АРХИПЕЛАГ СВЯТОГО ПЕТРА
АРХИПЕЛАГ СВЯТОГО ПЕТРА читать книгу онлайн
НАТАЛЬЯ ГАЛКИНА. Архипелаг Святого Петра. М., “Текст”, 2000, 333 стр. Книга петербургской писательницы Натальи Галкиной — это по сути своей роман-путешествие по сорока с лишним островам, составляющим архипелаг, на котором расположился всем нам знакомый город Санкт-Петербург. Однако сколько бы мы с вами ни бродили по его проспектам и набережным, сколько бы ни вглядывались в силуэты прославленных дворцов и соборов, нам не удастся увидеть здесь то, что увидели герои этой книги — молодой человек Валерий (в будущем видный искусствовед) и красавица полуяпонка Настасья. Ибо у них двоих, как у всех истинно любящих, особое зрение, обостренный слух, нечеловеческая прозорливость, дар видеть, слышать и замечать то, чего не видят, не замечают все остальные люди. Забегая вперед, можно отметить, что в тот момент, когда Валерий в конце концов отказывается от своей любви, мир вокруг него мгновенно тускнеет, исчезает волшебство, и ничто — ни сознание выполненного долга, ни пришедшая к нему известность — заменить этого не может. “Теперь, — признается Валерий, — я отличаю людей любящих и любимых от прочих, первым дано понимание мира”. Мир, такой, каким его видят путешествующие по невским островам влюбленные — на речном трамвайчике, на катере, на ялике, на надувной резиновой лодке, на автобусе, пешком, — хранит в своей слоистой сущности события и персонажей ушедших эпох и, когда появляются достойные зрители, демонстрирует свои возможности, доставая все, что нужно, словно фокусник из пустого ящика. Время от времени в районе островов появляется длинноволосый мужик с диким взором, одетый в драную окровавленную рубаху, в котором без труда узнается Григорий Распутин. На прогулке возле Новой Голландии влюбленная пара сталкивается мимоходом с грубым матросом, который оказывается знаменитым “матросом Железняком”, украсившим палец краденым бриллиантом. На Крестовском острове навеки поселилась тень последнего польского короля Станислава Августа Понятовского. Ведь именно здесь проходили когда-то его встречи с будущей Екатериной Великой. На другом острове, называемом Овчим, в ночной мгле вырастает перед путниками “Подзорный дворец”, возведенный Петром, со ступенями, уходящими прямо в воду, с таинственной карлицей, хранительницей царских покоев. По невским волнам плывет удивительный железный остров, когда-то построенный англичанином Бердом по велению Петра Первого. На его палубе наши путешественники видят гуляющих среди железных деревьев четырех девушек и мальчика в матроске. Через мгновение их место займет сам отец семейства, царь Николай Второй, непринужденно беседующий с Матильдой Кшесинской. Вблизи Пулковских высот, возле фонтана, сооруженного архитектором Тома де Томоном, собираются на водопой ведьмы — любительницы палиндромов, а где-то в Коломягах чухонка Марья Павловна разводит чудный сад, подозрительно смахивающй на райский. Кроме призраков царственных и именитых острова невской дельты наводнены еще и духами вполне простонародными. В большом количестве здесь встречаются так называемые “переведенцы”, “подкопщики”, “деревенщина”. Тени всех тех рыбарей, косцов, лесорубов, которые в давние времена заселяли побережье. Окутанные вязкими речными туманами, заливаемые дождями, носимые ветрами вместе с охапками древесной листвы, островные призраки чувствуют себя в здешних краях вольготно. Неспроста автор предупреждает читателя: “Предметы, все детали бытия архипелага Святого Петра, обратимы, неуловимы, исполнены колдовства, играют в множества, двоятся, троятся, дробятся, сливаются, теряются то появляясь, то исчезая. Будьте внимательны на островах архипелага...” Однако нам, живущим в так называемую эпоху технического прогресса, вряд ли грозит встреча с чем-либо подобным. Ибо у нас нет пропуска на острова, где чувствуют себя как дома Валерий и Настасья. Ведь любовь в нашей сегодняшней литературе порядком выцвела, устремилась в сторону скабрезного анекдота или же холодных метафизических рассуждений. Но автору “Архипелага Святого Петра” нет дела до того, что пишут и что исповедуют другие. У самой Натальи Галкиной хватило отваги рассказать о любви, преображающей мир, счастливой и горькой. И написать по-настоящему обаятельную книгу. Галина КОРНИЛОВА.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
– Возьми пепельницу, шелковый халатик свой зеленый прожжешь.
– У тебя теперь опытный образец видеотелефона испытания проходит?
– Ничуть не бывало. Пришла с работы. Переоделась. Нацепила любимый халатик поинтимнее. Ждешь своего молокососа. Насквозь тебя вижу, видеотелефон мне без надобности.
– Кого я жду, тебя не касается.
– Касается в том плане, что этот эпизод твоей биографии затянулся, тебе не кажется?
– Когда мне кажется, я крещусь.
– Надеюсь, не прилюдно? Прилюдно тебе не положено. Тебе вообще, кроме самой себя, никого компрометировать не положено. Ты стала забывать, кто ты.
– И ты решил мне напомнить?
– Совершенно справедливо.
– Ну, напомни. Скажи, что я косоглазая сука, что я сожгла в топке Лазо, что все полукровки - твари порченые, что у меня неполноценное чувство родины, что у меня недоразвит семейный инстинкт, что я поблядушка; надеюсь, у тебя там запись включена?
– Была включена, но я уже все стер. Шучу. Ты высказалась? Эдипов комплекс забыла. Стареешь, Тэсс, тебя уже мальчики начали возбуждать. И при чем тут Лазо? Нет, ничего такого я тебе говорить не собирался. Я только хотел заметить, что у тебя имеется роль, и ты обязана в ней пребывать.
– Чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы твой хахаль исчез из твоей квартиры - раз; из твоей биографии - два; если иначе не получается, то и из города - три.
– У тебя виды на мою квартиру?
– Я не хочу, чтобы он своим неокрепшим полумужским голоском алёкал, отвечая из твоей квартиры на звонки.
– А если я скажу, что твои «раз, два, три» меня не устраивают?
– Да полно тебе, Тэсс. Как это - не устраивают? Должны устроить. Не убивать же мне его, в самом деле.
Последовала пауза.
– Неужели ты уже до таких поручений докатился? - спросила она зло, я представил себе ее сощуренные глаза, пылающие скулы.
– Какие поручения? Голос внутренний. Движение души. Зов извне. Вопрос чести.
– Не твоя ведь честь-то.
– Тем более.
– Что это ты о чести залопотал? Конец карьеры блистательной почуял? В письме тебе о том намекнули?
– Ничуть не бывало. О карьере вот как раз и пекусь. Твой-то зайчик что - из особо храбрых? Или из особо наглых?
– Он ничего не знает.
Человек с красной авторучкой присвистнул, расхохотался.
– Ай да Несси! Вот у кого карьера была бы фантастическая! Я всегда говорил: данные имеешь. И какие. Кстати, еще не поздно.
– Поздно, - сказала она. - Извини, поздно, устала, хочу спать.
– Насчет щенка своего подумай. Я тебя благородно предупредил.
– А ты заложи меня из благородства. Сделай доброе дело.
– Не имею права. Прежде всего интересы дела. Интересы Родины. Впрочем, тебе этого не понять. Кстати, завтра улетаю на два дня в Рим. Что тебе привезти?
– Привези мне контрацептивы и новый «жучок» на телефон, - сказала Настасья и швырнула трубку.
Я успел шваркнуть свою синхронно, после чего тихо открыл дверь, отвалил на площадку, громко брякал ключами, хлопал дверьми, шумно вошел, топоча, прошел по коридору и нашел ее в спальне.
Она сидела по-турецки, свесив с колен длинные смуглые пальцы в серебряных кольцах, запястья в бранзулетках.
– Вот Зимний дворец сгорит, театр сгорит, особняк старинный - никто не заметит, - монотонно сказала она, покачиваясь, - а коли буян, сальный ли, пеньковый, займется - то-то шуму, то-то плача у мышей.
– Я не понимаю, о чем ты, - сказал я растерянно.
– О чем я? Да о буянах. О складских по-ме-ще-ни-ях. О материальных бла-гах. Мимо острова Буяна. В царстве славного Салтана. Басня такая есть о космополитах: «А сало русское едят».
– Не читал.
– Умница. Я тебе дам почитать сборник «Лиса и бобер». Уйма басен. Про сало та самая. Из всех буянов, хочу тебе сказать, главный - сальный. Наша задача - бороться с чужим салом за свое.
Она была вне себя.
– Что мы, мыши, что ли? - спросил я.
– Мы крысы.
– Ну, перестань, успокойся, все. Хочешь валерьянки?
Она надела шляпу. В шляпе она обычно успокаивалась
– Лучше стрихнинчику дай. Нет, погоди, раздумала. Рюмку рома. И сам выпей со мной. Поменьше рюмки возьми, с наперсток.
– Пардон, - сказал я, принеся ей рюмашку, - за сало я сегодня недоборолся. Могу предложить кусочек сыра.
– Ешь сам. Когда пью в шляпе, не закусываю.
Вторую рюмку я ей пить не дал. Она разозлилась, запустила в меня золотыми шлепанцами, я увернулся, выскочил на кухню, закрыл за собой дверь на крючок. Она бродила, ворчала, поддавала ногою стулья неповинные, таковые же табуретки, мой портфель несчастный, потом почуяла запах курицы, которую я жарил в духовке, поскреблась и дверь кухни скромненько.
– Пусти кошку голодную в дом, хозяин.
– Царапаться будешь?
– Только завтра. Сегодня ни-ни.
– У тебя завтра когда начинается? - спросил я, сбрасывая крючок.
– А это от общего умонастроения и от погоды зависит. Иногда через часок. Иногда никогда. Все сегодня, сегодня, опять сегодня, а потом - ать! - и позавчера, но скромное позавчера, малёчек, потрепыхается, да в сейчас и ускользнет.
«Буян - открытое сo всех сторон возвышенное место,
базарная площадь, амбар».
«Буян - пристань речная, место выгрузки товаров, пеньки, льна, кож, масла, сала. «…» Буянные амбары на сальном, пеньковом буяне…»
«С первых лет активного заселения архипелага Святого Петра, большая часть которого стала представлять собой своеобразно разнесенный по островам мозаичного типа порт, на естественных и насыпных островках стали создаваться многочисленные буяны, принадлежащие порту, - места складирования и транспортировки однотипных товаров, доставляемых водным путем.
Островки буянов омывали реки, протоки и каналы. В центре архипелага на правом берегу Малой Невы находился Тучков буян (ранее известный под названиями Ватный, Льняной, Пеньковый), на ее левом берегу возле истока реки Смоленки - Винный, а чуть дальше, на безымянном островке, - Второй Пеньковый (малый). На другом безымянном островке у Выборгской стороны (ныне не существует) также стояли пеньковые амбары, и у Петровской набережной имелся склад пеньки, так называемый Гагаринский буян».
– А ты говоришь: сало, сало, - сказал я, на секунду отрываясь от своего элегантного чиновничьего рондо и обмакивая перышко в тушь, - да тут сплошные склады пеньки. Куда ее столько, не пойму.
– Ну, как же, - отвечала Настасья, потягиваясь, - кнуты, плетки, силки, путы сети, невода, а веревочки для повешенных, для того, чтобы вешаться и вешать, имею я и виду. Любимая поговорка островитян, повторяемая ими как заклинание в начале наводнения: «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет!»
– Главное-то, главное, сударыня, за своим юмором висельницы забыли: ло-дочку привязать, ба-рочку зачалить, бельишко подсушить.
«За любимым местом стоянки парусников, за Горным институтом, располагался Масляный буян, а почти напротив, на Черном (он же Галерный) острове, - Сальный. Масляные амбары украшали и Петровский остров; масло можно было подвозить и со стороны Малой Невы, и со стороны Ждановки.
На крошечных, исчезнувших ныне островках вблизи Пироговской и Мытнинской набережных стояли провиантские амбары, а у заросших травой спусков к воде Арсенальной набережной - амбары „Компанейских дворов", куда подходили морские суда торговых компаний. На Гутуевском острове возвышался Пергаментный двор, на островках Екатерингофки - Сельдяной буян, склады серы (о, трепещите, грешники!) и хлопка. Лесной склад Громовской биржи занимал берег неподалеку от Смольного, каменные амбары со свайными причалами принимали товары за Александро-Невскою лаврою, а склады зерна стояли на Синопской набережной. Наконец, напротив Летнего сада в Соляном городке был Соляной буян. Подле каналов и проток выстроились старинные рынки, а на самих каналах и реках стояли малые деревянные суда со строительными материалами, дровами, гончарными изделиями, штуками ткани и прочими радостями приказчиков, купцов, мелких торговав, мещан, разночинного люда».
