Кукушонок

— Поздно нести эту латинскую околесицу, — сказал Патрик, — ребенок уже родился.

— Франсуаза этим гордится, ведь именно она отговорила Биргит от аборта.

— Через десять дней возвращается Мануэль, правда, приедет он поздно вечером, — сказал Патрик и, погруженный в свои мысли, посмотрел на часы. — Конечно, ему захочется о многом рассказать, а потом непременно навестить свою Сару или Юлиана. Как ты считаешь, не лучше ли будет, если мы пропустим день его приезда и потом дадим ему выспаться?

— Вообще-то, это твое дело, — сказала я.

— Аня, мне бы хотелось, чтобы ты присутствовала при этом неприятном разговоре, — попросил он. — У меня такие чувство, что в противном случае я все сделаю неправильно.

— Радость моя, это не мой сын, кроме того, ты чуточку старше и опытнее меня. Но если ты непременно хочешь, я сяду в уголке как беспристрастный свидетель и буду слушать. Если прольется кровь, я принесу перевязочный материал.

— Или, может, попросить о помощи какого-нибудь психолога?

— А лучше сразу до кучи еще пастора и Пижона!

Видимо, наш разговор стал слишком громким, мы оба нервничали, и Виктор отозвался на это недовольными криками.

— Кстати, — поучающим тоном сказала я Патрику, — недавно у меня на родительском часе была одна школьница со своей матерью. И эта женщина прямо в присутствии дочери говорила о ее недостатках, в данном случае о лени. Ожидалось, что я буду поддакивать, чего я, разумеется, не сделала. Еще во время учебы я усвоила, что в присутствии детей нельзя их обсуждать. И вообще, никогда не следует воображать, будто они ничего не понимают, даже у самых маленьких хорошие антенны. Мы должны принимать во внимание Виктора, кажется, он моментально чует, когда в атмосфере возникает напряжение.

— Так точно, баба Аня, — сказал Патрик.

— Что это было, предложение руки и сердца, дедуля? — спросила я, и мы оба расхохотались.

Виктор прекратил свои жалобные вопли, посмотрел на одного и другого и закряхтел с облегчением. Я наморщила нос, поскольку его недовольство было скорее всего связано с пищеварением.

Каждое утро мы заглядываем в почтовый ящик, но в настоящий момент почта приходит нерегулярно, поскольку и у почтальонов сейчас тоже время летних отпусков. Хотя мы вообще-то знаем, что для новостей из лаборатории еще рановато, но все равно ждем с нетерпением. Ведь может быть и так, что наши подозрения совершенно беспочвенны, и вопрос о неведомом отце останется открытым.

На сей раз в ящике оказалось множество почтовых открыток: друзья и коллеги слали приветы из разных стран мира. Мануэль с матерью тоже выбрали открытку с видом их импозантного круизного корабля и добавили пару слов.

— У него даже почерк еще детский, — пролепетал Патрик и ждал, что я его поддержу.

— Нет, это скорее уже небрежные каракули взрослого, такие бывают у врачей, — возразила я. — Последнюю фразу я даже разобрать не могу.

— «Передайте привет моей маленькой Улитке», — прочитал вслух Патрик, качая головой. — Он имеет в виду свою подружку?

— Сара наверняка получает от него длинные любовные письма, — возразила я. — Ты называешь малыша Виктора в основном Медвежонком, а твой сын окрестил его Улиткой. Странно, что в виде ласкательных имен всегда используют животных.

— Лено была Мышка, — сказал Патрик.

Когда он вспоминал умершую дочку, в его голосе слышалась печаль. Новой Мышке в семье он, наверное, радовался бы больше, чем своему Медвежонку, надеялась я, а то, чего нет, еще ведь может случиться. Завтра я собиралась купить в аптеке тест, который — в виде исключения — на сей раз должен послужить не для выяснения отцовства.

— Пойду в парикмахерскую, отрежу свой конский хвост, — объявила я, поскольку надо было что-то изменить в жизни. — Может быть, короткая стрижка возвестит новое начало.

— Делай что считаешь нужным, — сказал Патрик, — а я снова отпущу волосы, для домохозяина коса — самое правильное. Согласна со мной?

Мне его слова показались пророческими. У Патрика почти на каждом пальце по кольцу, а я чураюсь броских украшений. Мы давно уже поменялись ролями — я зарабатываю деньги, он берет на себя заботы о домашнем хозяйстве и потомстве. Изадора тоже ежемесячно переводит свой взнос.

Тест на беременность оказался положительным, но я пока молчу как могила и не осмеливаюсь издавать вопли радости. Во-первых, этот промежуточный результат пока ненадежен, во-вторых, я хочу подождать, когда мы будем знать правду о происхождении Виктора.

Странным образом я испытывала жгучую потребность позвонить маме и поделиться новостью, но вдруг пару недель спустя мне придется ее разочаровать? И все равно в какой-то момент я не выдержала.

— Мама, у меня новость, — начала я.

— Ты беременна, — ответила она.

Я была настолько озадачена ее ответом, что онемела от неожиданности.

— Я слышу это по твоему голосу, — объяснила она, — но наверняка еще рано, чтобы передавать эту радостную весть тете Нелли. А что думает на этот счет Патрик?

— Он не знает, — сказала я, — у врача я пока еще не была. Но мне необходимо было поговорить хоть с одной живой душой…

— И эта душа — твоя мать, — торжественно возвестила она. — Со дня твоего окончания школы ты не делала меня такой счастливой! Все мои подруги уже имеют внучат.

Затем она расплакалась, и я с ней попрощалась. Интересно, бросилась ли она тут же покупать игрушки или позволила себе бокал шампанского?

Мануэль уже вернулся, а письмо, которого мы так ждали, все не приходило. Разумеется, я знала, что лаборатории требуется больше времени, если им присылают другой материал, а не привычные ватные палочки. Это и дороже, но мне по карману. Патрик встретил сына на вокзале, я тем временем накрыла стол и меняла Виктору подгузник.

Поезд, кажется, прибыл вовремя — Патрик с Мануэлем выгрузили из машины багаж и подходили к двери дома. Мальчик выглядел очень хорошо, окрепнув и загорев на морском воздухе. Я покинула свой наблюдательный пост, и Мануэль сердечно приветствовал меня.

— А где Улитка? — первым делом спросил он, побежал в гостиную и обнял малыша.

Патрик бросил в мою сторону многозначительный взгляд. Мы оба в два недреманых ока присматривались, нельзя ли сделать какие-то выводы из этой встречи. Затем мы собрались все вместе, включая Виктора-Августа-Медвежонка-Улитку, которого теперь уже можно было иногда сажать в высокий стульчик. Мы хлебали знаменитое морковное рагу Патрика и слушали, что нам рассказывал наш кругосветный путешественник.

— За нашим столом была одна женщина, которая за свою жизнь оставила позади себя больше морских миль, чем капитан, — рассказывал Мануэль. — Хм, да это в тысячу раз вкуснее, чем склизкие устрицы, которых мне навязывала Иза. К счастью, за первым же обедом я познакомился с хорошенькой девушкой, а то было бы ужасно boring^[16]. Мы с Кристиной были единственными школьниками на борту.

— Как часто маме приходилось выступать? — спросил Патрик.

— За все время четыре раза. Ночами никогда не было темно, — продолжал взахлеб рассказывать Мануэль. — В Рейкьявике мы купались в горячих источниках и…

— Кто «мы»? — спросила я.

— Моя подруга Кристина и я, — простодушно ответил Мануэль. Патрик снова бросил на меня многозначительный взгляд. Да его сын — просто Казанова! А что скажет на все это Сара? Мануэль болтал, уплетал за обе щеки, запивал красным вином, а на десерт хотел показать нам свою фотодобычу. Пока Патрик кормил своего Медвежонка из бутылочки, я убрала со стола, и Мануэль загрузил снимки своего круиза по северным странам в ноутбук отца.

Колонии морских птиц на острове Гримсей вгоняли нас в скуку не меньше десяти минут. Мануэль показывал нам трехпалых чаек, тупиков, береговых ласточек и буревестников. Но если ты сам не участвовал в поездке, гораздо интереснее разглядывать людей. Пассажиры были в возрасте моей мамы, а экипаж судна, напротив, молодой и динамичный. Наконец-то появилось фото, которого мы с таким напряжением ждали: рыжей девочки-подростка.