Над пропастью по лезвию меча (СИ)

— Зато была милая девушка Маша! Ныне, в миру, ее зовут Мария Анатольевна Трофимова.

— Попробую спросить, — с любопытством ответила трубка, — ждите.

— Что с Торшиным? — жестким властным уверенным голосом спросила трубка, через минуту, — Он жив?

— Да.

— А вы кто такой? — холодно продолжила допрос Мария Анатольевна.

— Знакомый его, — пояснил я, — я только хотел спросить у вас…..

— Слушай сюда! Знакомый! — Властно прервала, меня, бывшая принцесса, — А катись ты вместе с Торшиным…, — тут Маша, такое завернула, что я сразу понял две вещи: первое — русский язык она не только по литературе знает, но и по «матушке» тоже; второе — катится мне надо как можно быстрее, во избежании печальных для меня последствий.

Я уже подкатывался к станции метро, как меня догнал охранник.

— Эй, знакомый! — позвал он. Я обернулся. Охранник вежливо, предложил, — Мария Анатольевна, приглашает вас зайти, — и вероятно повторяя слова и интонацию хозяйки, уточнил, — если считаете нужным.

«Все-таки баба, она есть баба, сколько ее вумен не зови, все равно любопытство у нее бабье остается» — так с извечным превосходством восточного человека над слабым полом, думал я, поднимаясь по лестнице здания, и подходя к «святая святых», кабинету начальника. Впрочем, человек я не совсем восточный, скорее и точнее восточноевропейский, даже не восточноевропейский, а… ну это меня опять понесло, по вехам российской истории, по любимой теме: «формирование российского этноса». От волнения, что ли? А я волновался, и уж конечно не от офисного великолепия здания, что наглядно свидетельствовало о процветании фирмы, насмотрелся я всяких офисов за время юридической карьеры. Волновался я перед встречей с Машей. Что я ей скажу? Зачем мне это все надо? Хотя мне то что? Не я же ее бросил.

В кабинете генерального директора, от моего, так сказать, восточного превосходства и следа не осталось. Женщина что сидела за столом, и небрежным кивком предложившая мне присесть на жесткий офисный стул, как-то не располагала к мыслям, о слабой женщине. На меня смотрела новейшая популяция российских женщин, отлично ухоженная, холеная, уверенная в себе, бизнес — леди. Ядовитая змея, рыночных отношений. И назвать эту очковую змею, милой Машей, принцессой, было даже в мыслях, трудновато.

— Кофе? — начала бизнес ритуал, очковая Змея. Очковая потому что носила очки в элегантной оправе, ну а почему змея, думаю понятно.

— Воды! — простонал я, тоном смертельно раненого змеиным укусом бойца, и спросил, — курить разрешите?

— Кофе, воды и пепельницу, — приказала Змея, вышколенной секретарше, та выполнила образцовый строевой прием «поворот кругом» и вышла, почти чеканя шаг, и совершенно не играя бедрами, что для юных красавиц совершенно не свойственно, я бы даже сказал, противоестественно. Вспомнилось, как Леша в своем рассказе отметил, что у Маши были все задатки полководца. Видно, что теперь она эти задатки полностью реализовала.

— Я Вас слушаю, — Змея холодным гипнотизирующим взглядом уставилась на меня.

Гипнозу я не подвержен, врожденный страх перед змеями, могу преодолевать. Не на того ты голубушка напала. Я у тебя не кредит пришел просить. И знаешь, что! Не меня одного та давняя история волнует, а раз так….

— Я Вас Машенька, совсем другой представлял, — ласково по семейному, как нежданной сестренке, сказал я. Брови Змеи, поползли вверх, выражая высшую степень недоумения, негодования и некоторую растерянность, видно Машенькой, эту телефонную матершинницу давно никто не называл. Но тоже видать сообразила, что не бизнес — договора, я пришел обсуждать, тон приняла, с едким сарказмом спросила:

— Джульетой, что ли, меня видел?

— А разве это плохо? Джульетой быть!

— Для зрителей может и хорошо, слезу на спектакле пустить, слюни утереть, и домой, на диван, к жене под бочок. А для Джульеты каково? Ты об этом думал? А Шекспир…. — Маша осеклась, в кабинет вошла секретарь с подносом, услышав про Джульету и Шекспира, из уст очковый Змеи, образцовую строевую осанку потеряла, нежный ротик приоткрыла, поднос в руках у нее чуть задрожал, но бизнес — адъютант Машин, с неожиданностью справилась. Что принесла, расставила, строевую стойку восстановила, только глаза таким неуемным любопытством засветились, что мне даже жаль ее, стало, стены и двери в кабинете, специальные звуконепроницаемые, подслушать бедная девочка никак не сможет. Змея, когда деловое гнездо оборудовала, все предусмотрела.

— Иди, — сурово нахмурилась на бизнес — адъютанта Змея, — меня в течение часа не с кем кроме Президента не соединять.

Бизнес — адъютант, повторила «поворот кругом» пошла к двери, я ей вслед посмотрел, а бедрами девочка чуть покачивать стала.

Все эти бизнес — леди и прочие прибамбасы, это только макияж для работы, мимикрия можно сказать, чтобы не сожрали. А женщина пусть женщиной и остается, желанной, и требующей от мужчины этого желания, и вызывающей его желание. А для этого и бедрами не грех покачать.

Маша мой взгляд перехватила, с ласковой насмешкой похвалила:

— Кобель!

Точно Леша про нее сказал, отличная она девчонка. Из кожи змеиной вылезла, принцессой, опять обернулась. А годы? Да и… с ними. Осталась ты Маша и принцессой, и прекрасной женщиной. И замок твой, под офис заколдованный, тебя не испортил, душу не изгадил.

Я преспокойно, закурил, подвинул пепельницу поближе, и всем своим видом показал, что полностью в змеином логове освоился.

— Как он? — спросила Маша.

— Кто? — стал прикидываться я.

— Я вот тебе, сейчас кофе, на башку вылью, — по родственному пригрозила Маша, озорством блеснул ее взгляд, — Не придуривайся! Леша как?

— Пьет пиво, по телевизору смотрит футбол, живот отрастил, подтяжки носит, — начал рассказывать я принцессе о рыцаре, — пенсия нормальная, подрабатывает, с сумой не стоит, не побирается. В общем по возрасту.

— Пиво, футбол, живот, пенсия, — растерянно повторила Маша, представив картину. А что же ты ждала, голубушка? Годы то идут! Но Маша тут же уверенно, заявила, — Не ври мне, не надо! Если бы только так было, то что бы ты тут делал? Так бы он тебе, все, про нас, и рассказал.

А интуиция, у нее будь здоров, не зря в бизнесе преуспела.

— Он Маша тебя вспоминает, думаю, он любит тебя, или воспоминание о тебе. Точно не знаю.

— У него уж внуки, поди? — пригорюнилась принцесса, и тут же расцвела, похвасталась, — у меня так двое.

— Один он живет.

— Да?! — оживилась Маша, — Ты точно знаешь? — Поникла, — Да какая теперь разница. Жизнь то почти прожита. — Спросила меня, — А ты что Ефимова, то сюда приплел?

— Маша, ты Ефимова, на юбилее отца видела! Расскажи, что запомнила, я материалы по нему собираю. Помоги если можешь.

— Помоги! — усмехнулась Маша, — Да я, тогда как пьяная от любви была, кроме Лешки не на кого особенно и не смотрела, да и не помню ничего, а то, что помню, тебя не касается. — Маша глянула на мое вытянувшееся лицо, сжалилась, — С Лешей, старичок какой то был, что-то он Ефимову сказал, тот ответил, как шаровая молния по комнате пролетела и взорвалась. У Антона Ивановича настроение сильно испортилось, только он виду не подавал. Я это по тому и запомнила, что Леша рядом был, и не то чтобы слушал, а настроен был уловить эту самую молнию. Потом отец, рассказал, что Ефимова подозревали в шпионаже.

— А ты не веришь?

— Да какая мне была разница! — с горечью сказала Маша, — у меня тогда душа как разрезанная была. Знала я, что врал Лешка, в телеграмме своей, только понять не могла почему, я же видела, что любит. Мама через своих знакомых все выведала. Про жену беременную, что сам отказался Леша дальше встречи продолжать, и что услали его за границу. Мама, когда узнала, что не было у нас, как сейчас говорят секса, сказала, что он как порядочный человек поступил. Только я все равно простить его не могла. Через год замуж вышла, с мужем спала, детей рожала, любовников заводила, да все не то.