Пять лет повиновения

Слово из пяти заглавных букв легко выпрыгнуло из ее ручки и легло на страницу, как будто кровь по капельке вылилась из раны. Она и правда словно истекала кровью, так глубоко и безнадежно была изранена и горела болью. Ручка выпала из вдруг онемевшей и обессилевшей руки, по подбородку снова стекала слюна, налитые кровью глаза прочли приказ: «УБИТЬ». Схватила корзину и бросилась вон из дому.

Взяла пенсию за две недели вперед — таков был обычный порядок предпраздничных выплат. Этих денег только-только хватило бы на житье, но она чувствовала, что они ей больше не понадобятся. Ярость гнала ее в «Петунью».

На углу поймала такси. Села, устроившись на мягком сиденье сзади, как и было предписано правилами. Впервые за последнее время можно было откинуться на надежную спинку кресла, но за всю жизнь она так и не научилась ездить в такси, к тому же злость, закручивавшая в тугой клубок все внутренности, не давала ей расслабиться. Сидела сжавшись на краешке сиденья, обливаясь холодным потом и без конца вытирая слюну с подбородка. Смотрела в окно бессмысленным, невидящим взглядом. Такси неслось по пустому городу, будто пытаясь угнаться за стремительно росшей внутри неистовой яростью. Машина остановилась у ворот «Петуньи». Ноги еле держали и почти не чувствовали под собой земли. Тело раскачивалось из стороны в сторону. Сделала еще одно усилие. Вошла в ворота.

Садовник пропалывал цветники. Приблизившись к нему и не останавливаясь, прокричала:

— Миссис Воттс?

— Дальше, в пристройке, — ответил он, не поднимая головы от тяпки, только махнув рукой в нужном направлении. Чуть прибавила шаг и прошла прямо по газонам.

Дверь в пристройку открыта. Вокруг никого. Не мешкая пошла по длинному коридору, выкрикивая:

— Миссис Воттс?

Никто не отозвался. Повернула и пошла по противоположной стороне прямоугольного коридора, продолжая заунывно звать. Впереди открылась одна из дверей. Оттуда высунулась голова пожилой женщины. Обрадованная неожиданному посетителю, она радостно улыбалась и ждала, пока мисс Хоукинс подойдет к ней поближе.

— Вы кого-то ищете? — спросила она, хотя здесь вряд ли можно было увидеть праздно слонявшегося прохожего.

— Миссис Воттс, — ясно и четко повторила мисс Хоукинс.

— Ее нет, я точно знаю. Думаю, она еще не вернулась. Но сейчас посмотрю. Может, вы пока подождете в моей комнате?

Мисс Хоукинс совершенно не была готова к обмену любезностями, но ей нужно было немного отдохнуть и ослабить напряжение дрожавших конечностей. Остановиться хоть ненадолго требовал и ее мокрый от слюны подбородок. Вошла в открытую дверь и села в предложенное кресло.

— Я сейчас вернусь. Туда и обратно, — улыбалась миссис Винтерс.

Она отсутствовала совсем недолго, но вполне достаточно для того, чтобы мисс Хоукинс успела заметить большую групповую фотографию в раме на столике. Достаточно, чтобы увидеть бледные, несчастливые лица, достаточно, чтобы смутные воспоминания и догадки зашевелились в спутавшемся сознании. Миссис Винтерс уже стояла в дверях.

— Если хотите, вы можете подождать ее здесь, у меня, — предложила она и села на кровать.

Мисс Хоукинс всматривалась в незнакомое лицо:

— Как вас зовут?

— Миссис Винтерс.

Ничего не отозвалось в памяти на это имя. Мисс Хоукинс снова посмотрела на фотографию. К горлу подступила тошнота…

— Где миссис Воттс?

— О, у нее сегодня большой праздник. Она на свадьбе у сына, он женится. Меня тоже звали, но я неважно себя почувствовала. Его зовут Брайан. Очаровательный мужчина.

Смысл слов не сразу дошел до мисс Хоукинс, потому что она, к своему ужасу, вдруг узнала… Снова посмотрела на фотографию. Взяла ее в руки, чтобы разглядеть поближе. В переднем ряду увидела себя с тоненькой косичкой, рядом стояла бедная Моррис, еще живая…

— Мои бедные сиротки, — раздалось с кровати.

— Женится? — спросила мисс Хоукинс очень, очень ласково.

— Да. На чудесной женщине. Кажется, ее зовут Виолетта. Миссис Воттс так идет новый капор.

Очень медленно вынула шарф из корзины. Смотрела, как он струится и ползет между ее пальцами, выбирая подходящий цвет для бьющейся в горле обжигающей желчи. Вот где-то в середине нужные тридцать сантиметров оливкового. Медленно подошла к кровати и, словно собираясь обнять старуху, набросила на негнущуюся, накрахмаленную шею матроны оливковую зелень. Обернула вокруг еще раз. Медленно и сильно потянула за концы. И смотрела в ничего не понимавшие, вылезавшие из орбит глаза, на надувшуюся на лбу вену и вывалившийся язык. Все точно так же… Как бедная Моррис. Странное спокойствие опустилось на мисс Хоукинс. Чуть подтолкнула матрону к подушкам, рука матроны ударила по целлофановой Деве Марии. Зашипела не ко времени мелодия «Тихой Ночи», неровным перезвоном возвещая миру о смерти.

Долго вглядывалась в ужасное лицо, надувшуюся шею, заполнившую шарф. Поразительно: хватило двух метров простой вязки, чтобы покончить со всеми детскими кошмарами и изломанной жизнью. Мисс Хоукинс аккуратно вытащила спицы из обоих концов верного змея и петлю за петлей выпустила его на волю. Пустые спицы положила аккуратно по обеим сторонам от головы матроны. Ей нравилась симметрия. Матрона наверняка тоже осталась бы довольна и похвалила хорошую девочку. Взяла пустую корзину и ушла.

На кухне открыла дневник и спокойно отметила его финальный и главный приказ. Дожидавшаяся на странице своего часа фиалка высохла совсем и почти растворилась в тягостной неволе, превратившись в хрупкое, сухое кружево. Вытащила Моуриса из-под кровати, принесла в гостиную и села на пол, держа его перед собой.

— Моурис, я невиновна.

Придвинулась к нему поближе и стала ждать, когда за ней придут и все решат за нее.