Кофейная книга

Больше всего на свете он не любил отклонения от графика и нарушения планов. Нет, он понимал, что в этом переменчивом мире невозможно всегда жить по одному и тому же графику, но все же требовал, чтобы его заблаговременно предупреждали о малейших изменениях в событиях, в которые он был вовлечен, и его родственники, подчиненные и друзья знали об этом его пунктике. Впрочем, у него почти не было друзей.

С понедельника по пятницу он выходил из дому всегда в одно и то же время — ровно в 8.30. Всегда аккуратно подстрижен — волосок к волоску, гладко выбрит, в туфлях, начищенных до зеркального блеска.

Два раза в неделю, по понедельникам и четвергам, приходила домработница убирать его дом.

Раз в неделю, по воскресеньям, у него был родительский день: бывшая жена ровно в полдень привозила двенадцатилетнего сына, и, в зависимости от погоды, он шел с ним в парк или в кино, а после — в кафе. И ровно в шесть вечера подвозил мальчика к дому бывшей жены.

И два раза в неделю приходила она — любовница. Всегда по вторникам и пятницам. Они так договорились два года назад.

Ритуал был неизменным: в шесть вечера она подъезжала к его дому на такси. Он уже ждал ее у входа, расплачивался с таксистом, затем, галантно поддерживая ее под локоть, вел в гостиную.

Дверь в ванную уже была приоткрыта: предполагалось, что она пойдет туда — освежиться после работы и вымыть руки перед ужином. В ванной она машинально протягивала руку и снимала не глядя чистое крахмальное полотенце, без единого пятнышка, приготовленное специально для нее, — оно всегда висело на одном и том же крюке.

Потом выходила к столу.

Он наливал вино, ставил тихую музыку, а после ужина варил кофе и приносил семь маленьких пирожных, которых сегодня не было.

Уже два года — всегда по графику, почти без сбоев, если не считать отпускного сезона, когда она уезжала отдыхать, но всегда предупреждала его об этом задолго до отъезда.

Из дома они не выходили: она не хотела, чтобы их кто-нибудь видел вместе. Она была замужем за каким-то неудачником, который вечно находился в творческом поиске и не мог нормально содержать семью.

А еще он подозревал, что она его немного стесняется. Она была выше его на десять сантиметров и моложе лет на двадцать.

Но в любом случае, все это его совершенно устраивало, он и не любил никуда выходить.

И все же самым важным ее достоинством была исключительная пунктуальность.

После кофе, где-то около семи вечера, — один и тот же ритуал: она раздевалась догола и укладывалась в постель, он присоединялся к ней, аккуратно развесив одежду на спинке стула. На восемь было заказано такси — она уезжала домой.

После ее ухода он обычно включал телевизор, просматривал газеты, которые сразу складывал на прикроватную тумбочку, когда приходил с работы, а потом шел спать, предварительно убрав со стола и вымыв посуду.

Он знал, что женщины любят, когда за ними ухаживают, их полагается угощать, развлекать и дарить подарки. Он даже заранее готовил несколько шуток и анекдотов специально для каждой встречи и всегда говорил ей несколько предварительно заготовленных комплиментов, — он не любил экспромтов ни в чем.

Он все делал правильно и как положено.

И все — по часам.

И очень аккуратно.

Так продолжалось уже почти два года, и так должно было продолжаться впредь.

И он не понял, почему именно сегодня, в этот вторник, она вдруг ударила кулаком по столу, отчего вино расплескалось по скатерти, а бокалы опрокинулись и со звоном покатились по полу. А потом она, оттолкнув его руку, вдруг выбежала из дома, надевая на ходу плащ.

Но это еще не все.

Во дворе его дома она вдруг остановилась, порылась в сумочке, вынула оттуда флакон с клеем и облила лобовое стекло его машины, а потом швырнула в стекло несколько горстей песка, видимо, для того чтоб испортить его окончательно.

Неужели она принесла клей специально, или он случайно оказался в ее сумочке?

Неужели ее так выбило из колеи отсутствие неизменных пирожных?

Придет ли она в пятницу?

Если не придет, то пусть хотя бы позвонит и предупредит.

Юка Лещенко

Первый раз

— Ну что ты, маленький, — говорит и кладет ладонь на затылок, туда, где коротко, колюче и влажно. — Ты боишься?

— Нет, — отвечаю и комкаю плечи.

У него в рубашке, где пуговица ловит отражение солнца в отражении зеркала — уже на излете этого дня, — ключицы пахнут, как булочки из бабушкиных завтраков, корицей, что ли, и коричная же россыпь веснушек, вдыхаешь — и першит в сердце.

— Давай не будем торопиться, — говорит, — хочешь — посмотрим кино?

— Нет, — отвечаю.

Я не за этим пришла сюда, не за лишней петелькой времени, у меня дома мама сидит на кухне, вся оранжевая от лампы, как апельсинная корочка, вся встревоженная, как пограничный пес Джульбарс с Карацюпой, у нее Время Че через полчаса, у нее чайник кипит, и запотели стекла, за которыми солнце проваливается в Подмосковье, и у тапочек ее черепашьи плюшевые лица шевелятся и переступают, и потукивают по линолеуму, — мама волнуется, какое уж тут кино.

— Ты такая напряженная, — говорит.

— Нет, — отвечаю.

А он уже отвернулся и что-то такое делает рукой, кругами, кругами, и волны расходятся между лопаток, как от камешка — бросала в пруд длинными утрами, тревожила ручейников и водомерок, в тумане, теплом, как из-под одеяла, и дедушка низал перламутровых червяков на блескучие крючки, наливал из термоса в протянутую жестяную кружку с мятым боком — во вмятине тень на ощупь всегда казалась прохладной.

— Послушай, — говорит, — может, как-нибудь потом попробуем.

— Нет, — отвечаю.

Это у других бывает потом, а у меня невезение растет в животе, сразу за селезенкой. Зимой боялась крупитчатых, с ржавым налетом, тротуаров, жаловалась — болит, ой прямо не могу, и тянет, — папа пальпировал, хмурился, прищелкивал строгими пальцами и вытряхивал из постели, как крошку стряхивают с праздничной, раскрашенной винно-винегретными кляксами скатерти, — марш-марш в занозистые колготы, в шершавое картонное платье, в тяжелую шубу, такую неживую, что даже моль стеснялась надкусить.

— Знаешь, — говорит, — сначала может не понравиться. Но вообще-то, — говорит, — еще никто не уходил недовольным. А ты что, совсем никогда не пробовала?

— Нет, — отвечаю.