Прощание с колхозом

– В нашем ТОО тридцать девять семей. Теперь тридцать девять счетов в банке открывать? И тридцать девять кредитов брать? И тридцать девять отчетов? Тридцать девять балансов? А на кого оформлять единственный комбайн? А если не делиться, то налог на прибыль тридцать три процента сразу нас задушит.

– С молоком возиться невыгодно. Крупный рогатый скот, доставшийся при дележе, сдали на мясо.

– Голова кругом идет. Кто мы? Нищие с дырявым карманом. Зарплаты никакой не получаем, и не видать нам ее до ноября.

Это – разговоры мартовские 1993 года. Теперь – январь 1994-го. Год без совхоза. Как прожил его хутор Попереченский и как живет?

Лето выдалось к новым и старым хозяевам доброе. На Бога не будем грешить: дал дождей и тепла.

Машину, на которой мы ехали по хутору с главой сельской администрации, остановил человек:

– Хлебушка лишнего нет, Григорьевич?

– Нет, – ответил Иван Григорьевич. Для села все это привычно: очередь у магазина, заветная хлебовозка. Для хутора Попереченского такие картины лишь в памяти. Часом позднее Калашников принесет и закроет в шкаф неполный мешок с хлебными буханками. Они предназначены для молодых учителей из общежития.

– Свой печем, по домам, мука у всех есть, – объяснили мне. Рядом, через дорогу, пекарня со всем оборудованием. Она стоит. Есть и машина-хлебовозка, прежде она возила хлеб из соседнего хутора. Теперь «на приколе». Шофер просил повысить зарплату. Из каких средств? Сельский голова – Иван Григорьевич – собрал глав крестьянских хозяйств: «Давайте доплачивать шоферу. Сбросьтесь – и будем с хлебом». Отказались сбрасываться: «Нам не надо. Мы муку завезли».

Новые времена, новые хозяева, новые порядки. Лишь хутор остался тот же – Попереченский, бывший совхоз «Аксайский», молодое хозяйство, которому от роду было шесть лет.

Образовался «Аксайский» в 1986 году, выделившись из совхоза «Выпасной». Тогда на хуторе было восемьсот жителей и один телефон. Через шесть лет число жителей и работников выросло вдвое. Совхоз «Аксайский» имел 21 тысячу гектаров пашни, 400 коров, 27 тысяч овец. Молока сдавали до 800 тонн, мяса до 600 тонн, шерсти 800 центнеров, хлеба (в 1991 году) 15 920 тонн.

Как всякое молодое хозяйство, «Аксайский» с помощью государства энергично развивался. Было построено очень много. Производственные помещения: гараж на пятьдесят автомобилей с машинным двором, машинно-тракторная мастерская с теплой стоянкой на двадцать пять тракторов, стройчасть с пилорамой, складами, газовый склад с хозяйством, крытый ток, два зерносклада, восемь кошар с жильем для чабанов (там проводили областные семинары, показывая, как нужно обустраивать овцеводческие «точки»), нефтебаза, птичник и даже перерабатывающий комплекс с полным циклом – от забоя овцы до производства колбасы, мясокостной муки, выделки овчин и пошива шубных изделий. Это для работы. А для людей, для жизни было построено пятьдесят квартир, два больших магазина (500 кв. м полезной площади), пекарня с кулинарией – там делали и мороженое, столовая по улучшенному проекту на 360 кв. м. Дом быта (250 кв. м) с парикмахерской, швейным цехом, ремонтом телевизоров и прочей техники. Школьный интернат. Медицинский профилакторий с детским и зубоврачебным кабинетами, лечебными ваннами, душами, физиотерапией. Построили, закупили оборудование, но не успели ввести в строй. Подвели под крышу детский комбинат на сто сорок детей. Старый, на пятьдесят, стал тесен. Заложили новую баню с бассейном, сауной, кафе. Поставили АТС на сто абонентов. Детей в школу с хуторов и чабанских точек возили на автобусе.

Все, что было, не сразу и припомнишь. Тир, например. И более важное: рушилка для гречки и проса, давильня, чтобы свое масло иметь. Сепаратор, чтобы принимать от людей молоко и сразу его перегонять.

Понимаю, что скучновато этот список читать: детсад да баня… рушилка. Но все это – хуторская жизнь, цену которой можно понять, лишь потеряв нажитое. Все это было. Нынче, в январе 1994-го, станем считать, что нашли, что потеряли в Попереченском за год, прожитый по-новому.

Животноводство бывшего совхоза практически ликвидировано. Коров раздали по дворам, пустили «под нож». Из 27 тысяч овец наберется ли теперь тысяча-другая? Большая часть их передохла, пока шел дележ. Остатки – «под нож». Что говорить об овцах, если из восьми новых капитальных кошар, которыми на всю область гордились, шесть уже уничтожены. Все равно пропадать, растянут. Говорят, что и железобетонные балки уже в ход пошли. Увозят.

Владимир Сергеевич Николаев, председатель первого в хуторе товарищества под названием «Степь», сказал ясно: «Животноводство экономически не выгодно. Поэтому его и нет. Вся наша область и Ростовская овцу потеряли. Если шерсть не берут, зачем овца?»

Николаев, повторюсь, бывший главный агроном. Дело в его товариществе идет неплохо. В 1993 году 1700 гектаров «озимки» дали в среднем по 37,5 центнера. Подсчитали, что у каждого работника годовой заработок около 7 миллионов рублей. Правда, получили пока от государства лишь половину. Но купили почти два десятка новых «Жигулей». Об этом знает весь район. И если нынешней зимой распадется еще один котельниковский колхоз, то один из главных доводов будет: «Двадцать “Жигулей” люди купили!»

Владимир Сергеевич молод, по виду энергичен, хвалят его как агронома. Своим нынешним положением он доволен.

– Производительность труда, дисциплина несравнимо выше, чем в совхозе, – говорит он. – Из сорока пяти человек у нас двое управленцев: бухгалтер и я. На мне банк, элеватор, запчасти, горючее и электричество. Имею диплом, допуск. За тем, кто как работает, я не слежу, никого не подгоняю. У нас рабочий день стоит тридцать тысяч рублей. Люди сами понимают и друг за другом глядят. Троих мы выгнали за пьянку. От желающих к нам прийти отбоя нет. Но мы никого не берем, только детей членов нашего товарищества. Народ у нас и так лишний. Мало земли. Можно бы десять-двенадцать человек убрать. Но куда им деваться? Пусть работают. Есть у нас пенсионеры. На доход с земли они права не имеют. Но мы им выделили нынче по шесть-восемь тонн зерна, по двести пятьдесят тюков сена, соломы – по потребности, муки привезли, гречки. Они довольны. То, что совхоз разделился, хорошо. Но государство должно понимать: это первый шаг. Поделили. Кто-то работает, у других – земля в бурьяне. Нужен высокий налог на землю. Тогда будет невыгодно зря держать ее. Неумелые и лодыри землю продадут нам, настоящим работникам. Мы ее купим. У нас земли сейчас мало. И конечно, нужны честные отношения. Мы продали государству зерно в августе, сейчас – январь. Где наши деньги? За полгода от каждой тысячи осталось сто пятьдесят рублей, остальные съела инфляция. И сколько еще съест? Мы ремонт не можем вести, нет запчастей. Нам сепараторы нужны для очистки семян. Где наши деньги? А если по-честному, то работать можно. И легче стало. Люди зимой отдыхают. Нагрузки не очень большие. Получается труд в удовольствие.

Еще один собеседник: Иван Владимирович Коротков, бывший главный инженер совхоза, ныне председатель товарищества «Искра». Говорят, что окончательно развалил совхоз именно он. Не все хотели уходить. На том, последнем, собрании Иван Владимирович выступил резко и четко: «Расходиться!». Прежде ушел главный агроном, теперь – главный инженер, люди молодые, грамотные. Не зря уходят… Позиция И. В. Короткова оказалась решающей. Собрание большинством проголосовало за раздел совхоза.

Прошел год. В «Искре» у Короткова двадцать работников, 1500 гектаров пашни. При разделе получили тракторы и комбайны, на которых работают. Свою долю крупного рогатого скота сдали на мясокомбинат. Овец досталось две отары. Большинство из них пало. «Животноводство не выгодно» – тот же вывод, что и у Николаева. Во-первых, оно убыточно, во-вторых, вяжет руки. Когда я говорил с молодыми механизаторами из «Искры», они сказали: «Работать сейчас проще. Раньше всю зиму на скотину работаешь: корма, навоз. Теперь ее нет. Стало гораздо легче».

«Производственная дисциплина теперь намного выше, – говорит Коротков. – На севе ли, на пахоте, на ремонте. – И заработок был бы сносный, если бы государство не обмануло. Мы ведь, как люди честные, девятьсот тонн хлеба сдали. А денег нет».