Новый Мир ( № 3 2006)
Новый Мир ( № 3 2006) читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Восход солнца пробирается в чащу теплыми струями. Пробуждаются перекличкой птицы. Нежная шелуха бересты шевелится вверху, светясь. Дятел оглушает дробью.
Несколько часов он бродит по лесу, ввязывается в буреломы, идет по высокому берегу лесной речки, всматривается вниз, в завалы, навороченные половодьем. На пригорках останавливается, вынимает из нагрудного кармана театральный бинокль, медленно поворачивается вокруг оси.
Собака давно перестала искать, покорно идет рядом, лишь изредка отвлекаясь — то на белку, то на муравейник, после которого чихает, бьет себе лапой по морде, облизывает нос.
Участковый выходит к Оке. Здесь светло, блики жарко гладят щеку, жалят глаза. Высокий лесистый берег далеко разворачивает могучее движение взгляда.
Раскрывает планшет, ставит на карте метки, очерчивает район поиска.
Еще раз просматривает заявление, поручение, набрасывает отчет.
Собака зашла в воду и скачками преследует лягушку.
Сержант закуривает. Сегодня у него день рождения. Мать напекла пирогов. Вечером он зайдет к Ирке и приведет ее к матери. В сарае у него стоит на кирпичах лодка. На дно навалено сено. И вот они выпьют, закусят пирогами, попьют чаю с тортом. Он пойдет провожать Ирку. Заведет в сарай. Предложит покататься на лодке.
Собака подбегает и, отряхиваясь, осыпает брызгами.
Сержант морщится от резкого запаха псины и двигает коленом по морде.
Он вспоминает дело об ограблении Дубинской церкви. Еще один “висяк”. Всего-то пять икон бичи вынесли. Дешевые иконы. Оклады — латунь. Надо навестить пункт сбора цветного металла. Поинтересоваться у Савельича.
Ранней весной в карьер спускается на охотничьих лыжах бородатый человек в спортивной куртке, в сильных очках, с рюкзачком, к которому приторочено кайло.
Речка ярится полой водой. Бурлит. Обваливает берег. Человек оглядывается на лес, в котором что-то плещется, сыплется, ухает.
Человек тщательно изучает разлом, оставленный дробилкой. Он откалывает породу, подсовывает под толстенное стекло очков, некоторые сколы укладывает в рюкзачок.
Ослепительное безмолвие простирается за его спиной.
В конце марта, еще снег не сошел, вокруг одного из вагончиков стали нарастать один за другим несколько муравейников. Рыжие муравьи работали с напористой безостановочностью. Крупнозернистый снег таял, стекленел, сверкая, щелкая на солнце, муравьи скользили, срывались с льдинок. Лужицы, потеки преодолевались по веточкам, сонные мотыльки на них, тащимые тяжеловесами, дрожали, качались парусами, — и через неделю пять высоких правильных конуса равноудаленно стояли близ вагончика, описывая вокруг него многоугольник.
В течение всего лета больше никто не появлялся в этой местности.
Жена капитана родила мальчика.
Муравейники простояли еще несколько лет.
Река текла.
Понтонный мост закрылся.
Понтоны вытащили на берег, разрезали, разобрали на металлолом.
Буксир перегнали в К.
Карьер заполнился водой.
Мостик снесло в одно из половодий.
Муравейники один за другим растаяли в течение лета.
Скелет, раскинутый на лежанке, побелел.
Линии ног, рук, шеи указывали на вершины исчезнувшего пятиугольника.
Твой предел озирая
Корин Григорий Александрович родился в городе Радомышле (на Житомирщине) в 1926 году. Автор нескольких лирических сборников. Живет в Москве. “Его стихи — одна пронзительная и очень беспощадная исповедь” (Б. Окуджава).
Сердечно поздравляем поэта с восьмидесятилетием.
* *
*
Молитва — не стихотворенье.
В ней дышит новью повторенье.
И каждый раз она нова,
В ней Дух Святой, а не слова.
Молитвы
Я просыпался рано.
Из соседских открытых дверей
доносилась молитва Корана.
А за балконной перегородкой
стоял мой дед
и бормотал свой Ветхий Завет,
и две молитвы не мешали друг другу,
и в окне проступал Божий свет,
и гладил дед мою руку.
Давно блаженного детства нет,
навеки утрачен его секрет,
и, вкушая житейскую муку,
я понял,
о чем молился мой дед
и о чем молился его сосед
на заре, оглашая округу.
Давно мой дед
и его сосед
отдали Богу души,
ушли старики, и молчит рассвет,
чахнет море, коробит сушу.
И в каждом сне моем смутен дед
и вокруг озирается странно,
будто он не читал
в двух шагах от Корана,
припадая на коврик,
Ветхий Завет.
* *
*
Хочется в доме отцовском
Голос отцовский вернуть,
Хочется к стареньким доскам
Отчего дома прильнуть.
Хочется ясного слова,
Хочется жизни другой,
Хочется неба другого,
Господи, бред-то какой.
* *
*
Я столько твоим дорогам трубил,
И столько тебе славословий сложил,
И столько потратил слез и чернил,
И столько себя в этот год хоронил, —
Что больше мне негде себя схоронить
И негде бумажные горы хранить,
И слез больше нету, чтоб слезы пролить,
И нету трубы, чтоб тебе протрубить.
* *
*
Что ей вести эти,
Хоть бы шли из рая...
С чем жила на свете,
С тем и помирает.
В стареньком чулане
Дочкиной дачи
С верными чулками
Из шерсти собачьей,
С твердой верой в Сталина,
Никакой другой, —
Бабка преставилась
В тот выходной.
С чем жила на свете,
С тем и померла.
Прожила — столетье,
Второе — не смогла.
* *
*
И явился ему Господь у дубравы Мемре,
когда он сидел при входе в шатер свой.
Быт. 18: 1 .
— Авраам, Авраам!
Кто гостил у тебя?
То не дети ли Рая
Среди белого дня?
Не докличешься ныне,
Был о чем разговор...
За песками пустыни
Вечный слышится спор.
Но о чем он, не ясно —
И три тысячи лет,
Нет да нет, кто-то властно
Гасит вдруг белый свет.
— Авраам, Авраам!
Кто гостил у тебя,
Твой предел озирая
И свой путь торопя.
И без них было трудно,
Да и с ними беда.
Мир не мир. Все подсудно,
Даже в небе звезда.
* *
*
Небо, как я, одиноко.
Берег морской одинок.
Солнца закатное око
Словно присыпал песок.
Красное яблоко слезно
Смотрит вокруг из воды,
И в предвечерии росном
Вижу я чьи-то следы.
С берега — прямо по морю —
И не сольются они.
Боже! Волнению вторю —