Бегство из рая (сборник)

ранней юности.

А ты совсем не изменилась... спорил он с неопровержи-

мой логикой времени или просто красиво лгал.

«Зачем? Или вечером под дождем не видна предательская

паутинка вокруг ее глаз? И как удачно, что именно вчера она

191

Ирина Цыпина

сделала модную стрижку, и обветренные пряди продуманно не-

брежных светлых волос создают обманный шарм легкомыслен-

ной уверенности, которую мы все так легко теряем, не призна-

ваясь в этом даже себе. Ты этого не узнаешь...» у Лины про-

неслась в голове целая вереница вопросов, но вслух произнесла

самое банальное, незначащее:

Ты тоже, все такой же ... Серый! Ну рассказывай, в каком

звании? Военной карьере развод не помешал?

Знакомый серебристый смех.

Дразнящий тон, ненужные вопросы... А ведь сама отлично

знает, что из-за нее все бросил к черту, уехал на Север, куда

глаза глядят. . Будущее, карьеру швырнул к ее ногам, таким ос-

лепительно стройным тогда, в этих сумасшедших мини.

Сколько лет он не был в этом городе, в этой уже незнакомой

жизни! И как подарок из прошлого, эта встреча... Жасмин ... Он

молчал, не находя нужных слов...

Лина заметила все: и легкую седину на висках, и безупреч-

ный костюм, и дорогой парфюм от Гуччи, и усталость в серых, почти стального цвета, глазах. Она уже слышала от общих зна-

комых, что Сергей работает реставратором в музее, коллекцио-

нирует раритеты живописи бывший ее военный мальчик, а се-

годня хранитель древностей, как странно...

Он рисовал за нее задания по спецкурсу живописи, а сегодня

она эту живопись преподает, а он, так и не став военным летчи-

ком, живет в мире холстов и красок, в мире композиций и ожива-

ющих образов; все перепутала жизнь. Тогда из летного училища

он убегал в самоволку к ней, какой это был кураж, какой драйв!

В памяти кружится, кружится медленный зыбкий снег той их

первой зимы. Снег падает на ресницы, губы, слова, стихи...

Ах, книжные слова,

И дружба по Ремарку,

И непонятный спор

Про осень Патриарха...

192

Бегство из рая

Их слова замерзают в снегопаде и растворяются навсегда в

том снежном городе, расцвеченном сверканием вечерних огней, искрящегося снега и легкомысленной свободы, пьянящей и та-

кой неуправляемой, дерзкой, даже жестокой, от непонимания

жизни, от незнания простых истин, от молодости, что до поры

так бездумна и прекрасна... Прощай, Жасмин! Прости...

Женат?

Был дважды... Но ты же знаешь, что по жизни я одино-

кий волк... А вот дочку зовут почти как тебя Лена, она на тебя

очень похожа и тоже обожает жасмин. Ты иногда вспоминаешь?

« У нее все та же манера щурить глаза и загадочно гипноти-

зировать, считывая мысли, твоё самое потаенное и непроизне-

сенное вслух... Те же детские пальцы, от волнения сдавливаю-

щие едва заметную синюю жилку у виска, и то же янтарное

ожерелье...»

Это ожерелье из темного прибалтийского янтаря они поку-

пали много лет назад вместе на пустынном зимнем пляже в

Сигулде. Медовый янтарь отражался в ее светло-карих глазах, излучал загадочное янтарное свечение, в котором она казалась

такой божественно красивой и совершенной, какой не была ни-

когда. А потом на всех картинах, которые он рисовал или рес-

таврировал, глаза самых разных женщин из разных веков и эпох

светились Ее янтарным теплом, и это ужасно раздражало его. И

он сопротивлялся и не мог понять: почему этот разлитый янтарь

разрушает его талант, его индивидуальность, делая заурядным

шаблонным художником, подмастерьем, который непростительно

долго рисует один и тот же портрет? Повторяет тебя, Лина...

Ну и как жизнь?

Лина нервно теребит светящийся в темноте янтарь...

Янтарные камни так же горели на ней, когда она в последний

раз ушла от него, растворилась в черном пространстве дверно-

193

Ирина Цыпина

го проема их съемной необжитой квартиры, их такого недолгого

Рая... Он тогда почему-то вспомнил «Черный квадрат» Мале-

вича. И в самые тяжелые минуты своей не очень удавшейся

жизни мысленно всегда возвращался к этому шедевру русского

авангарда, ощущая на себе всю мощь безумной энергии черно-

го, пугающего пространства, в которое ушла она, его Жасмин...

Он помнил все подробно и четко, она помнила тоже все: ощу-

щение Праздника, бесконечного и прекрасного, который в памя-

ти так и остался одним потрясающим Днем в жасминном дыму, понятным только им и для них ... И как же не уберегли? Как

легко отказались, предали, расстались...

Он помнил, помнила она скандалы и крики, истерики и уп-

реки, среди которых они искали губы друг друга и в приливе

бешенства падали в объятия, энергетически заряжая себя и пья-

нея от смеси чувств, эмоций, нервов и еще чего-то, чему нет

определения, но что пьянит и отключает психику.

По молодости они еще не знали, что нельзя завладеть люби-

мым человеком полностью, это никогда не приводит к добру.

Человеку не дано завладеть Судьбой ближнего, и в любом под-

чинении присутствует горькое отторжение... Сжатая пружина

дала обратный ход, и еще не построенное Счастье вдребезги, на миллиарды осколков... чтобы потом через столько лет сто-

ять под дождем, не отпуская друг друга.

Давай сегодня устроим Праздник!

Отметим нашу встречу и отменим все, что не связано с нами.

Выбирай, куда едем? Ну, решай...

Невозможно....

А память прокручивает их прошлое снова и снова, как полу-

стертый черно-белый фильм в стиле «ретро».

Первая встреча, случайная, неназначенная, произошла на

самом известном в городе перекрестке у памятника Шевчен-

ко, в тени плакучих ив и в брызгах музыкальных фонтанов. В то

далекое жаркое майское лето студенты архитектурного во вре-

194

Бегство из рая

мя сессии, умирая от жары, прямо в струях фонтанов составля-

ли шпаргалки и учили билеты. А потом шумной толпой шли есть

мороженое пломбир со взбитыми сливками, в модный, только

что открывшийся, молочный бар «Кристалл». И вдруг. . Click!!!

Долгий бесконечный взгляд глаза в глаза, короткое замыкание

и ломается трехмерное пространство...

Они идут мимо мраморного памятника Тарасу Шевченко. В

группе героев скульптурной композиции выделяется молодая, красивая и очень живая Катерина с младенцем на руках (несча-

стная, обездоленная муза украинского поэта).

Скорбное лицо, всезнающий взгляд Богородицы, Сикстинс-

кая Мадонна... Она, неземная и вечно юная, бредет по острым

камням испытаний, не зная, что молоденькая балерина, позиро-

вавшая в 35-ом известному скульптору Манизеру, уже успела

состариться и длинными зимними вечерами пьет чай с рябино-

вым вареньем с мамой подружки Тани, и все-все, что осталось

у бывшей актрисы, сыгравшей на сцене сотни ролей, одна ее

единственная роль в мраморе... Лина и Сергей любили бывать в

этом старомодном, сохранившемся после всех бурь, революций

и войн, особняке, затерявшемся в кварталах современного го-

рода. Листали чужие альбомы и пожелтевшие афиши,

среди

старинных картин, случайно уцелевших вещей, у давно потух-

шего камина слушали о Времени, в котором жила девочка-ба-

лерина, в котором она была любима и знаменита, о том, как тог-

да жили и как выживали.

Нет уже давно таниной мамы, бесшумно ушла балерина, где-

то в других далеких странах живет и очень давно не пишет и не

звонит подружка детства Таня, но каждый раз проходя мимо

мраморного памятника, Лина чувствует на себе взгляд Катери-

ны, которая помнит ее и Сергея вместе в то самое лучшее на

свете лето. Сквозь точеные мраморные черты вдруг проступа-