Моё большое маленькое Я

Вчера я прижался щекой к животу Франчески и стал прислушиваться к малейшему движению внутри нее. Пока я нашептывал разные слова, надеясь, что изнутри меня услышит Аличе, Франческа нежно перебирала мои волосы. На мгновение я тоже почувствовал себя ребенком. Я ощущал себя совсем маленьким по сравнению с ней. Она гладила меня по голове так же, как в детстве это делала моя мать. Я полностью отдался своим ощущениям. Когда на прошлой неделе Франческа расплакалась, я обнял ее и ласково погладил по лицу. В ту минуту она выглядела такой маленькой и слабой, что казалась моей дочкой. Иногда, когда она смеется, она похожа на девочку, иногда на взрослую женщину. Возраст женщины можно определить, только присматриваясь к ее многочисленным изменениям. Она никогда не бывает одной и той же.

В женщине мы видим не сумму лет, а совокупность мгновений. Красота Франчески, так же как и жизнь, может меняться совершенно неожиданно. Иногда легкое движение, улыбка, ласковое слово усиливают ее неотразимость. Она приходит нежданно-негаданно, как летняя гроза или солнечный день в холодную зиму. Это чистая импровизация. Отрывок из джазовой композиции.

Прошло несколько месяцев после моего возвращения, когда мы вновь стали близки. Я знал, что мы поймем, когда для нас наступит тот самый час, и оба нашли в себе силы его дождаться. Он пробил не слишком рано и не слишком поздно. Честно говоря, я бы сделал это и раньше, но все-таки было вполне справедливо, что именно Франческа выбрала время.

Последняя ночь, которую мы провели в далеком прошлом, не оставила следа в нашей памяти. Это были бесчувственные, холодные, механические объятия. В них сквозило равнодушие. Мы уже надоели друг другу. Я припоминаю, что в тот последний раз, когда все уже закончилось, у меня появилось ощущение пустоты, одиночества и почти брезгливости.

И все же Франческа мне нравилась. Но прощальный поцелуй перед уходом раскрыл нам глаза. В нем уже не было чувства, наши губы, не раскрывшись, лишь едва соприкоснулись. Что хорошего в поцелуе, если пропало желание целоваться? Одно из самых приятных занятий в мире становится почти противным. Я думаю, что Франческа испытала то же самое чувство. Более того, я в этом уверен, потому что спустя несколько дней с обоюдного согласия мы расстались.

Но в тот день, когда мы снова отдались друг другу, все было совсем по-другому. Накануне вечером Франческа зашла ко мне поужинать, а потом мы вместе смотрели фильм. Мы сидели на диване, смотрели «Земляничную поляну» Ингмара Бергмана, и я, не говоря ни слова, протянул руку и погладил Франческу. Ее шелковистые волосы, бархатистую кожу руки, нежные, как лепестки, пальцы, белые и твердые, словно опал, ногти. Франческе временами нужны были теплота, внимание, ласка. Ей хотелось, чтобы ее пригрели, ей хотелось простой ласки без намека на сексуальные отношения. Где-то я прочел, что явилось настоящей причиной исчезновения динозавров. Динозавры вымерли, потому что их никто не ласкал. Надо надеяться, что мужчины не повторят этой глупой ошибки с женщинами.

В какой-то момент Франческа задремала. Сказались и усталость, и Бергман. Она прижалась ко мне, и мне было приятно ощущать тяжесть ее тела. Потом я разбудил ее.

Волосы у нее взъерошились, словно на голове разорвалась петарда. Франческа разделась и юркнула под одеяло. В ту ночь она ночевала у меня.

Мне не спалось, я пошел на кухню и сел писать. Той ночью я написал свое первое стихотворение, посвященное Франческе. Я не поэт, но эти слова я писал только для нее:

Она сказала, что стихи красивые и нравятся ей. Мне этого вполне достаточно.

На следующий день она снова ужинала у меня дома. Работа в книжном магазине отнимала у нее много времени, часто по выходным дням ей приходилось подрабатывать, поэтому я старался сделать так, чтобы она, закончив все свои дела, могла прийти ко мне на все готовое. К тому же мне нравится готовить.

Поужинав, мы снова, обнявшись, сели на диван. Франческа сказала, что она очень довольна тем, как идут ее дела, и призналась, что она чувствует, как ее просто переполняют жизненная сила, энергия, желание работать и приносить людям пользу. Потом она заплакала. Она плакала оттого, что ей было хорошо. А ее счастье и меня делало счастливым.

Ночь мы провели вместе. Казалось, что это случилось впервые. Будто раньше мы никогда не были близки. И мы такого на самом деле никогда не испытывали. Когда я прикасался к Франческе, я кончиками пальцев ощущал какую-то таинственную силу, которая притягивала меня к ней.

Слезы Франчески приоткрыли мне дверь в ее внутренний мир. Они были как струи водопада, за которыми скрывается вход в пещеру. Там я нашел новую Франческу. Я был первым мужчиной, который проник в это потайное место, скрытое даже от нее самой.

Все эти месяцы мы почти не расставались. Словно разойдясь с ней, я на самом деле сделал разбег, чтобы вернуться к ней и стать как можно ближе. Мы прошли в комнату, я раздел Франческу и уложил ее в постель. Я попросил ее закрыть глаза и взглядом охватил ее тело. Я медленно, не прикасаясь к ней, водил рукой над ее телом, от головы до кончиков пальцев ног. Руку я держал в нескольких сантиметрах от кожи Франчески, так чтобы она не ощущала моего прикосновения, но чувствовала тепло моей ладони. Сначала я проводил рукой над ее волосами, потом над лицом: вначале лоб, затем брови, глаза, нос, рот, подбородок. Не касаясь ее тела, я провел руку дальше, к шее, плечам, груди, животу, ногам, ступням. Я чувствовал, что Франческа ощущала ее тепло. Потом я начал ласкать Франческу. Я гладил ее тело, как опытный продавец проводит ладонью по дорогой ткани.

Я начал ее целовать. Я прикасался губами к ее телу, повторяя уже пройденный путь. Я хотел, чтобы все в ней замерло в ожидании. Радостного праздника. Огромного события.

Франческа лежала с закрытыми глазами. Ее дыхание, которое было ровным, теперь стало прерывистым, учащенным. Руки судорожно сжимали простыню. Неожиданно Франческа открыла глаза, и мы долго без слов смотрели друг на друга. Я опустился на нее и почувствовал жар ее кожи. Я погладил ее лоб, мы улыбнулись, затем я приложил пальцы к ее губам. Мне нравятся женские губы. Я люблю губы за их цвет, их рисунок, их нежность. Я люблю их, потому что женщины не позволяют прикасаться к ним, если говорят «я тебя ненавижу», и зовут слиться с ними, когда шепчут «я тебя люблю».

Прошла еще минута, и Франческа перестала себя сдерживать. Она оттолкнула меня, опрокинула на спину и стала осыпать меня поцелуями с головы до ног. Она целовала мою шею, потом плечи, грудь. Франческа целовала меня и скользила вдоль моего тела, ее волосы накрывали место поцелуя и, казалось, впитывали влагу ее губ. Мне чудилось, что эти поцелуи были бесшумными шагами приближающейся к алтарю страсти невесты, а волосы тянулись следом, как шлейф подвенечного платья.

Я проник в нее.

Мои движения были замедленны. Она лежала в моих объятиях, целиком отдавшись своим ощущениям. Нас связывали не только чувства, которые мы испытывали друг к другу, — наши тела тоже выражали свою симпатию. Я и Франческа прекрасно подходили друг другу.

С этой ночи наша сексуальность переросла в чувственность. Мы совсем по-другому стали заниматься любовью. Нам нравится, когда нас переполняет нежность, когда мы обмениваемся нежными поцелуями и бесконечными ласками, но нам также нравится, когда нас охватывает неутолимое жгучее влечение, — и мы набрасываемся друг на друга с такой страстью, что нежность возвращается к нам только тогда, когда наш пыл уже угас.