Брак по-эмигрантски

— У меня — клаустрофобия. Я не могу находиться в помещении без окон. И на метро, поэтому не езжу, и лифты не люблю.

— Ты никогда об этом не говорил!

— И сейчас больше говорить не хочу!

На следующий день я зашла к Марату на работу и, рассказав о причине отказа, предупредила его больше этот вопрос не поднимать.

Марат сделал большие глаза, пожал плечами и многозначительно покрутил пальцем у лба. Я безнадёжно развела руками. Вопрос о перемене работы был закрыт раз и навсегда.

В первых числах апреля на гастроли в Нью-Йорк приехал симфонический оркестр, в котором играл младший брат Гарика, Лёва. В субботу вечером они вместе с Басей приехали к нам в гости. Лёва с семьёй переехал в новый дом, и теперь он с удовольствием рассказывал нам о планировке, ремонте и интерьере. Бася жадно ловила каждое слово, предвкушая через месяц поехать и увидеть всё своими глазами.

— Вы понимаете, — почему-то ко мне обратилась Бася, — я хочу сделать сыну подарок на новоселье, пятьсот долларов. Так пусть Гарик выпишет Лёве чек, а я ему потом отдам наличными. Вы не возражаете?

— Гарик сам себе в деньгах хозяин! — удивилась я такой неожиданной Басиной щепетильности, а про себя подумала: «Какая разница кому дать наличные, Лёве или Гарику? А впрочем, какое мне дело? Сами разберутся!»

— Гарик, — встревожено продолжала Бася, — ты не забыл, что должен Лёве чек?

— Нет, мама! — резко ответил Гарик, не шевельнувшись.

Лёва увлечённо делился планами на гастроли. После Нью-Йорка была поездка в Европу с конечным пунктом в Швейцарии, куда должна была подъехать Лена, жена Лёвы, и отдохнуть там вместе с ним пару недель.

— Безобразие! — возмутилась Бася. — Купили дом, такие расходы! Зачем ей ехать в Европу?

— Но, мама, она очень тяжело весь год работала! Она устала! Трое детей! Новый дом забрал кучу энергии и сил! Ей нужен отпуск! — защищал жену Лёва.

— Что значит устала? У меня тоже было трое детей! Меня в Европу на отдых никто не возил! — И тут же, не переведя дух, — Гарик! Ты должен Лёве чек, ты не забыл?

— Мама! Не суйся не в своё дело! — хором закричали братья.

— Я никому ничего не должен и прошу мне не указывать! — взревел красный от гнева Гарик.

Лёва и Бася испуганно замолчали и с тревогой смотрели на Гарика.

— Вот как разговаривают с матерью! — обиженно проворчала Бася, со страхом косясь на сына.

Я тихонечко встала и выскользнула на кухню. На все эти дрязги у меня просто не было сил.

Прощаясь с Лёвой, я вынесла большую сумку с подарками от нас с Гариком Лёве, Лене и детям на новоселье. Лёва растроганно благодарил. Гарик вежливо улыбался. Он не имел ни малейшего понятия о подарках. Зато в книге учёта мне пришлось завести новую графу «подарки».

Чем ближе было пятнадцатое апреля, тем лихорадочнее Гарик говорил о таксах-налогах и своих расходах. Больше всего меня угнетало то, что долг Лишанским я отдавала по капле, а о многочисленных долгах Белке, превратившихся в результате в солидную сумму, я даже боялась думать.

Все вечера Гарик проводил за письменным столом, перебирая счета, ведомости и чеки.

— Гарик, — я погладила мужа по голове, — может быть, ты можешь что-нибудь выкроить для Лишанских?

— У меня нет денег! — сухо бросил через плечо Гарик и опять углубился в свои расчёты.

— Ну, как же быть? Ведь уже апрель!

— Вот именно, апрель! — в раздражении повернулся ко мне Гарик. — Когда ты по воскресеньям любишь кататься на машине на Брайтон, ты не думаешь, что надо отдать долги Лишанским! А ведь машина жрёт бензин, а бензин стоит денег!

— Это не Атлантик-сити, до Брайтона десять минут езды! Постыдился бы меня упрекать!

— У меня нет денег! — повторил Гарик, всем своим видом давая понять, что обсуждать больше нечего.

Вечер пятнадцатого апреля Гарик провёл на телефоне в разговорах со своим поверенным, который считал ему налоги и заполнял налоговые формы. Я устала и легла спать. Сквозь дремоту до меня доходили какие-то обрывки разговора с непонятными словами о вычетах и возвратах.

Когда Гарик, наконец, лёг рядом, я открыла глаза. Была половина двенадцатого ночи.

— Всё? — сонно спросила я.

— Всё, — без радости в голосе отозвался Гарик. Он лежал, запрокинув руку за голову, уставившись в потолок.

— Слава Богу! Поздравляю! Отдыхай!

— Не представляю себе, чем я заплачу пятнадцатого июля? — с тоской в голосе спросил Гарик.

Мой сон моментально пропал.

— Слушай! — Я резко села. — Сейчас полдвенадцатого! До конца пятнадцатого апреля ещё целых 30 минут! Я имею право хотя бы полчаса не слышать о проклятых налогах? Полчаса я могу пожить спокойно? Больше я не прошу! Утром заведёшь свою шарманку про пятнадцатое июля!

Гарик тут же повернулся ко мне спиной и натянул одеяло на голову.

— Что и требовалось доказать! — Я бухнулась на подушку и рванула на себя свой край одеяла.

Гарик, как всегда в таких случаях, затаился и не подавал признаков жизни.

ДОЧКА

Младшего брата Гарика я видела дважды. Первый раз, когда он приезжал к маме на свадьбу, и второй раз, когда он пришёл с Басей к нам в гости. Чем больше я смотрела на него и слушала, тем больше он мне был симпатичен. Когда племянник Гарика рассказывал мне о семейной ссоре, длившейся три года, якобы по вине Гарика, я думала, что это надо ещё проверить! Конечно, сынок заступается за папу, а все его выступления, типа мой дядя — параноик, результат родительских разговоров. Но, узнав Лёву поближе, я поняла, что его сын прав. Виною всему был невыносимо сумасбродный характер нашего припадочного Гарика. Теперь я хорошо себе представляла, как этот злыдень мог выгнать семью брата с маленьким ребёнком на улицу и три года не разговаривать! Почему только три? Наш Гарик спокойно мог бы играть в молчанку до конца своих дней!

Как всегда, после колледжа, чтобы не идти домой, я пошла к Светке. С мамой мы, в основном, общались по телефону. Я позвонила домой.

— Мам, ты только не волнуйся, я к Светке зашла. Знаешь, у меня проблема. Работу обещали только в конце мая. Я боюсь, что заплатить за следующий семестр мне будет нечем.

— Ничего, — успокоила меня мама, — я ведь замуж вышла только в конце декабря. Весь год ты была у меня на иждивении, и я, как пишут в налоговой декларации, была главой семьи. Мне вернут деньги за налоги, которые я переплатила, и я заплачу за твою учёбу.

— А Гарик?

— Что Гарик? Он и не узнает! Мы ему не скажем. Да и какое он к этим деньгам имеет отношение? В этом году — я ему жена, а в прошлом — я была только твоя мама. Не волнуйся, доченька! Прорвёмся!

— Спасибо, Мамуленька!

Я повесила трубку.

— Мать у тебя классная, — сказала Светка, — а отчим — говно!

— Какой он мне отчим? — засмеялась я. — Он мне никто, мамин муж и не больше! И вообще, он и по жизни — никто, тень от человека! А мама у меня и вправду мировая!

МАМА

В конце апреля — мой день рождения. У меня в Ленинграле был приятель, который в этот день из года в год поднимал один и тот же тост: «Выпьем за человека, который всегда справляет свой день рождения!» Этот человек — я. Новый год и день рождения я люблю отмечать шумно и празднично, задолго к ним готовлюсь, тщательно обдумывая программу.

В этот раз я нашла симпатичный французский ресторанчик-галерею, где на стенах висели картины современных художников. Вместо оркестра стоял рояль, и на нём играл старичок-пианист из России, поэтому репертуар был хорошо знаком — старые советские песни из кинофильмов, которые своей певучестью американцам ласкают уставший от поп-арта слух, а нам, эмигрантам, греют душу.

Самым лучшим подарком в этом году был приезд из Ленинграда моей старинной институтской подружки Машки, родственники которой по счастливому совпадению жили в соседнем от меня доме.

Бася, моя мама, дочка, Гарик и я приехали в ресторан чуть раньше, встречать гостей. Официанты накрывали наш стол, а мы сели в красивом холле, украшенном картинами и большими вазами с цветами. Вдруг Гарик вспомнил, что забыл купить сигареты, и выскочил на улицу. Прошло минут двадцать. Первыми приехали мой брат с женой, потом Машка, которая сразу нашла с Басей общих знакомых по Ленинграду, и они с удовольствием болтали, обсуждая последние новости.