женщина, — и рожи ваши постылые, и твоя-то морда — повернулась она к Цыгану. — Сколько раз будете гонять меня? Дайте хоть ночью покой… Концерт мне послушать когда?!

— Слышь, — подошел ко мне Вася. — Ты вот что… Я тебе говорил: купи поллитра и закуску. Так шут с ней с консервой, — давай две поллитры.

И я тоже почувствовал радостный подъем во всем теле и протянул женщине деньги. Она внимательно поглядела на меня.

— Не наш какой-то! — закричала она, повернувшись, стала опять рваться из рук Цыгана.

— Уйди, черт! Пусти! Пусти-и-и….

— Отпусти ее, — сказал я Цыгану. И, близко подойдя к женщине, произнес: — Я устал умирать. Я приплыл на лодке. И хочу угостить шоферов.

Моя разумная речь подействовала на нее, она пошла к магазину. Подмигнув нам, за ней двинулся Цыган.

— Ну и ловок! — засмеялся вслед ему Вася.

Мы ждали его за магазином, и он вскоре появился, довольный, с двумя стаканами и двумя поллитрами водки. Мы сели тут же на доски, кем-то положенные, наверно, для той же цели.

Вася хотел налить мне, но рука его дрожала, и водка расплескивалась.

— Не надо, я не хочу, — покачал я головой. — Спасибо.

— Пей так. — И Вася протянул мне бутылку.

— Нет! Нет, я не могу, — и тут увидел истязателя. Он стоял недалеко от магазина и даже не смотрел не меня.

— Эй, послушай! — крикнул я ему. — Я хочу забыть тебя, и тот Южный город. — И быстро опрокинул стакан. — Ребята, давайте это оставим, попросил я.

Вася засмеялся…

— Ты шутник, Проня! Ой ты, Проня. Во, паря! Эх, в тальянку сыграл Проня. — И он стал пить прямо из бутылки.

— А Цыгану? Эй! Дайте Цыгану, — потянулся Цыган.

Мы выпили две бутылки и пошли к машинам.

Снова загудели моторы. Слава Тебе, Господи, загудели моторы! И мы поехали.

Мотор натужно ревел, и скобы с цепями наматывали грязь, выдирались из грязи.

— Э-э-э… — И вся машина сотрясалась — напряженная; и головой вперед, как живая, — по глубоким колеям. Стекла дребезжали, нас мотало, и я тоже напрягался, помогал машине.

И Ваську трясло, его точно изнутри кидало толчками — и он все бормотал: «Ты, паря, нас не обижай. Ты хоть кто там, а не обижай.»

— Господи, — пробормотал я. — П омоги колесам, помоги нам…

Нас тряхнуло, затрещал кузов.

— Лодка-то еще жива? — спросил я.

— Чего? А-а… Жива… Чего ей?

И в это время нас потянуло — и мы стали ползти назад…

— Все, паря… Приехали…

Вася упал на руль.

Я открыл дверцу и прыгнул в грязь.

— Ну давай, может, подкопаем, — сказал Вася.

Лодка была на месте, освещенная сзади фарами другой машины. Вышел второй шофер, Виктор:

— О-о! Порядок.

Вася залез на скат, достал лопату.

— Брось! Я попробую объехать, — сказал Виктор.

— Господи! Соверши чудо. Дай ему объехать, тогда он нас зацепит тросом и вытянет.

Медленно Виктор вывел машину вперед и остановился.